Читать книгу Время тлеть и время цвести. Том второй - Галина Тер-Микаэлян - Страница 10

Как сообщила пресса, «все проекты, представленные на рассмотрение жюри, получили высокую оценку специалистов». Участникам конкурса сообщили, что окончательные результаты будут объявлены через два дня после презентации последнего проекта.

В соответствии с графиком проект «Умудия холдинг» был представлен жюри в предпоследний день конкурса. Безукоризненно следуя регламенту, докладчики – депутат господин Воскобейников, глава «Умудия холдинг» госпожа Шумилова и президент дочерней компании «Умудия Даймонд» господин Ючкин – уложились ровно в два часа, с одиннадцати утра до часу дня.

К пяти часам все трое, усталые и возбужденные, собрались в кабинете номера Андрея Пантелеймоновича и ожидали первых сведений из сугубо конфиденциальных источников.

– Не стоит так волноваться, Лиля, – говорил Воскобейников метавшейся из угла в угол Лилиане, – Гордеев, думаю, приедет не раньше шести, и ты пока имеешь возможность выпить кофе и закусить. Кстати, у меня для тебя есть довольно приятная информация.

Он не сообщил ей с утра о ночном звонке Виктории, чтобы не выбить из колеи перед докладом. В другое время Лилиану бы до крайности заинтриговали его слова, но теперь она была столь перевозбуждена, что никак не отреагировала – лишь равнодушно махнула рукой и бросилась в кресло.

– Ты прав, дядя Андрей, нужно закусить. Позвони, попроси чего-нибудь принести в номер.

– Я считаю, что по оригинальности замысла и по грамотности исполнения наш проект стоит намного выше, чем у этих парней из Торонто, – горячился Ючкин, – а уж если говорить о сенегальцах, то просто смешно! Так почему же такая необъективность, почему им две первых премии? Еще не объявлены результаты, а они уже чуть ли не поздравления принимают!

– Ты что, ребенок? Не соображаешь? Спустись с небес! – сердито стукнув по столу, прикрикнула на него Лиля, но, увидев обиженно поджатые губы своего сибирского партнера, тут же взяла себя в руки. – Извини, Игнатий, я сегодня переволновалась, совсем собой не владею. Так вот, относительно первых двух премий Капри решил априори, и не стоит эту тему раскручивать. Но сегодня мы были на высоте, поэтому у нас есть возможность склонить кое-кого из жюри в нашу пользу. Будем надеяться на третью премию – это тоже неплохо.

– Не стоит говорить лишнего, господа, – поспешно заметил Воскобейников, – электронный защитник – это хорошо, но в этом отеле могут быть также живые глаза и уши.

В кабинет, постучав, вошел его секретарь Белецкий и торопливо доложил:

– Андрей Пантелеймонович, приехал Гордеев.

– Да-да, пусть поскорее заходит.

Лицо вошедшего Феликса было непроницаемым. Подождав, пока за Белецким закроется дверь, он опустился в тяжело скрипнувшее кресло и, не говоря ни слова, положил на стол три экземпляра последнего выпуска вечерней газеты. К ним немедленно потянулись три пары рук, и Андрей Пантелеймонович оцепенел, увидев фотографии на первой странице – Настя возле отеля прощается за руку с неизвестным пареньком, Настя сидит с ним на веранде, Настя вылезает из машины, а все тот же паренек придерживает перед ней дверцу.

– Что… что это значит? – язык плохо ему повиновался.

Ючкин уронил газету на стол и с испугом посмотрел на Гордеева, Лилиана швырнула свой экземпляр на пол, и лицо ее пошло красными пятнами.

– Эта дрянь… что она опять натворила? – сдавленным голосом спросила она.

Феликс слегка наклонился вперед и запыхтел сильнее обычного.

– Я вам скажу, – каждое его слово сопровождалось посвистыванием, – это значит, что наша девочка затянула нас в крупную дыру, которую мы даже со всеми нашими связями не сможем заткнуть. Ах, да, вы же не читаете по-французски. Но имя вы ведь можете разобрать и прочитать? Да-да, этот паренек – Дональд Капри, сын нашего предполагаемого спонсора Бертрама. Газета пишет, что сын миллиардера выказывает знаки внимания дочери одного из участников конкурса. В связи с этим репортер гадает, насколько данное обстоятельство может повлиять на объективность жюри.

Воскобейников отбросил газету в сторону.

– Я не понимаю, как вы до сих пор могли этого не знать, – гневно произнес он, – почему мне никто ни о чем не сообщил? Как вообще Настя могла встречаться с этим мальчишкой, если она целые дни сидит в номере и решает задачи? Вы уверены, что это не монтаж и не провокация?

– Увы, – тяжело вздохнул Феликс, – мы проверили. К сожалению, мы не считали нужным здесь, в Швейцарии, устанавливать за ней наблюдение, а у старика Капри, видно, хорошая внутренняя полиция. К тому же, он владеет ситуацией – ему, как я думаю, давно все было известно, но газетам разрешили опубликовать материал только сейчас, после презентации нашего проекта. Старик ярый русофоб и с удовольствием продемонстрирует объективность – не в нашу пользу, разумеется. Хотя еще час назад третья премия уже фактически была нашей. Я как раз сейчас получил об этом последнюю конфиденциальную информацию.

Игнатий Ючкин, с любопытством разглядывающий газету, поднял голову и удивленно сказал:

– Не понимаю, почему? Если Капри знал об их дружбе, то давно мог положить ей конец – если ему это так сильно не нравилось. Это ведь обычная дружба между молодыми людьми, ничего компрометирующего Настю. Посмотрите, они лишь на одной фотографии приблизили головы и что-то рассматривают. Думаю, что поцелуйся они хоть раз, репортеры бы немедленно это запечатлели.

Гордеев печально покачал головой.

– Старик не любит, когда кто-то приближается к его сыну. Мне только полчаса назад, после моего запроса, передали сугубо конфиденциальную информацию по этому поводу: Дональд Капри страдает тяжелым психическим заболеванием, и отец всячески старается изолировать его от общества, чтобы избежать слухов. Возможно, Бертрам Капри полагает, что это знакомство – запланированная провокация с нашей стороны с целью шантажа, желание таким образом оказать давление на него и на жюри, а шантажа он органически не переваривает. Весной этого года его уже пытались шантажировать – каким-то образом произошла утечка информации о здоровье Дональда, и некто, грозя предать гласности эти данные, пытался выманить у старика крупную сумму денег. Однако Капри моментально овладел ситуацией и сумел прижать шантажистов к ногтю – газета, в которой находился материал для публикации, была закрыта, а редактора ее оштрафовали на крупную сумму. Все это было провернуто буквально в течение дня, а через неделю слухи стихли, и больше на эту тему никто и заикнуться не смел.

– Если данная провокация была устроена намерено, – медленно проговорил Андрей Пантелеймонович, – то это только ваша недоработка, Феликс. Ваша и ваших людей.

Лилиана даже взвизгнула:

– Нет, это все она! Без ее участия они бы ничего не устроили! Надо выяснить, как она это сделала!

– Выясняйте, – угрюмо буркнул Феликс, – мы сделали все, что могли.

Лилиана вновь забегала по кабинету, сжимая пальцами виски.

– Надо дать опровержение в прессу. Дядя Андрей, ты должен дать интервью.

Воскобейников равнодушно пожал плечами.

– Думаю, теперь для нас это уже большого значения не имеет, – холодно ответил он, – но выяснить, конечно, в любом случае надо.

Пять минут спустя в кабинет, протирая глаза, поспешно вошла заспанная Настя. В этот день она с Дональдом не виделась, потому что Инга весь день оставалась в отеле. С самого обеда девочка прилежно корпела над задачами по физике. Когда Белецкий постучал к ней в комнату, чтобы пригласить к отцу, она сладко дремала за столом, положив голову на задачник, – пять задач уже были решены, а перед тем, как приступать к шестой, ей захотелось дать себе небольшую передышку.

– Да, папа, что такое? – Настя растерялась, увидев устремленные на нее со всех сторон недобрые взгляды.

– Садись, – холодно ответил отец, и положил перед ней газету, – это что такое?

Никто больше не произнес ни единого слова. Настя присела на краешек стула и растерянно уставилась на статью.

– Дональд Капри? – пролепетала она. – Это какой Капри? Папа, я…

– Где ты с ним познакомилась? – стукнув рукой по столу, закричал Воскобейников.

Настя тряхнула спутавшимися светлыми волосами, и трансформаторы вместе с вектором магнитной индукции окончательно улетучились из ее головы.

– Что ты так кричишь, папа? – обиженно произнесла она. – Ну, я вышла немного прогуляться, ну и что? Не могу же я весь день сидеть, как пришитая. А это мой знакомый Дон, мы с ним тогда и познакомились.

– Нет, ты и вправду недоразвитая! – прошипела Лилиана.

– Стоп, Лиля, давайте все по порядку, – остановил ее Гордеев, сверля Настю заплывшими жиром глазками. – Расскажи нам, Настя, где и как ты встретилась с этим молодым человеком.

Девочка с достоинством вскинула голову.

– С какой стати я должна вам что-то рассказывать? Не собираюсь перед вами отчитываться – вы мне не отец.

– Так мне расскажи, я приказываю, – ледяным тоном сказал Андрей Пантелеймонович.

Настя пожала плечами и коротко изложила историю своего знакомства с Дональдом Капри. Воскобейников посмотрел на Гордеева, но тот лишь пожал плечами.

– Это ничего не меняет. Помимо прочего нас могут обвинить в преднамеренном вторжении на чужую территорию – скажут, что все было подстроено.

– Да что подстроено? – возмутилась Настя. – Я что, у них украла что-то?

– М-да, – Гордеев продолжал сверлить ее взглядом. – А скажи, Настя, тебе этот Дональд не показался… гм, несколько странным?

Вспыхнув, Настя смерила его взглядом и отвернулась.

– Извините, мне нужно заниматься, – она посмотрела на отца. – Можно мне идти, папа?

Поднявшись с места, Андрей Пантелеймонович подошел к ней и остановился, заложив руки за спину.

– Дрянь! – сквозь зубы процедил он. – Встать, когда я с тобой говорю!

Испуганная его взглядом Настя продолжала сидеть, поэтому отец внезапно схватил ее за локоть и поставил на ноги прямо перед собой.

– Папа, ты что…

– Ты загубила результаты всей нашей работы, ты понимаешь это? Столько бед, сколько ты, не принес мне ни один человек на свете!

Андрей Пантелеймонович говорил очень тихо, но в голосе его звучала такая неприкрытая ненависть, что Настя содрогнулась.

– Зачем ты так, папа, ведь я люблю тебя, я твоя дочь!

– Дочь! – с отвращением произнес он и, оттолкнув ее с такой силой, что она чуть не упала, закричал: – Какая ты мне дочь, ты…

– Андрей Пантелеймонович! – предостерегающе воскликнул Феликс.

– Андрей! – на пороге кабинета стояла Инга. – Андрей, в чем дело, почему ты так кричишь на ребенка?

– Пусть тебе твоя любимая дочь сама расскажет, – ехидно заметила Лилиана.

Андрей Пантелеймонович бессильно упал в кресло. Настя, повернувшись, бросилась вон из кабинета, и Инга, полыхнув в сторону мужа сердитым взглядом, поспешила за дочерью. Гордеев, посмотрев на часы, негромко заметил:

– Все же подождем немного – это были предварительные данные, через час мы будем знать точно.

– Чего уж теперь ждать? – криво усмехнулась Лиля. – Ладно, если хотите, будем сидеть и ждать, как идиоты.

Все же никто из них не изъявил желания уйти, в полном молчании все продолжали сидеть на своих местах. Улыбающаяся девушка принесла кофе, печенье и вазочку с фруктами, но никто ни к чему не притронулся.

Настя в это время горько плакала у себя в комнате в объятиях Инги и рассказывала матери о своем знакомстве с Дональдом.

– Детка, ты не должна была тайком выходить из отеля, – расстроено сказала Инга.

– Мамочка, ну что я такого сделала? Сейчас я позвоню Дону, скажу, что больше не смогу с ним видеться.

– Да-да, детка, позвони и скажи ему, чтобы папа больше не сердился.

Настя порылась в кармане и, вытащив визитную карточку с номером мобильного телефона Дональда Капри, подняла трубку.

– Донни, это я. Ты видел вечернюю газету? Извини, Дон, но мы завтра не сможем с тобой никуда поехать. И вообще больше никогда не сможем – папа мне не разрешает. Почему ты мне не сказал свою фамилию, Дон? Я же не знала, что ты сын того миллиардера.

– Настья, погоди, как это? Я хочу тебя увидеть!

– Я потом напишу тебе по электронной почте, ладно? До свидания, Донни.

Она положила трубку и всхлипнула. Инга не поняла, о чем говорила дочь со своим новым приятелем, потому что разговор шел на английском языке.

– Этот мальчик – он не обидел тебя, Настенька? – осторожно спросила она. – Ты не должна так вдруг знакомиться неизвестно с кем.

– Мамочка, это очень хороший мальчик, мы просто разговаривали, слушали музыку, он мне помог решить две задачи и разобраться в новом материале.

Уткнувшись носом в подушку, Настя горько рыдала, а мать гладила ее по плечу.

– Деточка моя, папа правильно сердится – нельзя было выходить одной из отеля. Ведь с тобой могло произойти неизвестно что.

Инга совершенно искренне полагала, что причиной гнева ее мужа было беспокойство о дочери. Настя не стала возражать – какая разница, в конце концов.

«В конце концов, так, может, и лучше – Дон иногда так странно смотрел на меня. Он обещал, что мы будем просто друзьями, но ведь сердцу не прикажешь, и если я ему нравлюсь, то нам действительно лучше больше не встречаться – это было бы нечестно с моей стороны, ведь я люблю Алешу. Если бы только папа так не сердился из-за всего этого!»

После разговора с Настей Дональд Капри какое-то время неподвижно сидел с трубкой в руках, потом резким движением отшвырнул ее в сторону и вызвал по селектору своего секретаря.

– Принесите вечерние газеты, Мейсон. И узнайте, что сейчас делает мой отец.

Через минуту секретарь принес газеты и доложил:

– Сэр, мистер Капри в настоящий момент у себя и разговаривает с доктором Тиррелом.

– Подайте мою машину!

Отшвырнув ногой стул и не обращая внимания на оробевшего Мейсона, Дональд скомкал газету и направился к двери.

Бертрам Капри в это время говорил доктору Тиррелу:

– Так вы считаете, что это знакомство оказало влияние на Дональда?

– Влияние очевидно, сэр, – подтвердил доктор. – Я ведь давно наблюдаю за Доном – у него никогда еще не было подобного взрыва эмоций. Возможно, потребность общения с этой девушкой так сильна, что он даже не стремится к сексуальным отношениям с ней. Я говорил вам, сэр, что ошибкой было позволять ему так отгораживаться от общества, от людей. Конечно, бывать в больших компаниях для него утомительно, но один единственный друг, с которым можно делиться мыслями, ему необходим. Друг его возраста и, скорей всего, противоположного пола. Сейчас, когда они расстанутся, нужно немедленно заполнить пустоту. Я уже просмотрел несколько кандидатур – это достаточно серьезные и интеллектуально развитые девушки. Одна из них – студентка психологического факультета.

– Вы представите мне их данные, Тиррел, я просмотрю сам. Вы предполагаете лишь дружеские отношения или также сексуальное общение?

– В дальнейшем – возможно, сэр. Во всяком случае, физического напряжения у него не возникнет – ведь мы подобрали ему двух девиц для занятий сексом, и он вызывает их в любое время, когда ему это необходимо.

Капри задумчиво прошелся по кабинету и постучал ногтем по отполированной поверхности стола.

– Вы беседовали с этими девицами?

– Да, сэр, они регулярно представляют мне отчет о мельчайших подробностях своих отношений с Дональдом. Однако ничего особенного – все сводится к элементарной физиологии. Он даже не разговаривает с ними – совершает половой акт и тут же их отправляет. Часто бывает с ними груб – даже как будто специально старается причинить им боль. Фрида недавно жаловалась, что у нее травмированы влагалище и прямая кишка. Я велел врачу осмотреть ее, но он не нашел особых повреждений – одна-две ссадины.

Капри равнодушно пожал плечами.

– За это они получают свое жалование. Заплатите ей премиальные за каждую ссадину в интимном месте.

– Сэр, они и так получают достаточно, а в последние две недели Дональд их к себе не вызывал.

– То есть все то время, что он провел с этой русской девочкой?

Доктор Тиррел не успел ответить, так как на пороге появился секретарь Капри.

– Сэр…

Отстранив его, Дональд шагнул через порог и остановился перед отцом.

– Папа, я должен с тобой поговорить наедине.

Капри повернулся к секретарю.

– Все в порядке, можете идти, – он ласково взглянул на сына. – Конечно, сынок, если тебя что-то беспокоит, то мы с Тиррелом тебя немедленно выслушаем.

– Я сказал: наедине! – Дональд бросил ледяной взгляд на Тиррела, и тот, переглянувшись с Бертрамом, немедленно поднялся.

– Сэр, мне пора идти. До свидания, Дональд.

Пожав протянутую миллиардером руку, доктор вышел, ступая по ковру особой кошачьей походкой. Оставшись наедине с отцом, Дональд упал в кресло и бросил на стол газету.

– Папа, это ты распорядился опубликовать?

Бертрам слегка смутился. Чтобы скрыть это он прошелся по кабинету и сел напротив сына.

– Видишь ли, сынок, если быть более точным, то я просто перестал сдерживать журналистов. Понимаешь, Донни, я с самого начала был уверен, что эта ваша встреча была заранее подстроена, но, поскольку ты получал от этого удовольствие, то я не мешал тебе развлекаться. Однако дальше уже начинается политика – русские зарвались. Они подсылают девчонку, плетут свои интриги, чтобы получить премию на конкурсе, и, возможно, собираются прибегнуть к шантажу. Отец этой девочки – очень хитрый и пронырливый политик, а я не желаю, чтобы тебя использовали. Все равно, твоим встречам с ней скоро должен наступить конец, и пусть не думают, что они поймали нас на удочку. Своей премии они не получат.

Внезапно закрыв лицо руками, Дональд закачался из стороны в сторону и застонал.

– Папа! Папа, мне очень плохо, папа!

Миллиардер побледнел и трясущейся рукой потянулся к звонку:

– Боже мой, Донни, сынок, доктора…

Мгновенно сорвавшись с места, Дональд в бешенстве схватил отца за кисть руки и откинул ее в сторону.

– Перестань, папа! Хватит обращаться со мной, как с идиотом! Я уже давно выплевываю все эти чертовы таблетки, и Настья говорит, что я совершенно здоров.

Ошеломленный и испуганный этим внезапным взрывом Капри потер кисть и растерянно посмотрел на сына.

– Донни, милый, я просто подумал… Конечно, ты здоров, но ты ведь сам сказал, что тебе плохо, и я…

Дональд успокоился также внезапно, как вспылил.

– Извини, папа, я не хотел тебя толкнуть. Мне плохо совершенно от другого – я не хочу расставаться с этой девушкой. Она сейчас позвонила мне и сказала, что из-за этой статьи больше не сможет со мной встречаться, а я хочу ее видеть!

– Донни, мальчик мой, это их интриги, она такая же интриганка, как все русские, неужели ты ей веришь? Их цель – получить эту премию и эти деньги.

– К дьяволу! – закричал Дональд. – Да заплати им столько, сколько они хотят – пусть заставят ее.

Капри, вспомнив, что говорил ему доктор Тиррел, решил, что понял сына.

– Заставят? Я понимаю, она ломается и не хочет с тобой спать. Хорошо, Донни, я постараюсь это устроить. С ней поговорят, и она сама назначит цену. Ты мог сделать это и сам, ты знаешь, что все к твоим услугам. Только я предпочел бы, чтобы она сначала прошла проверку на СПИД – конечно, презервативы считаются достаточно надежными, но…

Негромкий смех сына прервал миллиардера. Устало откинувшись назад, Дональд прикрыл глаза и наморщил лоб. Старый Капри внимательно наблюдал за юношей, стараясь понять, что с ним происходит.

– Папа, – сказал Дональд очень мягко и вновь сел прямо, спокойно глядя на отца, – ты просто не хочешь меня понять. Я хочу, чтобы она всегда была со мной рядом, я хочу всегда слышать ее голос, ее смех, видеть ее глаза. Я хочу жениться на Настье, папа.

– Жениться?!

– Папа, ты видишь, сколько я говорю – я за всю жизнь не сказал столько слов. Я знаю, что ты меня считаешь больным, я даже знаю все свои диагнозы – аутизм, шизофрения и так далее. Но посмотри, сейчас я сижу напротив тебя и разговариваю. Я чувствую себя совершенно здоровым, и я говорю тебе: я хочу жениться на ней, папа. Если меня с ней разлучат… Клянусь тебе, я действительно сойду с ума и разобью себе голову о стену!

Бертрам Капри испугался и растерялся. Практически он никогда прежде по-настоящему не общался с сыном, в основном их разговоры сводились к одному: любящий отец спрашивал, как дела, а Дональд односложно отвечал что-нибудь, и на этом беседа заканчивалась. Всю информацию о сыне миллиардер имел от врача, который очень внимательно и скрупулезно следил за больным юношей, два раза в неделю представляя доклад. Поэтому теперь Бертрам Капри не нашел ничего лучшего, как ответить:

– Хорошо, Донни, но сначала давай спросим мнение доктора.

Молодой человек грустно покачал головой и усмехнулся.

– Хорошо, папа, спрашивай, а я подожду.

Тиррел вошел в кабинет через пять минут и вопросительно взглянул на Капри, потом на высокомерно смотревшего чуть в сторону Дональда.

– Доктор Тиррел, – невозмутимо произнес Бертрам Капри, – Дональд хочет жениться.

На лице Тиррела при этом сообщении не отразилось никаких чувств.

– Что ж, это надо обсудить, сэр, – столь же невозмутимо ответил он и повернулся к юноше. – Тут не стоит торопиться, Дональд.

– Позвольте мне самому это решить, доктор, – холодно ответил тот, – вы меня считаете больным, и это вас вполне устраивает – вы получаете хорошие деньги за мое лечение.

Тиррел слегка покраснел и принял независимый вид.

– Донни, – начал Бертрам, но сын, прервав его, вскочил на ноги и закричал:

– Папа, я не болен! Я хочу жить, хочу работать, хочу учиться, но только рядом с ней! Не мучай меня, папа, я не могу без нее!

Он бросился к отцу. Бертрам, нежно обняв сына, провел рукой по его напряженной спине.

– Сынок, Донни, мальчик, конечно же, я сделаю все, что ты хочешь! Тихо, тихо, не волнуйся.

Дональд, внезапно почувствовав слабость, на миг по-детски прижался к отцу, потом слегка отстранился и заглянул ему в глаза.

– Так ты позволишь мне жениться не ней, папа? А ее родители?

– Конечно, сынок, все будет, как ты захочешь. Не думаю, чтобы ее родители стали возражать. Ни о чем не волнуйся, сынок, поверь мне, я тебя не обманываю.

– Спасибо, папа, я тебе верю, – неожиданно Дональд прижал руку отца к губам и, резко повернувшись, вышел из кабинета.

Бертрам смотрел ему вслед, и по щеке его медленно сползала слеза. Тиррел, прервав молчание, почтительно спросил:

– Что вы намеренны делать, сэр?

Бертрам холодно взглянул на него и пожал плечами.

– Поговорю с русскими. Вы уверяли меня, что он не способен нормально рассуждать, что он безнадежно замкнут в себе, лишен эмоций, что он шагу не может ступить без ваших таблеток. А он стоит перед вами и совершенно нормально рассуждает, он хочет жить живой жизнью, он хочет жениться. В самом деле – почему мой сын не может жениться? – голос миллиардера внезапно перешел в крик, и он всем корпусом повернулся к смущенно молчавшему доктору. Тот смущенно откашлялся.

– Сэр, это временное улучшение – ремиссия, вызванная всплеском эмоций. Она может продлиться месяц, полгода, год, а при благоприятных условиях и два. Но это, я повторяю, временно, и болезнь вернется.

– Два года, – угрюмо повторил Капри. – Два года он может прожить счастливо, работать, подарить мне внука.

– Сэр, болезнь Дональда может передаться по наследству.

– Вздор, это результат сильного потрясения, шока!

– Сэр, – настаивал доктор, – предрасположенность к болезни появилась у Дональда еще до гибели матери. У вас два здоровых внуков – дети вашей дочери, – и я не вижу смысла так рисковать. В любом случае, вы обязаны будете предупредить его будущую жену.

Мгновенно оказавшись рядом с Тиррелом, Бертрам схватил его за воротник и изо всех сил сдавил ему горло.

– Только попробуйте разинуть свой рот, Тиррел, только попробуйте! Вы знаете меня, я способен убить вас, если это нужно будет для благополучия Дональда. Вы это поняли?

Тиррел даже не пытался сопротивляться, он спокойно стоял и ждал, хотя у него уже начала кружиться голова от удушья. Наконец Капри выпустил воротник доктора и оттолкнул его в сторону. Повертев головой, Тиррел ощупал шею и спокойно ответил:

– Я все понял, сэр, не беспокойтесь.

– То-то же, – миллиардер нажал кнопку селектора и приказал секретарю:

– Срочно передайте Мартину Кейвору – пусть немедленно свяжется с этим русским депутатом Воскобейниковым. Я хочу с ним встретиться лично по делу чрезвычайной важности. Если возможно, то даже сегодня вечером.

Через пятнадцать минут в номер отеля, где остановились Воскобейниковы, позвонили из резиденции Капри, и мягкий мужской голос спросил на правильном русском, но с приятным акцентом, напоминавшим восточный:

– Господин Воскобейников, в связи с известной вам публикацией в прессе члены комиссии хотят встретиться с вами и задать несколько вопросов, касающихся проекта. Могли бы вы сегодня вечером уделить нам время? Это срочно.

Воскобейников был готов к любому повороту событий, и все же это приглашение на пару секунд выбило его из колеи. Впрочем, он быстро справился со своим замешательством и спокойно ответил:

– Сегодня я… вполне располагаю временем. Члены комиссии желают задать вопросы только мне или еще кому-то из авторов проекта?

– Мы желаем говорить лично с вами. Спасибо за согласие, к восьми вечера за вами пришлют машину.

– Благодарю, но я пользуюсь только своим личным автомобилем.

Сообщив Лилиане, Ючкину и Гордееву о приглашении, Андрей Пантелеймонович со скромным достоинством заметил:

– Я отказался от их машины.

– Все совершенно верно, – кивнул Феликс, – с вами поедут мои люди и Белецкий – он ваш секретарь и выполняет функции переводчика.

Во взгляде Лилианы блеснула надежда.

– Возможно, дядя Андрей сможет объяснить им, что мы непричастны к этой глупой истории, – сказала она, вопросительно посмотрев на Феликса, но тот лишь пожал плечами и суховато возразил:

– Думаю, что не стоит питать особых надежд – скорей всего, это приглашение ничего приятного нам не сулит, и объяснения ничего не изменят. Возможно, кто-то из представителей службы безопасности Капри интересуется подробностями. В любом случае, мы будем ждать вашего возвращения, а если случится что-то непредвиденное, мне немедленно сообщат.

Охрана неотступно следовала за депутатом Воскобейниковым на протяжении всего пути, но у огромных тяжелых дверей кабинета Капри их остановили так тактично и вежливо, что никто не успел возразить. Дверь распахнулась и, пропустив Андрея Пантелеймоновича, бесшумно закрылась за его спиной. Навстречу ему двинулся смуглый мужчина, движениями, напомнившими депутату молодого барса.

– Господин депутат, мистер Капри рад приветствовать вас у себя, прошу садиться.

В человеке с массивной головой, по-хозяйски расположившемся за широким столом и слегка приподнявшемся ему навстречу, Воскобейников узнал Бертрама Капри, в течение последних двух недель ежедневно приветствовавшего участников конкурса с экранов мониторов. Встречи с миллиардером Андрей Пантелеймонович ожидал меньше всего, но растерялся всего лишь на долю секунды, а потом со спокойным достоинством опустился на стул и сказал:

– Я согласился на эту встречу, но желательно также присутствие на ней моего секретаря. Помимо всего прочего, я не в достаточной степени владею английским и предпочел бы пользоваться услугами личного переводчика.

Он взглянул на смуглого мужчину с повадками барса, и тот, переговорив с Капри по-английски, чрезвычайно вежливо ответил:

– Господин Воскобейников, разговор, который нам предстоит, носит чисто конфиденциальный характер, а по нашим данным господин Белецкий, ваш личный секретарь, сотрудничает с российскими спецслужбами. Нам известно также, что вы, господин Воскобейников, всегда были честным политиком и не работали на спецслужбы. Мы это высоко ценим. Я готов перевести все, что вы и мистер Капри скажете друг другу, но если вы возражаете против моей кандидатуры, то мистер Капри найдет другого переводчика. Мое имя Мартин Кейвор, и вы можете задать мне любые вопросы, касающиеся меня лично.

Лицо Воскобейникова стало непроницаемым.

– Хорошо, – резко произнес он, – ответьте тогда, мистер Мартин Кейвор, откуда вы так хорошо знаете русский язык?

Смуглый мягко улыбнулся.

– Я родился и вырос в СССР, в Ереване, мое имя – Мартирос Кеворкян. В восемьдесят первом меня в Союзе ждал арест за валютные операции. К счастью, я узнал об этом, находясь в туристической поездке за границей. В СССР я не вернулся, несколько лет жил в Бельгии, потом перебрался в Западную Германию. Мне в разное время предлагали сотрудничать и с КГБ, и с американскими спецслужбами, но я отказался. Однако, когда господин Капри обратил на меня свое внимание, я с радостью принял его предложение, и с тех пор, вот уже почти пятнадцать лет мы сотрудничаем. Вас интересует что-то еще?

Воскобойников отрицательно покачал головой.

– Больше ничего. Меня интересовал лишь ваш акцент, а в остальном я полагаюсь на мистера Капри, который счел возможным доверить именно вам переводить столь конфиденциальную беседу.

Прозвучало это чуть иронически. Кейвор вновь переговорил с Капри и кивнул.

– Тогда начнем. Господин Капри хочет знать, что вы думаете о газетной статье, – он положил на стол газету с фотографиями Насти и Дональда. – Вы ведь читали эту газету, не так ли?

Андерей Пантелеймонович лишь мельком скользнул взглядом по фотографиям и пожал плечами.

– Да, я еще вчера с ней ознакомился и серьезно переговорил с дочерью. Она призналась, что во время прогулки случайно проникла в частное владение мистера Капри. Приношу вам свое глубочайшее извинение и готов выплатить положенный в данном случае штраф, если мистеру Капри будет угодно.

Капри выслушал перевод, повел бровями и усмехнулся, оценив юмор собеседника.

– Оставим разговор о штрафе тем, кто призван следить за порядком, – ответил он. – Меня больше интересует, что господин Воскобейников думает о сложившейся ситуации.

Андрей Пантелеймонович изумился совершенно искренне.

– Что же я могу думать? Ситуация совершенно ординарная. Молодые люди быстро знакомятся и находят общий язык, их мало интересуют дела родителей. Моей дочери только шестнадцать, и она, как я выяснил, даже не знала фамилии молодого человека, с которым у нее завязались чисто приятельские отношения.

– Вот как! – Капри вновь пошевелил бровями. – Так вы считаете эти отношения чисто приятельскими? Неужели вы всерьез верите, господин депутат, что в наше время такие отношения могут существовать между юношей и девушкой?

– Мистер Капри! – холодно ответил Воскобейников. – В вашей родной стране и в Европе уже несколько десятилетий властвует довольно легкомысленное отношение к сексу, и грань между дружескими и сексуальными отношениями давно стерлась. У нас же в России несколько иной менталитет.

Услышав столь резкое заявление, Кейвор слегка потупился, чтобы скрыть улыбку, и перевел это Капри, который тоже вдруг развеселился и шутливо заметил:

– Однако общепризнанно, что российские проститутки лидируют на мировом рынке сексуальных услуг. Ценители утверждают, что их квалификация выше всяких похвал.

Андрей Пантелеймонович в общих чертах понял, что сказал миллиардер, но подождал, пока Кейвор переведет, и тогда только принял оскорбленный вид.

– В России всегда существовала резкая грань между девицами… гм… легкого поведения и девушками из интеллигентных семей, – сухо возразил он, – в отличие от Запада, где на секс смотрят, как на своего рода гимнастику. Моя дочь получила строгое воспитание, она начитана, говорит на нескольких языках. Она может много чем и без секса заинтересовать своих знакомых и приятелей.

Оторопевший немного от столь горячей отповеди Кеворкян долго подбирал слова, чтобы в точности передать смысл сказанного. Миллиардер тоже выглядел слегка озадаченным.

– Я ни в коем случае не хотел задеть дочь господина депутата. Как я понял, отношения между молодыми людьми действительно носили совершенно невинный характер, хотя я современный человек и считаю, что заниматься сексом для молодых вполне естественно.

Андрей Пантелеймонович недоуменно пожал плечами.

– Тогда я вообще не понимаю, в чем причина предъявляемых ко мне претензий. Думаю, что о знакомстве молодых людей мистер Капри узнал раньше меня и, если б пожелал его прервать, то сделал бы это намного раньше, чем появилась статья в газете. Что касается меня, то я доверяю своей дочери и не слежу за каждым ее шагом.

Кейвор посовещался с миллиардером и вновь повернулся к Воскобейникову.

– Мистер Капри спрашивает: как вы представляете себе будущее своей дочери?

– Гм, – Андрей Пантелеймонович несколько удивился вопросу, но в конце концов решил, что ничего неделикатного в нем нет. – Моя дочь проявляет способности к математике. Думаю, она после школы будет изучать в университете точные науки и в дальнейшем работать в этой области. Что же касается ее будущей личной жизни, то ей решать это самой.

Неожиданно лицо Капри оживилось.

– Ваша дочь увлекается математикой? Мой сын тоже посвящает ей много времени, и это могло их сблизить, как вы полагаете?

– Вполне возможно, – кивнул Андрей Пантелеймонович, продолжая недоумевать, – я не понимаю только, почему это так волнует вас, мистер Капри? Лично меня больше встревожила статья в газете, чем сам факт их встреч, и я, во избежание скандала, запретил Анастасии встречаться с вашим сыном. Встреч больше не будет.

Капри слегка смутился.

– Я не понимаю, в какой мере эта нелепая статья может вас задеть, господин депутат? Вы так давно занимаетесь политикой, что должны были привыкнуть к подобным нападкам.

Воскобейников гордо вскинул голову.

– Не тогда, когда задевают мои честь и достоинство, мистер Капри! Автор статьи высказывает подозрение, что все это заранее мною подстроено с целью склонить ваши симпатии к проекту «Умудия холдинг».

Он откровенно усмехнулся, глядя прямо в глаза миллиардеру, и Кейвор перевел сказанное ничего не выражающим голосом.

– Мое личное мнение не может повлиять на решение жюри, – ледяным тоном ответил Капри, – решение выносит независимая комиссия квалифицированных специалистов, а она ориентируется лишь на объективные достоинства каждого проекта. Что касается меня, то я хотел поговорить о другом.

Андрей Пантелеймонович вежливо наклонил голову.

– Я вас слушаю, мистер Капри.

Капри пристально посмотрел на сидевшего перед ним красивого человека с пышными пепельными волосами и гордо посаженной головой. Сердце у него сжималось, когда он глухо произносил:

– Мой сын влюблен в вашу дочь, и он уполномочил меня просить у вас ее руки, поскольку Анастасия несовершеннолетняя.

Если б молния ударила у ног депутата Воскобейникова, он меньше был бы поражен. Однако лицо его все то время, что Кейвор переводил, оставалось непроницаемым. Всего лишь мгновение два отца смотрели друг другу в глаза. Оба отличались острым умом и в совершенстве владели искусством интриги, но один из них глубоко страдал, другой же почувствовал лишь, что внезапно появилась возможность ввязаться в новую и очень интересную авантюру.

– Я не совсем понимаю, мистер Капри. Вы придаете желанию вашего сына такое большое значение? Они ведь дети, а дети постоянно готовы себе вообразить невесть что. На то мы и взрослые, чтобы управлять ими – иначе они женились бы и разводились с двенадцати лет.

Капри сердито насупился.

– Я не желаю в этом отношении управлять своим сыном, господин депутат. Дональду уже восемнадцать, он выразил желание жениться на Анастасии, и я готов выполнить его волю. Каков будет ваш ответ?

Воскобейников провел рукой по волосам и ответил очень спокойно:

– Мистер Капри, моя дочь не выражала подобного желания. У меня впечатление, что она рассматривает их знакомство, как обычную юношескую дружбу, – он вспомнил слова Ючкина и добавил: – Думаю, что они даже не целовались – иначе газеты не упустили бы возможность запечатлеть подобный факт. Хотя, конечно, она мне, возможно, и не все сообщила – мы разговаривали всего полтора-два часа назад, и я был с ней довольно резок. В любом случае, моей Анастасии всего шестнадцать лет, и она не хочет выходить замуж, поэтому разговоры о подобном браке бессмысленны.

Неожиданно миллиардер вспылил.

– Позвольте мне самому судить о том, что имеет смысл, а что нет! – глаза его яростно сверкнули. – Мой сын хочет жениться на вашей дочери, и я… я готов заплатить, если говорить просто и открыто.

– Мистер Капри! – голос Андрея Пантелеймоновича был полон глубочайшего возмущения. – Всю свою жизнь я посвятил борьбе за то, что считаю правильным и справедливым! Если б меня так уж интересовали деньги, и я хотел бы разбогатеть, то занялся бы бизнесом, а не политикой!

Кейвор постарался перевести сказанное им, как можно более точно, но Капри все же не до конца понял, что хотел сказать русский депутат, и почему в его голосе вдруг зазвучали патетические нотки.

– Мне не совсем понятно – вас не интересуют деньги? Однако вы привезли проект на конкурс и привезли его, как я понимаю, чтобы выиграть в виде премии крупную сумму денег. Значит, деньги вас все же интересуют?

– Мне нужны эти деньги не для себя, – высокомерно пояснил Воскобейников, – я действую в интересах своего электората, в интересах умудского народа, который мне доверил эти интересы защищать.

– Тогда понятно. И насколько велика ваша преданность интересам вашего электората, господин депутат?

– Чтобы выполнить свой долг перед избирателями, я готов от многого отказаться и пожертвовать личными интересами.

– Если жюри постановит присудить вам третью премию, то вы согласитесь повлиять на вашу дочь и склонить ее к этому браку?

Воскобейников напрягся, но дождался, пока Кейвор переведет, и холодно ответил:

– Мистер Капри, двести миллионов, конечно, неплохие деньги, но я всегда могу выбить эту сумму для Умудии из государственного бюджета. Я, однако, прекрасно понимаю, что вы шутите – вы сами только что утверждали, что не можете повлиять на решение жюри. Если же продолжить эту шутку, то я сказал бы, что даже вторая премия не сможет меня подвинуть на подобный разговор с Анастасией – с молодыми девицами, знаете ли, лучше не связываться.

После того, как Кейвор завершил перевод, наступило молчание, во время которого Капри нервно постукивал ногтем по столу. Наконец он поднял голову и коротко уронил:

– Хорошо, первая премия. Результаты будут объявлены через три дня. Завтра, господин депутат, я устраиваю прием для тесного круга своих близких друзей и хочу на нем видеть вас с супругой и дочерью.

На какой-то момент Андрей Пантелеймонович даже слегка испугался – на подобное он не рассчитывал, и ему показалось, что он перегнул палку.

– Однако…. Послушайте, мистер Капри, единственное, что я могу обещать, это то, что поговорю с дочерью и постараюсь изложить перед ней все преимущества этого брака. Но вы сами понимаете, что последнее слово за ней, и я даже при всем своем желании ничего не смогу поделать, если она начнет показывать свой характер.

– О, ее характер! Конечно, я предпочел бы, чтобы она сама пошла навстречу желанию моего сына, но, господин Воскобейников, для меня важнее иметь ваше принципиальное согласие, а потом мы решим, как справиться с упрямой девицей. Даете вы мне ваше согласие?

– Даю, – не колеблясь ни минуты, ответил Воскобейников.

Капри поднялся и протянул ему холеную руку.

– Мое приглашение на завтра остается в силе в любом случае, – сказал он, на минуту продлив рукопожатие, – как бы то ни было, мы на месте обдумаем, что делать и придем к обоюдовыгодному решению.

Андрей Пантелеймонович вежливо улыбнулся, показывая, что полностью согласен с миллиардером.