Читать книгу Время тлеть и время цвести. Том второй - Галина Тер-Микаэлян - Страница 11

И опять, ожидая возвращения Воскобейникова, Лилиана металась по кабинету от стенки к стенке, и каждый раз, когда у Гордеева звонил телефон, застывала на месте, глядя на него вопросительным взглядом.

– Пока ничего нового, – невозмутимо отвечал он на ее молчаливый вопрос, – окончательного решения пока нет.

– Если.… Нет, я, наверное, когда-нибудь убью эту девчонку! Если б только дядя Андрей не посмотрел на Ингу и выпорол ее, как следует!

Ючкин не выдержал и, опасливо взглянув на Лилю, поднялся.

– Не хочу вмешиваться в ваши семейные дела, мне, наверное, лучше подождать у себя в номере. Лиля, ты позвони мне, если что-то станет известно.

Она хотела его задержать, но потом раздумала, вспомнив, что Андрей Пантелеймонович хотел сообщить ей какую-то новость.

– Хорошо, Игнатий, побудь у себя, я тебе позвоню.

Феликс наблюдал заплывшими глазками, как они откровенно поцеловались в губы, и вспоминал, как много лет назад Лилиана покорно задирала перед ним юбку в маленькой затхлой комнатушке. Она, очевидно, тоже об этом вспомнила, потому что, проводив Игнатия до двери, скользнула насмешливым взглядом по неподвижной расплывшейся фигуре Гордеева и, упав в кресло, весело положила на стол ноги, демонстрируя голые ляжки.

– Возможно, решение примут только завтра, – глухо произнес он, отводя глаза, – ты тоже можешь пока пойти к себе.

– Ничего, я подожду, – весело ответила Лиля, не меняя позы.

Андрей Пантелеймонович вернулся лишь через два с половиной часа, и новость, которую он привез, огорошила даже Гордеева.

– Возможно, такая настойчивость каким-то образом связана с болезнью мальчишки, о которой ходит столько слухов, – сказал он, немного подумав, – тем лучше, он у нас в руках.

– Мне тоже так показалось, – кивнул Воскобейников, – в любом случае, очко в нашу пользу.

– Настя должна согласиться без всяких разговоров, – продолжал Феликс, – хотя, думаю, она и сама не станет возражать против брака с сыном миллиардера – тем более, что они так подружились.

Лилиана недобро прищурилась.

– Ты плохо знаешь эту маленькую дрянь, она всегда готова устроить пакость! Увидите – выкинет какой-нибудь номер, заявит, например, что влюблена в другого и еще сбежит куда-нибудь, ей не впервой.

– После этой публикации мои люди за ней постоянно следят, – возразил Гордеев. – Нет, нельзя упускать такую возможность из-за глупых капризов девочки. Кстати, а может так статься, что она действительно в кого-то влюблена?

Андрей Пантелеймонович небрежно махнул рукой, словно напрочь отметая столь нелепое подозрение.

– Ерунда, за Настей постоянный надзор, Инга следит за каждым ее шагом, и если б что-то было, мы давно бы все знали.

– Это смешно, дядя Андрей! Да эта идиотка может быть влюблена в кого угодно – в соседа по парте, в Билла Клинтона, в Филиппа Киркорова. Хотя бы в того же Антона Муромцева – она к нему постоянно бегает задачки решать.

Андрей Пантелеймонович начал сердиться.

– Перестань, Лиля, перенеси выяснение своих отношений с Антоном в другое место и на другое время.

Лиля вытянула перед собой руку, полюбовалась отполированными ногтями и, усмехнувшись, сказала:

– Как угодно, можете мне не верить. А то ты, дядя Андрей, не знаешь, что Муромцев – законченный развратник. Он, небось, давным-давно развратил твою ненаглядную Настеньку. Где, ты думаешь, она те два дня скрывалась, пока бегала? Наверняка, у него. Вспомни, как нагло он себя вел, когда мы к нему приехали. Конечно же! Он наверняка знал, где она, как сейчас вспоминаю его гладкую рожу….

– Теперь это все не суть важно, – сухо прервал ее Гордеев, – нужно делать дело. Андрей Пантелеймонович, вы прямо сейчас с ней поговорите? Она, наверное, уже спит.

Воскобейников взглянул на часы и пожал плечами.

– Придется ее разбудить, у нас не остается больше времени. Хотя Инга, конечно, будет возмущаться, – смущенно добавил он.

Жена действительно возмутилась – она в этот вечер долго утешала плакавшую дочь, даже заставила ее выпить свою успокаивающую настойку. Когда у Насти начали закрываться глаза, Инга сама уложила ее в постель, поцеловала на ночь и дождалась, пока девочка уснет. Теперь она грудью встала на защиту сна дочери.

– Андрюша, я не могу позволить тебе ее разбудить!

– Родная, это просто необходимо, это очень срочно. Разбуди ее сама, если хочешь, – поцелуем или еще как-то. Но поговорить мне надо с ней сейчас. С тобой, кстати, тоже.

– Господи, да что ж такое!

Тем не менее, она вместе с мужем зашла к дочери, и им обоим пришлось основательно повозиться, чтобы ее разбудить – действие настойки оказалось довольно сильным. Наконец Настя села на кровати и, ничего не понимая, уставилась на родителей сонными глазами. Решив, что это ей снится, она уже собиралась бухнуться обратно, но Андрей Пантелеймонович удержал ее в вертикальном положении.

– Сиди! И послушай, что я тебе скажу.

– Что еще случилось, папа? – ее глаза отчаянно слипались.

Он придвинул стул к ее кровати и прочно уселся на него, упершись руками в колени. Испуганная Инга обняла дочь за плечи.

– Настенька, папа нам хочет что-то важное сказать.

– Я много говорить не собираюсь, – сухо проговорил Андрей Пантелеймонович, – дело в том, что твое легкомыслие скомпрометировало и тебя, и всю российскую делегацию.

От возмущения Настя окончательно проснулась.

– Я никого не компрометировала, папа! – в ее голосе слышался вызов. – Что я такого сделала, что ты мне даже ночью спать не даешь?

– Молчи и слушай! – прикрикнул он. – У меня сегодня был разговор с Бертрамом Капри, отцом твоего приятеля. Он тоже считает, что ситуация совершенно безобразная. К счастью, он предложил выход: немедленно заключить брак между тобой и Дональдом, чтобы заткнуть рты газетчикам.

От неожиданности Насти сначала широко открыла рот и только потом расхохоталась – настолько нелепыми показались ей слова отца.

– Ты шутишь, папа? Заключать брак из-за того, что мы пару раз вместе послушали Вивальди и решили пять задач по математике?

В гневе Воскобейников изо всех сил стукнул кулаком по своей коленке и сам же поморщился от боли.

– Ты и вправду недоразвитая! Кого интересует, что и как было на самом деле? Важна внешняя сторона! Я занимаю ответственный пост, Капри – известный всему миру человек. Наши имена должны быть незапятнанными. К счастью, твой приятель, в отличие от тебя, это понимает – он согласен на брак.

Насмешливо разглядывая, словно диковинку, сердитое и озабоченное лицо отца, Настя поерзала по кровати, села поудобней, по-турецки сложила ноги и только тогда ответила развязным тоном:

– С тобой что-то странное творится в последнее время, папа, или у тебя шарики за ролики заехали. То тебя заносит, то ты выдумываешь что-то – какое замуж, когда я еще в школе учусь?

Непривыкший к наглости дочери Андрей Пантелеймонович неожиданно для самого себя растерялся, а Инга, до сих пор молчавшая, неуверенно сказала:

– Так нельзя разговаривать с папой, доченька, – она повернулась к мужу, – но, Андрюша, если Настенька не хочет, то нельзя же ее заставлять! Ей еще учиться надо, она сама не хочет замуж, а ты ее гонишь. Зачем?

Он посмотрел на жену страдающим взглядом.

– Родная, ты не понимаешь, какое у нас теперь положение! Все, что мы делаем, на виду у людей. Она сама себя скомпрометировала, ее никто не гнал лезть к этому мальчишке. Теперь, когда нужно расплачиваться за свое легкомыслие, она встала в позу – грубит, оскорбляет меня, унижает нашу семью.

Настя разозлилась.

– Да ты… да ты вообще! Ты меня за дуру считаешь? Что я сделала? Никто не женится, даже если трахаются и беременеют, а ты хочешь, чтобы я в шестнадцать лет вышла замуж из-за пары задач по математике? Да я ни одному твоему слову больше не верю, или ты со своей политикой вообще с ума сошел!

– Правда, Андрюша, – поддержала ее мать, – у них же с этим мальчиком ничего не было, а ты, действительно, за это время очень дерганный стал – выборы эти и Настеньку похитили. Ты успокойся, не надо так близко к сердцу все воспринимать, – она погладила мужа по голове. – Не надо было тебе вообще во все эти выборы лезть – здоровей был бы. Все молодого из себя строишь, а ведь в твоем возрасте люди столько не мечутся – полеты, перелеты, Сибирь, Швейцария.

Андрей Пантелеймонович сильно расстроился – впервые жена сказала ему о его возрасте. Он даже на время забыл, зачем пришел в комнату дочери, и горестно пожаловался:

– Я ведь для тебя стараюсь, Инга, я хочу, чтобы ты все повидала, чтобы пожила нормальной жизнью.

Инга со вздохом качнула головой и откинула прядь волос со своего прекрасного лица.

– Я ничего не говорю, я как из школы за тебя вышла, так ты меня всем обеспечил. Я чего только с тобой не повидала – и рауты всякие, и путешествия, и самолет теперь персональный. У меня вот знакомая, Людка, есть – в детстве в одном дворе росли, – так она и в советское время с пяти утра бегала за колбасой да маслом в очередь, и сейчас от зарплаты до зарплаты. В отпуск на рынке подрабатывает – я на машине еду, а она мне навстречу по тротуару сумку на тележке тащит, надрывается. Нет, ты меня устроил, спасибо.

Настя, молча слушавшая мать, неожиданно спросила:

– А у нее муж есть – у этой твоей подруги?

– Муж пьет. Мальчишки у них были – двое. Старшего в девяносто третьем убили – когда Белый дом брали. Людка его, главное, не пускала, в дверях даже встала, а он вырвался – побежал. Шестнадцать лет было – как Настенька теперь. Гайдар тогда по телевизору выступил, всех взбаламутил на улицу выйти. Зачем ребят на улицу звали, если потом всех все равно танками подавили? Людке денег, конечно, за сына заплатили, так потом с тех денег и муж запил, и она сама выпивать начала. А младший у нее хороший был, он ей все тележки на рынок помогал катить. Сейчас из армии пришел, говорят, наркоманом стал.

Настя горячо обняла мать.

– Мамочка, почему ты мне раньше никогда ничего такого не рассказывала?

– Да я и рассказывать-то не умею – это так, к слову пришлось, – Инга грустно улыбнулась и погладила дочь по голове. – Отец у тебя знаменитый, так ты и то на него кричишь, а я что – я дура дурой. Ты же у нас умница, ты по телефону с подругами на иностранных языках разговариваешь, чтобы мать не поняла.

Настя вспыхнула.

– Что ты мама! Ты меня прости, мамочка, ты такая красивая, краше тебя нет никого на свете. Папа, – она повернулась к отцу, – ты меня тоже прости, я не хотела тебе нагрубить.

Он вздохнул и прижал к губам руку жены.

– Девочки мои родные! Я ведь все время стараюсь, чтобы вас ни пылинки не коснулось. Инга, любимая, ты только скажи, чем ты не довольна, почему у тебя такие грустные мысли появляются?

– Да всем я довольна, Андрюша, – однако из груди ее вновь вырвался тяжелый вздох, – мне бы, конечно, чтоб ты поменьше бегал по своим делам и побольше со мной был.

Андрей Пантелеймонович смутился, решив, будто жена намекает на то, что они теперь все реже бывают близки. Его и самого это тревожило, но боязно было принимать разрекламированные препараты для повышения потенции. К тому же он считал, что Инга относится к тем женщинам, для которых секс занимает не главное место в жизни. Она никогда сама не проявляла инициативы, никогда по-настоящему не испытывала оргазма, но совершенно этим не тяготилась и всегда утверждала, что ей «и так хорошо». Поэтому до сих пор Андрей Пантелеймонович чувствовал себя довольно спокойно, и теперь, растерявшись, начал оправдываться:

– Милая моя, скоро основное напряжение спадет, и я большую часть моего времени стану отдавать тебе. Главное, чтобы у нас в семье был мир. Понимаешь, Настя, – он серьезно посмотрел на дочь, – я не хочу, чтобы мы с тобой постоянно конфликтовали.

– Я тоже не хочу этого, папа, – хмуро ответила она.

– Ты сказала, что ты мне не веришь, и я решил быть с тобой полностью откровенным. Ты уже достаточно умная и взрослая, поэтому я скажу прямо: да, я настаиваю на твоем браке с Дональдом. А знаешь почему? Потому что он в тебя влюбился и хочет жениться, а его отец предлагает нам первую премию, если ты за него выйдешь. Миллиард долларов, ты это понимаешь?

Настя изумленно взглянула на отца.

– Папочка, – сказала она даже с некоторой жалостью в голосе, – ты извини еще раз за то, что я наговорила тебе, но с тобой действительно что-то странное. Мне выходить замуж, чтобы Лилькин холдинг получил миллиард?

– Действительно, Андрюша, – лицо Инги выразило бесхитростное недоумение, – если б еще он нам с тобой предлагал эти деньги.

Лицо Воскобейникова вспыхнуло от благородного негодования.

– Не говорите ерунды вы обе! – с достоинством произнес он. – Я не коррупционер, не взяточник, я работаю, чтобы оправдать доверие тех, кто меня избрал! Эти деньги для умудского народа!

Инга с испугом взглянула на мужа – в тех редких случаях, когда он сердился на нее, она сразу терялась, а умное слово «коррупционер» вообще выбило ее из колеи. Настя же насмешливо хмыкнула и пожала плечами.

– Ты, папа, серьезно думаешь, что от этого миллиарда умудам что-то достанется, если он пойдет через руки Лили?

– Конечно, она получит какую-то прибыль, и это законно, – подтвердил Андрей Пантелеймонович. – Это мы, честные политики, работаем ради наших идеалов и принципов, а бизнесмены, естественно, хотят иметь прибыль. К тому же Лиля – жена твоего брата, он тоже от этого выгадает.

– Да Илье по фигу, что она там выгадает, он с ней жить не собирается, и ты это прекрасно знаешь, папа! Он любит Карину, у них сын.

– Ну, это еще неизвестно – можно иметь несколько семей. Ты же сама говорила, что нравы нынче свободные. Тем не менее, законная жена – это законная жена. Если ты станешь законной женой миллиардера, то ты не прогадаешь. Подумай хотя бы о маме – ведь я не бизнесмен, я не оставлю ей после своей смерти никакого капитала, и когда меня не будет, то что вы с ней будете делать? Будете торговать на рынке, как ее подруга?

– Папа, не надо крайностей.

– Это не крайности, это реальность. Ты всегда все в жизни имела и не представляешь, что такое нужда. Хотя ты-то, может, и устроишься, а мама?

– Андрюша, у тебя болит что-то, что ты вдруг о смерти-то заговорил? – встревожилась Инга. – Да откажись ты от этого депутатства, столько нервов – никакое здоровье не выдержит.

– Правда, папа, жили мы нормально и жили, а как все это началось, так кошмар какой-то! Убийства, меня похитили, теперь ты еще за Дональда заставляешь выходить. Ну, друзья мы с ним, да, хороший мальчик. Но я его не люблю, понимаешь? Я знаю, что такое любовь!

Взгляд Андрея Пантелеймоновича внезапно стал острым, как бритва.

– И кто же он? Я имею в виду – тот человек, которого ты любишь?

– Андрюша, кого она может любить? – возмутилась Инга. – Она только дома и в школе, больше нигде без меня и не бывает. Настенька у нас порядочная девочка.

Он добродушно засмеялся.

– Инга, родная моя, да девочки всегда влюбляются! В артистов, в соседей по парте, в знакомых своих родителей. Только надо понять, где игра, а где жизнь. Ну, Настенька, признайся своему папе, кто он – твой идеал, твой самый главный в жизни человек? Надеюсь, он достойный человек, вроде Антона Муромцева.

Лицо Андрея Пантелеймоновича сморщилось и стало таким по-стариковски ласковым, что Насте неловко даже стало за тот бред, который он нес.

– Папа, ну что ты, как маленький! Придумал себе какой-то мир, живешь в нем и сам в него веришь – идеалы, доверие избирателей. Да умудам на фиг эта клиника нужна, они сами себя лечат. С Доном мы просто друзья, я проживу и без его миллиардов. Я и фамилию его не знала, пока не появилась эта статья.

Взгляд Воскобейникова мгновенно окаменел.

– Хорошо, пусть так, и больше мы не будем об этом говорить. Завтра мы с мамой и с тобой поедем в дом Капри – нас пригласили на прием.

– Да с какой стати я поеду – мне после этой статьи вообще неловко видеться с Доном.

– Ты поедешь, потому что нас всех пригласил Бертрам Капри. Отказаться нельзя. Развлечешься с молодежью, посмотришь, как живут миллиардеры. Или ты боишься, что не выдержишь соблазна и примешь предложение Дональда? – тон его стал насмешливым.

– В самом деле, Настенька, поехать-то можно, чего бояться? – робко заметила Инга. – Отдохнешь там – не замуж же, действительно. Раз пригласили, то неудобно.

– Да ничего я не боюсь, – хмуро буркнула Настя. – Ладно, поеду, если вам так хочется. А сейчас мне это уже надоело, я спать хочу.

Она легла, повернулась к стене и натянула на голову одеяло. Андрей Пантелеймонович поднялся и, сделав знак жене, молча увел ее из комнаты.

– Подумай, что ей завтра надеть, – сказал он, когда они оказались в гостиной, – ходит постоянно в каком-то рванье, даже перед персоналом отеля стыдно – мы ведь не дома.

– Ой, Андрюшенька, даже не знаю. Конечно, одежда у нее приличная с собой есть, но мы ведь не думали брать ее на приемы.

– Просмотри проспекты местных магазинов и попроси Лилю, она договорится, и все доставят в отель.

С самого утра Воскобейниковым доставили образцы одежды, которые Насте предстояло примерить. Наряды ей не понравились, и из-за этого у нее окончательно испортилось и без того скверное настроение. Она влезла в обтягивающее шелковое платье и заявила, что в этом и пойдет к Капри, а больше ничего примерять не станет.

– Коротковато, – попробовала возразить Инга, – ноги выше колен голые, для приема неприлично.

– Чихать, – мрачно буркнула Настя. – Если тебе не нравится – могу вообще не ехать.

Инга испугалась.

– Нет-нет, ничего, пусть.

Улыбающиеся девушки унесли остальные платья, а вскоре явился мастер уложить Насте волосы. После того, как ее слегка подстригли и причесали, она сама себе неожиданно понравилась и, покрутившись перед большим трюмо, заметила:

– А я очень даже ничего.

– Ты у меня красавица! – со счастливой улыбкой сказала мать, и даже Андрей Пантелеймонович неожиданно ласково взглянул на дочь, когда они садились в машину, чтобы ехать на прием.

Дом Капри стоял на холме, у подножия которого зеркальной гладью серебрилось озеро. Холл буквально ослепил Ингу своим великолепием. Хозяйка дома миссис Вирджиния Капри была необычайно приветлива с гостями. Она очаровательно улыбнулась Андрею Пантелеймоновичу и Насте, а Ингу и двух приехавших к ней подруг пригласила на свою половину – показать последние модели одежды, предложенные модельерами принадлежащего ей «Дома мод Капри». Элегантная молодая женщина, имя которой Инга сразу забыла, но постеснялась спрашивать, постоянно была с ней рядом – она свободно говорила по-русски и в любой момент готова была перевести русской гостье слова хозяйки.

Сам Капри на некоторое время уединился в своем кабинете с Воскобейниковым и Кейвором, а сияющий Дональд подал Насте руку и повел ее в картинную галерею. Она не возражала – ей интересно было посмотреть одну из тех знаменитых коллекций Капри, в которые он, как писали газеты, вкладывал огромные деньги. К тому же ей хотелось поговорить с Дональдом наедине – в гостиной, где толпился народ, разговаривать было неловко.

– Я рад, что мы снова встретились, – говорил он, стоя перед прекрасным полотном кисти Гейнсборо, – когда ты позвонила и сказала, что мы больше не сможем увидеться, мир показался мне чернее ночи.

– Дональд, – начала она, – я хотела тебе сказать…

– Ничего не говори, пожалуйста, потом, – умоляюще произнес он и легко коснулся ладонью ее губ. – Потом, ладно? Давай сначала походим по дому.

Они бродили среди картин около двух часов, и Настя, любившая хорошую живопись, увлеклась просмотром, на какое-то время забыв о своем желании поговорить. Однако, когда они по боковой лестнице спустились на веранду, она вновь сделала попытку.

– Донни, я все же хотела – это важно…

– Тс-с! Посмотри на озеро – какое оно гладкое и чистое. Где ты еще увидишь такую красоту? Давай помолчим и на пять минут обо всем забудем, а потом ты мне скажешь все, что захочешь.

Неожиданно он обнял ее за плечи и крепко их стиснул. Настя, вздрогнув, попыталась высвободиться.

– Дон, погоди, я же хотела…

Договорить ей помешала появившаяся на веранде улыбающаяся горничная.

– Простите, сэр. Мэм, – она повернулась к Насте, – мистер Капри просил вас на несколько минут подняться к нему в кабинет – он хочет с вами поговорить.

– Со мной? Вы, наверное, ошибаетесь.

Дональд немедленно опустил руку и посмотрел на Настю странным взглядом.

– Иди, – сказал он, – а потом мы с тобой поговорим обо всем, что ты хотела.

Растерянная Настя пошла следом за улыбающейся девушкой. По дороге она решила, что ее зовут по просьбе отца, который ждет в кабинете хозяина дома, но, едва переступив порог, увидела, что Бертрам Капри в кабинете один. Он стоял у окна и, когда Настя вошла, медленно и лениво повернул голову – словно ему не хотелось отрывать взгляда от серебряной озерной глади.

– Садись, – Капри указал ей на изящную софу у стены и сам опустился в кресло у стола, на котором находилась панель с разноцветными кнопками.

Настя, осторожно присела на диванчик, сложила руки на коленях, не зная, куда их деть. От устремленного на нее взгляда стальных серых глаз ей стало неловко, и она начала усиленно разглядывать синюю шелковую бахрому.

– Как тебе у нас понравилось, Анастасия? – спросил он.

– У вас великолепно, сэр, – вежливо ответила она, подавив в себе желание накрутить на палец синие тонкие нити свисавших кисточек – дома мать всегда журила ее за испорченные таким образом скатерти и обивки диванов.

Неожиданно миллиардер нажал какую-то кнопку и на огромном экране стоявшего у противоположной стены телевизора, возникло изображение – океанские волны, бьющиеся о скалистый берег. Потом появились высокие пальмы, уходящие в синее небо, и огромный дворец. Снова пальмы и теперь уже несколько дворцов, составляющих причудливую композицию. По широкому шоссе мчался автомобиль, а в синем небе, слегка покачивая крыльями, парил небольшой самолет. Потом по лесной просеке пронеслась кавалькада всадников, и внезапно на их пути встал огромный черный слон – Настя даже вскрикнула от восторга и ужаса. Слон, однако, повернулся и пошел своей дорогой, а всадники продолжили свой путь.

– Это заповедник, – объяснил Капри, смещая изображение. – Я собрал на этом острове редчайшие породы животных, которые у себя на родине обречены на вымирание. Тапиры, уссурийские тигры, черные слоны. Заповедник занимает лишь небольшую часть острова Сен-Капри. Восточный берег ровный и песчаный, здесь на много километров тянутся пляжи – чистейший золотой песок. Параллельно им тянется линия отелей для отдыхающих – только очень богатые люди могут себе позволить отдых на острове Сен-Капри. В центре находятся увеселительные заведения – клубы, казино, концертные залы, парки с аттракционами – и несколько банков. На западе острова размещена резиденция моей семьи – здесь я и мои близкие останавливаемся, когда приезжаем на этот остров отдохнуть. Я владею несколькими такими островами, и каждый из них приносит баснословный доход. Попасть туда – заветная мечта многих, которую они вынашивают всю жизнь, – он выключил телевизор и, повернувшись к Насте, раздельно произнес: – Один из таких островов будет принадлежать вам с Дональдом, когда вы поженитесь.

Настя подняла глаза и встретилась взглядом со смотревшим на нее в упор миллиардером.

– Очень жаль, сэр, но разве мой папа не сказал вам? Я не могу выйти замуж за Дона.

– И какова причина?

Покраснев, она решительно выпалила:

– Причина в том, что я люблю другого человека.

Миллиардер с минуту холодно смотрел на нее, потом пожал плечами.

– Твои чувства меня мало интересуют, маленькая леди. Мой сын хочет на тебе жениться, и он тебя получит – я ему это обещал.

Настя негодующе взглянула на него и поднялась.

– Я все сказала, сэр, и больше говорить не о чем. Пожалуйста, я хочу вернуться к родителям – нам, наверное, пора домой.

– Сядь, – невозмутимо промолвил Капри. – Видишь ли, твой отец очень занятой человек. Час назад ему позвонили, и он вынужден был уехать. Твоя мать уехала вместе с ним, но они решили, что тебе будет приятно еще какое-то время погостить в нашем доме – ты так интересно проводила время с моим сыном, что они не стали тебя отвлекать.

Настя почувствовала, что ноги у нее вдруг ослабли и подогнулись. Она упала обратно на софу, губы ее дрожали.

– Мама… моя мама тоже уехала?

Капри равнодушно кивнул.

– Разумеется. Она знает, что ничего плохого с тобой здесь не случится. Они с твоим отцом позволили мне действовать в отношении тебя так, как я считаю нужным. И я говорю: ты станешь женой моего сына или… не выйдешь из этого дома вообще.

Похолодев от ужаса, Настя уставилась на невозмутимое лицо сидевшего перед ней человека. Однако уже спустя минуту она пришла в себя и презрительно вскинула голову.

– И что же вы обещали моему папе? Первую премию? За это он согласился оставить меня здесь, увезти маму и позволить вам давить на меня так, как вы захотите? За этот ваш дурацкий миллиард?

Капри иронически усмехнулся.

– Действительно, маленькая леди, что такое миллиард, когда речь идет о желании моего сына? Кстати, остров, которым ты будешь владеть вместе с Дональдом, приносит ежегодно от трех до четырех миллиардов дохода.

– Я не хочу вашего острова! – вне себя закричала она. – Я не хочу ваших миллиардов! Если б вы действительно любили вашего сына, то стали бы ему другом! Вы не оставляли бы его в одиночестве с его мыслями и тоской. Вы слушали бы с ним музыку и разговаривали бы с ним, а не с его врачами! Они его лечат и от аутизма, и от шизофрении, но только не от одиночества! И зачем вы ему лжете, что его мать уехала и бросила его? Дональд прекрасно знает, что она погибла, он помнит взрыв и даже знает, кого вы покрываете, когда утверждаете, что это несчастный случай!

Лицо миллиардера превратилось в белую маску. Он поднялся и, подойдя к окну, встал спиной к Насте, молча глядя на озеро. Плечи его вздрагивали, и Насте вдруг показалось, что он плачет. Это ее испугало.

– Простите меня, – с искренним раскаянием в голосе произнесла она, – я не должна была этого говорить – не имела права. Я…

Капри резко повернулся с таким странным выражением на лице, что внутри у Насти все похолодело, и она запнулась, забыв, что хотела сказать.

– Так-так, – процедил он и внезапно рассмеялся каким-то коротким и страшным смехом, – вот, что он тебе, оказывается, рассказал!

– Так ведь мы друзья. Наверно, конечно, я не имела права…

– Очень интересно, – вытащив из портсигара сигарету, Капри щелкнул зажигалкой и, затянувшись, вернулся на свое место. – И кому ты еще об этом рассказывала? – спросил он ничего не выражающим тоном.

Настя возмущенно вскинула голову.

– Я не выдаю секретов своих друзей, сэр. Я вам сказала потому, что вы и так все знаете, но и этого не следовало делать – просто я очень расстроилась, что меня здесь бросили, и мама уехала не попрощавшись.

– Понятно, – он затушил сигарету, оставив ее в пепельнице. – Тем не менее, маленькая леди, вы владеете информацией, которой вам не следовало бы владеть.

Неожиданно она повеселела и широко улыбнулась.

– Теперь вы меня, конечно, убьете, да?

– А ты этого очень хочешь? – он саркастически поднял брови, и в его холодном взгляде мелькнула насмешка.

– Да не то, чтобы очень, но это еще не самое страшное. Меня, знаете ли, сэр, в этом году столько раз пытались убить, что я уже привыкла.

Миллиардер с внезапным интересом поднял брови.

– А что же тогда самое страшное, по твоему мнению?

– Вы хотите выведать, чем можно напугать глупую маленькую девочку? Не пытайтесь, сэр, самое страшное в своей жизни я уже пережила, и больше ничего не боюсь.

– Похвально видеть столь мужественную юную леди, – кивнул он, – однако ты не знаешь, что может ждать тебя впереди, если ты будешь упрямиться.

Неожиданно Настя печально и светло улыбнулась, отчего лицо ее стало совсем взрослым и удивительно мудрым.

– Сэр, – сказала она с иронией, – вы имеете в виду, что придумаете для меня новую оригинальную пытку? Не пытайтесь, – ее голос зазвенел, – у меня на глазах терзали человека, я видела страдания и смерть людей, но не смогла им помочь – есть ли пытка страшнее? Теперь я железная, меня не проймешь.

Снова вытащив портсигар, Капри сунул в рот сигарету, но вдруг спохватился:

– Прости, я забыл спросить: ты куришь?

– Нет, сэр, благодарю.

– Тебя так глубоко волнуют чужие страдания, – сказал он, затянувшись, – так почему тогда ты не хочешь пожалеть моего сына? Ты ведь знаешь, как он страдает, и как страдаю я.

– Сэр, – мягко ответила Настя, – я не люблю, когда меня к чему-то принуждают, но я понимаю ваши чувства. То, что вы делаете, вы делаете из любви к сыну, – она с горечью добавила: – Я счастлива была бы, если б мой отец хоть вполовину любил меня так.

Неожиданно миллиардер смутился.

– Твои родители не хотят тебе ничего плохого. Твой отец полагает, что ты еще слишком молода и не понимаешь всех преимуществ, которые сулит этот брак.

– А вы ему уже отдали этот идиотский миллиард?

– Премия выплачивается постепенно, – объяснил он, – по мере строительства объекта. В акционерную компанию, которая руководит работой и использует эти деньги, назначается мой представитель – он следит за тем, чтобы средства расходовались по назначению, и чтобы не было злоупотреблений. Через два-три дня будет объявлен итог конкурса. Я обещал твоему отцу первую премию, и он ее получит.

– И зря. Я вам не советую этого делать, потому что я не выйду за Дональда.

– Это уже не подлежит обсуждению, – мягко ответил Капри. – Мой сын желает этого брака и, к тому же, он слишком много доверил тебе. Ты выйдешь из этого дома, только став законной женой Дональда Капри. Я понимаю, что ты не терпишь принуждения, но другого выхода у тебя нет. Завтра нотариус составит брачный контракт, и в мэрии зарегистрируют ваш брак.

Настя возмущенно вскочила на ноги.

– Не имеете права! Я кричать буду, да я… я у вас тут сейчас вообще все расколочу!

Схватив стоявшую на столе статуэтку, она размахнулась и изо всех сил запустила ею в окно. Стекло зазвенело, но выдержало. Капри виновато развел руками.

– Можешь кинуть что-нибудь еще, но стекла у меня в доме имеют повышенную прочность, я заранее предупреждаю. Есть еще зеркало – пожалуйста, к твоим услугам.

– Ну вас к дьяволу, – сердито сказала она, садясь обратно. – Ничего у вас не получится. Я – свободная гражданка России, а брак по принуждению вообще незаконен.

– А ты докажи, что он совершен по принуждению. Ты несовершеннолетняя, а твои родители уже дали согласие на брак в письменном виде. Есть даже справка о том, что ты беременна – после газетной шумихи в мэрии даже не возникнет никаких сомнений.

– Да вы с ума сошли, Швейцария – свободная страна, и я подниму в мэрии такой шум, что все журналисты сбегутся!

Капри удовлетворенно кивнул.

– Твой отец предупреждал, что ты любишь обращаться к папарацци. Поэтому сразу предупреждаю: бракосочетание совершится очень тихо – ни одного представителя прессы не будет, и в мэрии уже предупреждены на этот счет. Если каприз Дональда продлится, то мы позже торжественно отпразднуем вашу свадьбу. Кстати, если ты завтра начнешь скандалить в мэрии, мы уже нашли похожую на тебя девушку, и она тебя заменит, а твои родители засвидетельствуют подпись.

Настя слегка оторопела.

– Да это идиотизм какой-то, – заметила она даже не очень сердито, – вы ерунду какую-то делаете, и зачем? Донни – очень умный и тонкий человек, только он очень одинок и нуждается в друзьях. Я рада быть ему другом, но к чему этот брак?

– Если б мой сын сказал, что нуждается в друзьях, – высокомерно возразил миллиардер, – у него были бы тысячи друзей. Но он не сказал, что ему нужны друзья, ему нужна ты, и он тебя получит.

– Я люблю другого!

– Я уже сказал, что твои чувства меня не волнуют. Твой отец говорил о каких-то вздорных детских фантазиях, но они никому неинтересны. Сам он считает, что это связано с тем, что тебе дали слишком строгое воспитание. Современные девушки получают удовольствие от секса и мало думают о чувствах, а в браке ищут практическую выгоду.

– А я не стану заниматься сексом с человеком, которого не люблю, поймите вы это! – процедила она сквозь зубы.

Бертрам Капри рассмеялся своим отрывистым лающим смехом.

– Это уж ваши с Дональдом проблемы – если ты будешь сопротивляться, а он захочет тебя изнасиловать, то я не стану возражать. Возможно, впрочем, что ему в первое время достаточно будет просто дружеских бесед с тобой – для секса в его распоряжении всегда есть пара девиц. Если через какое-то время Дональд решит тебя оставить, то ваш брак будет тихо расторгнут, и ты получишь солидную компенсацию – мы с твоими родителями обговорим ее размер в брачном контракте. А теперь ты можешь увидеть своего жениха – возможно, вам захочется поговорить о завтрашнем бракосочетании, – он нажал кнопку и сказал: – Донни, сынок, зайди ко мне в кабинет, если ты хочешь побеседовать со своей невестой.

Настя не поднялась навстречу Дональду – она сидела, исподлобья глядя на смущенно стоявшего перед ней юношу. Бертрам Капри отошел к окну и издали наблюдал за молодыми людьми.

– Настья, – с болью в голосе спросил Дональд, – ты сердишься?

– Я думала, мы друзья, Донни! Нам было так хорошо дружить, ты столько мне рассказывал, ты научил меня слушать Брамса и Вивальди. Я считала тебя таким умным – ты читаешь о линейных операторах, а ведь это проходят только в университете! Так неужели ты не видишь, что этот брак – нелепость? Я не хочу выходить за тебя замуж, я хочу вернуться домой в Москву!

Лицо Дональда выразило сильное смущение.

– Я не смогу без тебя жить, Настья, я просто умру! – печально ответил он. – Мы поженимся, а дальше пусть будет, как ты хочешь. Мы уедем в Москву – мне все равно, где жить. Я хочу только всегда быть рядом с тобой. Помнишь ту детскую сказку про льва и собачку, которую ты мне один раз рассказала? Ее написал ваш Толстой. Я как тот лев – мне никто не нужен, кроме тебя.

– Извини Донни, – возразила она, невольно тронутая его словами, но не желая поддаваться чувству жалости, – но ведь я не собачка, а брак – это не только быть рядом. Брак – это семья, секс, а я еще только учусь в школе и совсем этого не хочу.

Дональд немедленно согласился:

– Хорошо, я куплю большой дом в Москве, и мы будем жить на разных этажах. Мы не будем заниматься сексом, пока ты этого сама не захочешь.

– Да что ж это такое, а если я не хочу? – разозлилась она. – Я не хочу за тебя замуж, я скандал устрою!

Бертрам Капри оторвался от окна и сказал:

– Донни, сынок, хочу тебя предупредить, что в Москве мне будет труднее контролировать все шаги твоей молодой жены. Если она захочет затеять скандал по поводу вашего брака, то мне придется покупать многих, чтобы ее утихомирить. Впрочем, как хочешь, но я бы тебе посоветовал держать ее здесь – ее отец, кстати, советует то же самое.

Дональд взглянул на побледневшую Настю.

– Настья, если я выполню твое желание и отвезу тебя в Москву, ты обещаешь не поднимать скандала? Даешь слово?

– А что мне остается? – она угрюмо пожала плечами. – Даю слово. Но только я в этом твоем доме все стулья переломаю!

– Мне достаточно ее слова, – сказал Дональд отцу и вновь повернулся к Насте. – Мебель можешь ломать, сколько угодно. Я буду счастлив покупать тебе каждый день хоть сотню стульев.

Настя возмущенно пожала плечами.

– Вы еще с меня же потребовали слова! После того, как поступили со мной!

Бертрам Капри усмехнулся.

– Ты сама сказала, что тебе ничего больше не остается. Впрочем, твои родители и родственники вряд ли позволят тебе его нарушить – миллиард будет выплачиваться им постепенно, и в любой момент можно будет прервать поступления, заявив, что средства используются не по назначению. Раз Дональд решил заняться делами, то думаю, что он и будет все это контролировать.

– Я, папа?

– Естественно, я дам тебе помощника, но ты лично будешь присутствовать на всех их собраниях акционеров и в любой момент сможешь потребовать у них полный отчет. Не волнуйся, там всегда будет к чему придраться – русские не могут не воровать.

– Хорошо, папа, – кивнул Дональд, – я займусь делами. Да, я решил – я не буду поступать в Оксфорд, я этот год посвящу изучению русского языка и поступлю в московский университет.

Старый Капри поморщился.

– Разве в России можно получить нормальное образование, сынок?

– Наша наука – лучшая в мире! – сердито буркнула Настя.

Дональд мягко возразил отцу.

– В Интернете попадаются интересные работы русских, папа.

– Хорошо, делай, как хочешь, сынок, – согласился миллиардер и повернулся к Насте: – Надеюсь, ты поняла, что спорить нет смысла? Скажи сразу, ты будешь завтра вести себя тихо или мне стоит принять меры предосторожности?

– Я не думала, что здесь, в центре Европы, может твориться подобное беззаконие!

– Дорогая невестка, – старик наставительно поднял палец, – чиновника, полицейского, репортера и даже министра можно купить, где угодно. В Европе это чуть дороже – только и всего.

– Папа, – упрекнул Дональд, – Настья подумает, что ты преступник.

– Я благотворитель, сынок, – усмехнулся миллиардер, – жертвую муниципалитету на строительство больниц и школ, детям полицейских и чиновников даю стипендии. За это меня все любят, но это, конечно, мелочь по сравнению с тем, что я даю русским за твою невесту.

– А вы не боитесь, что ваши денежки – тю-тю? – злорадно поинтересовалась Настя.

Бертрам Капри добродушно махнул рукой.

– Я никогда ничего не инвестирую в Россию, это совершенно бесполезно – черная дыра. Все разворуют, растащат и разбегутся в разные стороны. Эти деньги я плачу им за тебя, но если ты попробуешь что-то выкинуть, – голос его вдруг посуровел, – то я прекращу выплаты и взыщу все, что было выплачено – до последнего цента. От Бертрама Капри не скроешься, я расправлюсь с ними со всеми, а с твоим отцом – самым первым. Ты поняла?

– Не надо меня запугивать, – окрысилась Настя, – вы все сказали?

Миллиардер засмеялся и потрепал ее по плечу.

– Все, маленькая русская леди. До встречи завтра – в мэрии. Дональд проводит тебя в твою комнату, – неожиданно он с усмешкой нарочито мрачно взглянул на сына: – Донни, сынок, возможно, она завтра будет сговорчивей, если ты сегодня же ночью вступишь в свои супружеские права, как ты считаешь?

Дональд поспешил успокоить побледневшую Настю:

– Папа шутит, я никогда не сделаю ничего против твоей воли, Настья. Не пугай ее, папа, она сделает все, как надо.

– Ну-ну! Думаю, она достаточно умна и понимает, что следует быть послушной и зря не искушать судьбу, – проворчал миллиардер и потянулся за портсигаром.

Дональд неожиданно улыбнулся, и его отец даже слегка вздрогнул – он впервые видел такую ясную и светлую улыбку сына.

– Спасибо за все, папа, я тебя очень люблю.

Настя молчала, чувствуя себя раздавленной и уничтоженной. Дональд взял ее руку и медленно поднес к губам, глядя на отца полным безмерного счастья взглядом.

В это время Андрей Пантелеймонович лежал у себя в номере и думал – думал о том, что хорошо было бы бросить все на свете и жить вдвоем с Ингой в маленькой двухкомнатной квартирке где-нибудь, например, в Бутово. Через год ему шестьдесят, и вполне можно уйти на пенсию. Только будет ли Инга любить его таким – старым, поникшим и… так страшно обманувшим ее много лет назад. Она ведь еще молода, она сможет родить ребенка… от любого другого мужчины. А Лилиана и Гордеев все знают, они держат его в руках. И он должен иметь против них оружие – этот миллиард. Нет, нельзя ему на пенсию!

Внезапно у него мучительно разболелась голова. Жутко ломило виски, ныл затылок, и где-то в отдаленном уголке сознания вертелась мысль, что все это зря – все, что он делал в своей жизни.