Читать книгу Время тлеть и время цвести. Том второй - Галина Тер-Микаэлян - Страница 6

Антон Муромцев двое суток безвылазно просидел в клинике. В первую ночь все суетились возле роженицы с инсулинозависимой формой сахарного диабета, у которой были затяжные роды. С утра к ней приехал консультант эндокринолог, и Антон только в три часа дня сумел спуститься в столовую.

В четыре явилась на прием сорокапятилетняя дама, желавшая сохранить беременность. У нее было двое взрослых детей, внук и миома матки. Однако, случайно забеременев, она вдруг страстно захотела третьего ребенка, и муж никак не мог ее отговорить. Супруги сидели в кабинете Муромцева и отчаянно спорили, взывая к его мнению. Он послал даму на диагностику и, скрепя сердцем, отправил в отделение патологии, потому что в споре с мужем женщина взяла вверх.

Ехать домой в эту ночь у Антона не было сил, но, тем не менее, полночи он не мог заснуть, ругая себя за то, что не убедил энергичную даму сделать аборт. Потом ему снились кошмары и Маргарита, которая звала его, а он никак не мог ее увидеть и метался, метался в тумане, и голос ее становился все жалобней и тише.

К счастью ночь и утро в клинике прошли довольно спокойно, но уже в полдень в патологию привезли двенадцатилетнюю девочку, которая ухитрилась доносить беременность чуть ли не до девятого месяца, а мать, деловая бизнес-леди, только сейчас это заметила.

– Что теперь можно сделать? – плача, кричала она в кабинете Антона, и на лице ее пылали багровые пятна. – Нет, вы мне скажите, что можно сделать, я вам за это деньги плачу!

– Начнем с того, что деньги вы платите не мне, а в бухгалтерию клиники, – жестко отвечал он. – Затем вы их платите за обслуживание, а не за ваш крик, поэтому успокойтесь.

Дама всхлипнула.

– Это мой единственный ребенок. Говорят, надо было за ней смотреть, но я ведь целые дни работаю! Отдала ее в частную школу с бассейном, все для нее. Домработница у меня, хотела гувернантку взять, а потом думаю: зачем, если она у меня в школе на «хорошо» и «отлично» учится, старается?

Антон терпеливо выслушал женщину, отметив про себя, что она не упомянула о муже.

– Что я могу вам сказать, – сочувственно ответил он, – такие случаи сейчас довольно часты. Аборт уже делать поздно, это однозначно. Конечно, необходимо постоянное наблюдение, она еще слишком мала, но пока состояние нормальное, и ребенок в порядке. Остальное будем решать по обстоятельствам. Отец ребенка известен?

– Мальчишка из восьмого класса, ему только-только четырнадцать исполнилось.

– Тогда и с юридической стороны ничего не поделаешь, постарайтесь договориться с его родителями. В любом случае у вас скоро будет внук, так что готовьтесь.

– Мальчик? – на ее заплаканном лице неожиданно проступил интерес.

– Да. Так что покупайте пеленки голубого цвета.

Женщина ушла немного успокоенная. Антон еще раз проверил все сброшенные на его компьютер результаты обследования девочки и пошел к ней в палату. Она рассматривала книжку с картинками и жевала жвачку.

– Дай-ка, я еще раз послушаю твоего пацана.

Девочка вздохнула и послушно задрала рубашонку.

– Меня сегодня уже сто человек слушали. А точно мальчик?

– Точно, УЗИ показало.

Засунув стетоскоп в карман, он поднялся, задумчиво глядя на круглое детское личико. Она взглянула исподлобья и неожиданно сказала:

– Ну и ругайте, а мне все по фигу!

– А что, много ругают? – удивился Муромцев.

– Ну и что? – круглая мордашка презрительно скривилась. – Мать орет, а в школе у нас психолог – дура! Мне все равно все по барабану!

– И правильно, – легко согласился он, – ты уже взрослая, и нечего тебя ругать.

– Я? – пухлый рот удивленно открылся.

– Ты, конечно. Как сына-то назовешь?

Она скорчила рожицу и фыркнула:

– Васька. У нас на втором этаже есть кот Васька. Васька-засраська. А меня в милицию заберут? Я тогда сразу отсюда убегу.

– С какой стати? Ты здесь, чтобы с тобой и с твоим Васькой все было нормально.

– Мать говорила. Только мне по барабану. А домой мне можно пойти?

– Только вместе с мамой. Хочешь, я позвоню ей, чтобы приехала за тобой?

Девочка подумала и покачала головой.

– Не, я лучше здесь. А у вас есть дети?

Антон вдруг почувствовал, как что-то больно кольнуло внутри.

– Есть. Помладше тебя девочка, – потрепав ее по плечу, он направился к дежурному врачу и сказал ему: – Поеду домой, вы сообщите, если что. И повнимательней смотрите, чтобы не сбежала, а то хлопот не оберемся.

Дежурный кивнул.

– Конечно, Антон Максимович, я сейчас и вахтера, и старшую сестру предупрежу. А вы езжайте, а то вы вообще дома никогда не бываете. У вас квартира хоть на сигнализации? А то ведь обворуют. Воры сейчас как – позвонят в дверь или по телефону, увидят, что хозяев нет, и здрас-с-сте вам!

Поднимаясь в лифте, Антон думал:

«Точно – обворуют. Катька больше не заходит, позвонишь, а она: «У меня все в порядке, спасибо, извини, Антоша, если время будет, то я забегу». Все со своим Стасом, небось. Обиделась, что я его без должных родственных чувств принял. Ладно, Катька, ты тоже уже взрослая».

Он услышал телефонный звонок еще на лестнице и с неожиданным злорадством подумал:

«Ага, воры – звонят, проверяют. А ну-ка я их сейчас огорчу!»

Схватив трубку, он рявкнул так страшно, как только мог:

– Муромцев слушает!

– Антон Максимович, – взволнованно произнес юношеский голос, – это Алеша – помните, я был с Настей? Вы мне ногу лечили.

– Конечно, я помню тебя, Алеша, – устало ответил Антон.

– Я хотел… можно мне с вами поговорить? Очень срочно!

– Что ж, записывай адрес.

Через час Алеша сидел напротив него и горячо объяснял:

– Говорила, что в июле приедет из Сибири, в августе уедут в Швейцарию. Я ждал письма – не написала. Оформил себе визу, думал, поеду туда, где она, и все ждал, ждал. Уже сентябрь, и ничего. У нее школа, у меня тоже занятия начались, а я все жду. Не хочет больше видеть? Так написала бы. Телефон мне свой домашний не дала, даже не знаю, где ее школа, а она ведь мне всякие слова говорила – про любовь. Понимаете? Только ваш домашний телефон мне дала. Я бы не стал, но…. Вдруг что-то случилось?

Антон вздохнул и покачал головой.

– Ну, что я тебе могу сказать? Из Сибири они в Москву не приезжали, сразу отправились в Швейцарию. Вернулись недели две назад.

– Понятно, – Алеша поник головой, – она в Москве, но мне не написала. Значит… все. Кончено.

В голосе его звенела такая горечь, что Антон неожиданно вспомнил не очень ему понятные строки из письма Насти, на которые он не обратил внимания:

«Я все вспоминаю, как в мае ты мне помог с химией. Потом пришла Катя. И еще тогда ты делал операцию. Если сможешь, помоги мне еще раз»

В мае он не помогал Насте с химией. В ту страшную ночь, когда погибли Лада с Кристофом, она приехала в дом покойного Евгения Семеновича Баженова сказать ему, Антону, о гибели Кати. Потом пришла Катя. И операцию он делал Алеше. Настя, не имея возможности выразиться яснее, просила его о помощи, и это каким-то образом было связано с Алешей – оказывается, у этих паршивцев был бурный роман.

– Погоди, Алеша, – возразил он, – что ты так сразу – «все кончено»? В Сибири у них что-то случилось, кажется, Настасью похитили, взяли в заложницы или что-то там еще. Поэтому ее сразу увезли в Швейцарию, и с тех пор она находится под строгим контролем. Из-за этого, скорей всего, у нее нет возможности с тобой связаться.

Алеша побледнел.

– Как… похитили?

– Не знаю, я у них еще не был, а по телефону неудобно, сам понимаешь.

Сказав это, Антон помрачнел – после разговора с Ревеккой, он раза два говорил с Воскобейниковым по телефону по делу, но просто не представлял себе, как сможет увидеть его и посмотреть ему в глаза.

– Когда вы у них будете?

– Не знаю, – Антон развел руками, – скоро они опять уезжают и берут Настасью с собой.

Так что не знаю даже, чем тебе помочь.

Алеша поднялся.

– Извините меня, я напрасно отнял у вас время.

– Ничего страшного, – Муромцев тоже поднялся.

– Я бы не стал вас беспокоить, – Алеша резко сунул руки в карманы, – но Настя сказала, что вы самый верный ее друг потому и просила позвонить вам – в крайнем случае.

– Она так сказала? – голос Антона дрогнул. – Ладно, оставь мне номер своего мобильного, я что-нибудь придумаю.

Проводив Алешу, он лег спать с гудящей головой, имея твердое намерение хотя бы до семи утра никого больше не слышать и ни о чем не думать. Однако в половине шестого его разбудил звонок дежурного врача из патологии.

– Антон Максимович, малолетка удрать хотела! Вылезла на карниз и спрыгнула.

Муромцева аж затрясло – палата девочки находилась на втором этаже. С трудом разлепляя губы, он спросил не своим голосом:

– И что?

– Ничего пока. Уложили в постель – ревет, щеку оцарапала.

– Еду. До моего приезда мониторинг, УЗИ, и результаты мне на мобильник – сразу же.

Вопреки своим принципам Антон проскочил на красный свет, и, конечно же, на углу стояла машина ГИБДД, и, конечно же, он тут же был остановлен блюстителем порядка.

– Попрошу ваши документы, – вежливо откозырял паренек в милицейской форме.

Антон сунул руку в пиджак и к ужасу своему обнаружил, что оставил дома деньги. К счастью, права он всегда держал в машине.

– Я врач, спешу к больной, работаю в клинике.

Однако от волнения голос его звучал так неестественно, что гаишник не поверил.

– Все вы спешите к больным, – пробурчал он, искоса глянув на права.

– Бумажник дома оставил – спешил, понимаете.

Но гаишник не отреагировал, продолжая разглядывать права. Внезапно у Антона зазвонил мобильник, и он схватил трубку.

– Антон Максимович, – по голосу он понял, что дежурный врач нервничает, – нее воды отошли, но схваток нет. Состояние плода удовлетворительное. Кесарим?

– Когда отошли воды?

– Только что. Хирург здесь.

Антон взглянул на часы.

– Время есть, попробуем вызвать схватки по обычной схеме, только не позволяйте ей подниматься – у плода ягодичное пред-лежание. Меня тут ГАИ остановило, я еще нескоро буду, звоните.

Он клял себя за то, что уехал и оставил девочку с этим дежурным врачом – паренек старательный и квалифицированный, но в неординарной ситуации сразу впадает в панику и теряется. Никакой уверенности в себе – со страху все забывает и чуть ли не в штаны может наложить. Конечно, он только что пришел из интернатуры, но если не возьмет себя в руки, то придется уволить – врачу в сложный момент нужно иметь железные нервы. Это потом можно расслабиться и поканючить.

– Ладно, доктор, – сказал гаишник, возвращая ему права, – езжайте, но больше не нарушайте.

Девчонка была здорово напугана и ревела благим матом, но на ее рев никто не обращал внимания.

– Роды не идут, – тихо доложил Муромцеву хирург.

У дежурного врача тряслась челюсть, и говорить он не мог.

– Попробую вызвать роды, жалко резать такую малышку, – вздохнул Антон и направился переодеваться.

«Мама учила использовать систему точек, я сто раз видел, как она вызывает роды и аборты на больших сроках. Сколько раз она показывала мне, но я относился скептически, хотя дважды в критических случаях пользовался этим методом, и получилось. Конечно, традиционная медицина надежней, но ведь бывают случаи, как сейчас».

Девчонка заорала от ужаса, когда у нее начались схватки.

– Обезболивающее? – тревожно спросила акушерка.

– Пока нет. Терпи, – сердито прикрикнул он на девчонку, – тебе не так уж и больно! Зачем в окно лезла?

– Не знаю! Ой, мамочка!

– А теперь тужься – вроде в туалет по большому.

Ребенок огласил помещение звонким криком. Девчонке сделали укол, чтобы заснула – нужно было зашить разрывы. Во сне лицо ее казалось неожиданно повзрослевшим и умиротворенным.

– Доктор! – всхлипывающая мамаша бросилась к Антону, едва он вышел в коридор. – Она будет жить?

– Сейчас ее перевезут в палату, можете с ней посидеть. Малыш два пятьсот – нормальный для своего срока. Пока мы отклонений не находим, завтра побеседуйте с детским врачом.

Он говорил с ней отрывисто, с трудом сдерживая злость, хотя и понимал, что она не виновата в том, что ее дочь в тридцать пять недель беременности вздумала прогуляться по карнизу.

– Антон Максимович, остановила его секретарша, – к вам на консультацию, они уже два часа ждут.

Элегантная пара расположилась в вестибюле. Они застенчиво поднялись ему навстречу.

– Что у вас? – он чувствовал себя совершенно разбитым. – Не обязательно обращаться именно к главврачу, у нас есть консультанты.

– Если можно, – заискивающе сказал мужчина с внешностью бизнесмена, – то мы хотели бы именно к вам – о вас ходят просто легенды.

Антон вздохнул, вспомнив крыловскую фразу «и в сердце льстец всегда отыщет уголок», а вслух сказал:

– Заходите.

У женщины было восемь недель беременности. В центре, где за ней наблюдали, УЗИ показало тройню. Антон направил ее на дополнительное диагностическое обследование, предупредив, что рожать придется через кесарево сечение.

– Если хотите наблюдаться у нас, то нужно пройти двухнедельное обследование в клинике, посмотреть, как развивается беременность.

Отпустив пару, он решил, что пора все же немного отдохнуть, но не успел сварить себе кофе и вытащить колбасу из холодильника, как на мобильный позвонила Катя.

– Антон, ты в клинике? Если не очень занят, то я зайду, ладушки?

Они не виделись почти три месяца, и Антон сразу заметил, как ввалились ее щеки.

– Ты не болеешь, Катька? – с тревогой спросил он, усаживая сестру. – Что случилось, ты не беременна часом?

– С тобой невозможно иметь дело, Антон, – хмыкнула она, плюхаясь на диван, – сразу насквозь видишь.

– Что, да неужто, правда? – изумился он.

– Как день.

– Ты же вроде не собиралась.

– Я врала, – она вздохнула и покрутила перед глазами наманикюренные ногти, – просто сразу не получалось, стала вдруг бояться, что я бесплодна, и мне стыдно было тебе признаться. Теперь вот получилось.

– Ну, ты и дура, оказывается! Это же надо такую чушь пороть – бесплодна, потому что с первого раза не получилось, стыдно ей было, видите ли! А теперь что – забеременела и торжествуешь? Нос кому-то утерла, гордишься? Где твой хахаль?

– Не знаю, – беспечно сказала Катя, но тут же отвела глаза и жалостно добавила, словно оправдываясь: – Нет, честно – не знаю. Не смотри на меня так.

– Бросил, что ли?

– Вроде бы.

– А если поподробней?

– Если поподробней, то я его видела в последний раз три недели назад – как только сама уверилась, так сразу и его поставила в известность. Он очень озаботился, досконально выяснил, когда мне рожать, и с тех пор от него ни слуху, ни духу. Да я, собственно, особо бурной радости от него и не ожидала.

– Что ж, пока все в порядке вещей. Конечно, я тебя еще осмотрю, чтобы убедиться точно, но предположим, что все именно так. И что мы будем делать?

Катя вздохнула и, скинув туфли, уселась поудобней, поджав ноги.

– Понимаешь, Антоша, у меня выбора нет.

– Выбор всегда есть, – жестко возразил он, – ты можешь родить и всю жизнь посвятить этому ребенку. Можешь не рожать – ты еще совсем молода, через год, два или три встретишь хорошего человека, выйдешь за него замуж. Или просто займешься сексом для своего удовольствия, как все нормальные люди.

– Не выйду я замуж, – голос ее был полон печали, – секса мне никто особо не предлагает, а сама я гоняться за мужиками не могу. Но ребенка хочу до безумия.

– Тогда рожай, а там – как бог на душу положит. Если ты вбила себе в голову, что не выйдешь замуж и можешь обойтись без секса, то я ничего не могу поделать – это скорей в компетенции психоаналитика, а не гинеколога. Как твой бизнес?

– И так, и эдак. Стараюсь идти впереди своего времени. Купила оборудование, освоила программу «Фотошоп», написала на вывеске: «Цифровая фотостудия, фото на документы, фотомонтаж, коррекция фотографий, цветное фото» и так далее. Клиенты идут, но уже вижу, что всю прибыль съедят налоги и аренда помещения. Скоро, наверное, придется «крышу» кормить – там вокруг меня уже пара ребят вертится. Прежде, когда Стас был, он обещал, что ко мне никто близко подходить не будет, но теперь – не знаю. Пока существую за счет денег Клотильды. Недавно один деятель подкатывал и предлагал за хорошие деньги снимать порнуху, но я отказалась – боюсь, вредно скажется на ребенке.

Антон тихо засмеялся и поставил перед ней бутерброды.

– Ничего страшного, снова влезешь в дерьмо – снова вытащим. Ешь, а завтра утром придешь натощак, я тебе сделаю все анализы и проконсультируюсь со специалистами.

– Боюсь, мне сейчас не по карману будет твоя клиника, – весело заметила она, разжевывая бутерброд.

– Это уже не твоя забота. Подожди, я тебе минералки налью, не тянись к кофе. Кстати, почему ты ни разу не навестила Карину, пока она лежала здесь?

– Не знаю, – Катя тяжело вздохнула и вдруг светло улыбнулась: – Наверное, завидовала – тогда еще боялась, что у меня самой детей не будет. Глупо, конечно, я знаю, что месяцами живут, пока забеременеют, но для себя самой какие-то нормы поставила. Решила даже, что я гермафродитка, и у меня вообще все ненормально внутри. Злилась на весь мир, никого не хотела видеть и даже сестер и Юлека с Олеськой начала ненавидеть – почему это у них есть дети, а у меня нет! Как Карина и ребенок?

– Нормально, уже почти месяц, как их выписал. Приезжала ее сестра.

Он старался говорить равнодушно, но это ему не очень удалось. Катя если и заметила что-то странное в его голосе, то не придала значения. Она изумилась и обрадовалась услышанной новости – так сильно, что даже ноги спустила с дивана.

– Ритка?! Куда же это она пропала, чертовка такая? В последний раз я ее видела в день папиной смерти. Она пришла к нему, и они о чем-то долго спорили, а потом она вылетела сама не своя и убежала. Не знаю, о чем они говорили – папа умер буквально через несколько минут, а она, кажется, даже не была на его похоронах. Впрочем, я тогда была в таком состоянии, что… Как она?

– Нормально, – осторожно ответил Антон, – передавала тебе привет.

– Привет? – улыбнулась Катя. – Нет, серьезно? Значит, в ней что-то стронулось с места, прежде такие тонкости были не для нее. Когда их с папой институт развалили, у нее отобрали общагу, и она некоторое время жила у нас. Так помню, она «доброе утро» никогда не скажет. Олеська из-за этого всегда бесилась, а один раз решила Ритку повоспитывать и в ухо ей ка-а-ак гаркнет: «Доброе утро!», а Ритка на нее своими зеленющими глазами ка-а-ак зыркнет! Олеська чуть не присела от этого ее взгляда! Мне аж смешно стало – вроде дуэли. Нет, правда, ну что делать, если человек такой? Она талантливая, а талантливые все с приветом. Конечно, с таким характером от нее все разбегутся, но папа ее очень любил, говорил, что такие таланты рождаются раз в столетие. Что она теперь делает?

– Не знаю, кажется, работает по специальности.

Катя печально вздохнула.

– Папа так надеялся, что она продолжит его работу! Он уже совсем плох был, а все просил: узнай, как Маргарита, спроси, чем занимается. Я, собственно, ради нее и попросила тебя тогда найти Карине квартиру.

– Точно! – он хлопнул себя по лбу. – А я все вспоминал и не мог вспомнить, с чего я тогда начал Карину опекать и искать ей квартиру. Что ж, видно, судьба.

– Какая судьба? – она удивленно взглянула на брата, но тот небрежно махнул рукой.

– Да нет, это я так, я подумал…

Он не успел договорить, потому что в дверях появилась секретарша с немного вытянутым и торжественным лицом.

– Антон Максимович, к вам депутат господин Воско… Воскобейчиков, кажется, – с супругой. Мне вахтер позвонил, а я сразу вам – предупредить. Они сейчас по мраморной лестнице поднимаются. А Лилиана Александровна звонила, что они сейчас тоже подъедут, и чтобы вы ее подождали – не уходили.

Катя поспешно поднялась, но Антон ее остановил.

– Спокойно, не суетись, я тебя провожу. Значит, ты поняла – завтра с утра натощак, – говорил он, открывая перед ней дверь, – часика за два пройдешь все обследование. И кофе больше не пей.

Катя шагнула через порог как раз в тот момент, когда к кабинету подошли Андрей Пантелеймонович и Инга. Она быстро взглянула на брата и заметила, что лицо его вдруг окаменело.

– Здравствуйте, – тон Кати был великосветски вежлив.

– Катя? – Андрей Пантелеймонович слегка вздернул брови. – А я тебя не узнал, богатой будешь. Сколько зим, сколько лет!

– Катюшенька, я рада тебя видеть, – Инга ласково поцеловала Катю, но было видно, что она сильно расстроена, – заходи как-нибудь к нам, обязательно.

В другом конце «аппендикса» показалась Лиля и, смерив Катю холодным взглядом, помахала рукой.

– Привет всем, я вас догоняю. Дядя Андрей, я приехала так быстро, как смогла.

– Я побежала, до свидания, – заторопилась Катя, но Антон крепко стиснул ее локоть и приветливо сказал Воскобейниковым и Лиле:

– Заходите, пожалуйста, располагайтесь, как дома. Я сейчас провожу Катю и вернусь к вам.

Все время, пока они спускались по мраморной лестнице, Катя пыталась отодрать пальцы брата от своего локтя и сердито говорила:

– Иди, ради бога, я сама найду дорогу! Ты что, меня раньше провожал когда-нибудь? С ума сошел – заставляешь ждать депутата и хозяйку клиники!

– Депутат и хозяйка клиники подождут, пока я провожу дочь профессора Баженова, внучку Евгения Семеновича Баженова и мою сестру, – невозмутимо отвечал Антон и только возле самого входа разжал пальцы. – Ладно, топай.

Помахав Кате рукой и подождав, пока за ней закроется дверь, он повернулся и нарочито медленно начал подниматься по мраморной лестнице, жалея, что его кабинет всего лишь на втором этаже, и идти туда совсем недолго. Навстречу по ступенькам бежала секретарша.

– Антон Максимович, подать им кофе в кабинет?

Муромцев с прежней невозмутимостью ответил:

– Если госпожа Шумилова пожелает кофе, она тебе скажет. Ты ведь уже варила ей кофе и знаешь ее вкусы.

– А… да, – чуть покраснев, девушка отступила назад.

Антон бодрым шагом вошел в кабинет, где гости о чем-то взволнованно переговаривались. В глазах Инги стояли слезы, заметив это, он добродушно и весело произнес:

– Весь к вашим услугам, господа, простите, что заставил ждать. Инга, милая, что случилось?

– Антон! – она всхлипнула, но Андрей Пантелеймонович мягко ее остановил:

– Погоди, родная! Антон, мальчик мой, скажи, ты не знаешь, где Настя?

– Настя?! – от удивления он со всего размаху хлопнулся в кресло.

– Не валяй дурака, говори правду! – внезапно закричала Лиля и, зло прищурившись, повернулась к Воскобейникову: – Она ему, небось, все сообщила, они всегда были друзья – не разлей вода! Сюда чуть ли не каждый день приезжала, пока ей разрешали, – секреты свои поверять. Как ни приеду – они тут шушукаются. Говори правду, Антон!

Антон и ухом не повел. Пристально глядя на Воскобейникова, он проговорил:

– Если ты мне толком объяснишь, то я пойму. Только, если можно, без крику. У меня сегодня тяжелый день, я с половины шестого на ногах и достаточно наслушался женского крику в родильном отделении.

– Хам! – прошипела Лилиана. – Думаешь, что втер моему папе очки, и рад? Погоди, ты еще у меня из моей клиники вылетишь вверх тормашками!

– Только не с твоей подачи, – впервые повернув в ее сторону голову, бодро отозвался Антон и поднялся.

Налив в стакан воды, он подал его беззвучно плакавшей Инге и обнял ее за плечи.

– Антошенька! – она всхлипнула и подняла к нему заплаканное лицо.

– Инга, лапочка, давай лучше ты мне все расскажи, а то меня в чем-то обвиняют, а я ни уха, ни рыла.

– Антошенька, я тебя ни в чем не обвиняю, просто мы с Настей поехали после школы в магазин – я хотела купить ей что-нибудь приличное перед поездкой. Ну и себе там тоже костюм присмотрела. Я пока мерила в кабинке, так она попросилась в туалет. Ей продавщица и показала, где, она пошла. А потом жду-жду, и все нет. Нет и нет, и нигде ее нет. А в том магазине вторая дверь есть – сзади, где товар привозят, знаешь? А потом мне секретарша Андрюши на мобильник звонит – Настенька ему на работу из автомата позвонила и просила мне перезвонить, чтобы я не волновалась. Не знаю, что и делать – у нее же ни денег, ни мобильника. Андрюша же велел все у нее отобрать. Лилечка сказала, что она, может быть, тебе тоже позвонила. Она же совсем одна!

Закрыв лицо руками, Инга зарыдала. Антон вздохнул и покачал головой.

– Допрыгались! Так я и знал, что это добром не кончится! Нельзя же умную и здоровую девочку в шестнадцать лет запирать, как умалишенную. Теперь ищите, – он взглянул на Воскобейникова. – И что же, твои люди до сих пор не могут ее найти? Куда смотрела твоя хваленая охрана?

Андрей Пантелеймонович беспомощно развел руками.

– Никто ведь не ожидал, что она такое выкинет – охранник, который с ними был в магазине, и не думал даже. Если б мы хоть могли предположить, где ее искать! Мои люди уже опросили всех ее школьных друзей, а мы с Ингой лично съездили к этой ее хваленой подружке Лизе, но она, видно, и вправду ничего не знает.

– Лиза нас даже по всей квартире провела, показала, что Настя у них дома нигде не прячется, – всхлипнула Инга, – тетя у нее серьезная такая женщина, и брат двоюродный взрослый уже. Они бы сказали, если что, не стали бы покрывать. Лизонька сама испугалась даже, стала расспрашивать.

– Ясно, можешь не продолжать, – кивнул Антон, – а вы у Лизы спросили, денег она Насте не давала?

Супруги переглянулись, и Инга вытащила из сумочки свой сотовый. От волнения у нее тряслись руки, она щурилась и никак не могла найти номер Лизы.

– Дай сюда, – муж взял у нее трубку и, быстро найдя номер Лизы, покровительственно заметил: – Что ж ты так плохо у меня видишь? Я в своем возрасте и то без очков читаю.

– Ничего удивительного, – с невинным видом возразил Антон, – у тебя в молодости была легкая близорукость, вот ты теперь в старости, и читаешь без очков.

Он с удовольствием отметил на лице Андрея Пантелеймоновича легкий румянец досады, вызванный словом «старость».

Инга, дозвонившись наконец, плотно прижала телефон к уху.

– Лизонька, прости, что я тебя опять беспокою, но ты случайно не одалживала Насте денег? Пятьсот рублей? О, боже! Нет, как это не волноваться – я сама тебе отдам. Как это не нужно, обязательно! До свидания, извини.

– Видите, как все просто, – заметил Антон, – а вы сразу на меня. На пятьсот рублей можно в кафе побалдеть или сесть в электричку и уехать в Тулу. Так что диапазон ваших поисков будет весьма широк.

Воскобейников виновато усмехнулся.

– Да нет, Антоша, я не думал тебя ни в чем обвинять – просто Лиля почему-то сразу решила… Ты пойми наше состояние – через несколько дней мы уезжаем в Швейцарию, а тут такое. И милицию привлекать не хочется, и неизвестно, что она еще выкинет.

– Да не верю я ни одному его слову, врет он все – она ему звонила, – начала было Лиля, но в дверь робко постучали и заглянула секретарша.

– Извините, кофе пожелаете?

– Да свари на всех большую кастрюлю, – раздраженно буркнул Муромцев, – а лучше расскажи этим господам, кто мне сегодня звонил, с кем я сегодня разговаривал и сколько раз ходил в туалет. Принеси свои записи.

– Сегодня? – испуганно пролепетала девушка.

– Да, – он вопросительно взглянул на Ингу. – В котором часу вы поехали в магазин?

Она смутилась и начала вспоминать:

– Ой, я точно даже не помню. В два у Насти школа закончилась, тогда, значит, часов в половине третьего.

Антон посмотрел на часы и вновь повернулся к секретарше.

– С половины третьего до настоящего момента – до половины шестого. Неси распечатку во всех подробностях.

– Да я и так помню, говорить? – Говори.

– В три звонила подростковый психолог – насчет этой девочки. Вы с ней договорились на понедельник. В три сорок звонил муж той женщины Соколовой – у которой рак, и мы отправили в онкологию. Он хотел поговорить, и вы записали его на вторник. Потом еще звонили трое насчет консультации, но вы не стали разговаривать, велели направить их в регистратуру и на консультацию в порядке очереди. В пять десять еще одна дама звонила, госпожа Квадратная, но я не стала вас подзывать, потому что вы были заняты. Она еще ругалась, говорила, что ей срочно – у нее после процедур кровотечение началось.

– Гм. Она раньше у нас лечилась?

– Нет, в каком-то центре, я не запомнила. Просто, она говорит, что летом вам писала и просила помочь, вы должны ее помнить. Она скоро опять позвонит.

– Ладно, иди и готовь кофе. Напоишь гостей, переведешь телефон на мой кабинет и можешь идти домой.

– Я могу задержаться, если надо, – кокетливо сказала девушка.

– Да нет, можешь…

– Погоди, – перебила его Лиля и повернулась к секретарше, – вы пока не уходите, а спуститесь вниз и принесите из буфета печенье к кофе – скажете, что для моих гостей. А мы еще немного посидим и подождем – вдруг она сюда позвонит.

– Ой, не надо, зачем это, Лилечка? – робко возразила Инга. – Чего нам тут сидеть – у Антоши ведь дела, мы его отвлекаем. Если что, так он нам сразу скажет.

Лилиана ехидно прищурилась и покачала головой.

– Нет уж, мы посидим. Идите, вам что-то неясно? – резко спросила она у топтавшейся на месте девушки.

– Иди, делай, что хозяйка велит, – усмехнулся Антон, и секретарша пулей вылетела за дверь, а он сидел и напряженно размышлял:

«Летом писала, просила помочь. Что-то в этом есть. Может, и она»

Андрей Пантелеймонович в это время ласково говорил жене:

– Подождем, родная, возможно, что Лиля права. Пусть Антон занимается своими делами. Антоша, ты не обращай на нас внимания, делай, что тебе надо.

Муромцев пожал плечами и, отойдя к компьютеру, начал просматривать последние сводки по больным. Секретарша вернулась с подносом, на котором стояли кофе и вазочки с печеньем. Только она начала расставлять угощение перед гостями, как зазвонил телефон в углу. Антон, махнул ей рукой:

– Подожди, я сам возьму трубку, а то ты сейчас всю посуду побьешь.

– Это говорит госпожа Квадратная, мне доктора Муромцева, пожалуйста, – произнес визгливый женский голос на другом конце провода.

– Госпожа Квадратная, как я рад вас слышать! – весело откликнулся он.

– Антоша, это я, – ответила Настя своим нормальным голосом, – ты уже знаешь?

– Госпожа Квадратная, бывают обстоятельства, когда возможности медицины ограничены.

– У тебя в кабинете папа что ли?

– Нет, вы правильно понимаете, но это ведь еще не все.

– И мама тоже у тебя?

– Госпожа Квадратная, что я могу вам сказать, вы правы – у меня в настоящее время столько работы, что я просто не могу уделить вам много внимания. Однако я совсем недавно разговаривал со специалистом, который заинтересовался вашим случаем. Летом мы с вами о нем говорили, разве вы не помните?

– Значит, тебе Лешка звонил, да? Звонил?

Голос ее вдруг оборвался, и в нем зазвенели слезы счастья. Антон, почувствовав, что у него перехватило горло, сурово ответил:

– Не далее, как вчера я с ним о вас разговаривал и упомянул ваш случай. Он вас примет, когда у него появится возможность, как с вами связаться?

– Передай, что на том месте, где в самый первый раз – он поймет. Скажи, что Том Сойер. Я его жду.

– Все, обязательно. Только, если не трудно, потом перезвоните мне, чтобы я знал, как все устроилось, мне самому интересно. Лады?

– Лады.

Положив трубку, Муромцев невозмутимо вернулся к компьютеру и искоса глянул в сторону гостей. Лилиана и Андрей Пантелеймонович пили кофе, Инга сидела, опустив голову, и нервно ломала печенье тонкими пальцами. Телефонная беседа Антона их, очевидно, не заинтересовала. Поэтому минут через пять он, извинившись, поднялся и вышел, но у двери немного задержался и, взглянув на Лилю, ехидно спросил:

– У вас будут какие-то распоряжения, госпожа владелица? А то мне нужно отлучиться.

Она не удостоила его ответом. Быстро поднявшись на третий этаж, Муромцев зашел в ординаторскую, где в этот момент никого не было, и достал мобильник.

– Антон Максимович, это вы? – сразу же отозвался Алеша, узнав его по определителю номера.

– Где в первый раз, прямо сейчас, Том Сойер. Все ясно?

– Спасибо, – счастливым голосом отозвался Алеша, – уже бегу, мне все понятно.

– А мне вот пока нет. Так что держи меня в курсе.

– Есть!

Алеша на радостях решил добраться до «Октябрьской» по более короткой дороге через Большой Краснохолмский мост, но уже при въезде на Таганскую площадь плотно засел в пробке. Тогда он припарковал свой БМВ на Верхней Радищевской и нырнул в метро.

Настя ждала его, прижавшись к стене и настороженно оглядывая каждого прохожего. Несколько раз у нее отчаянно замирало сердце: «Алеша!», но это оказывался не он. Потом вдруг мелькнула ужасная мысль, что они с Алешей могут не узнать друг друга.

– Настя!

Забыв обо всем на свете, она взвизгнула и бросилась ему на шею.

– Алеша! Алешенька!

Они целовались, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих. Алеша спиной заслонил плачущую Настю от всего мира.

– Как же я давно тебя не видел, Настя, счастье мое, любимая моя. Да ты плачь, не стесняйся, я тебя загораживаю. Иди вот сюда, – он распахнул курточку и, прижав к себе девушку, укутал ее с головой.

Всхлипывая у его плеча, Настя слышала стук сердца – то ли своего, то ли Алешиного. Внезапно она отстранилась и подняла на него заплаканные глаза.

– А ты других тоже называл так – своим счастьем и своими любимыми? Пока меня не было?

Он изумленно взглянул на нее и неожиданно расхохотался. Потом легонько провел рукой по влажной от слез девичьей щеке и, прижав губы к ее уху, жарко шепнул:

– Нет, как на духу. Это только раньше, когда мы еще не встретились…

– Что раньше – называл любимыми? Называл своим счастьем?

– Нет. Комплименты делал, целовал и всякое там разное. Ну, было, зачем скрывать. Но чтобы любимыми и счастьем – никогда и никого. Ты моя единственная.

– Я так хотела, чтобы ты мне это сказал, – уткнувшись ему в плечо, Настя снова заплакала.

– И что, для тебя так много значат мои слова? – Алеша взъерошил ее пушистые волосы и коснулся их губами.

– Очень! Очень много!

– Тогда я придумаю специально для тебя кучу всяких слов и запишу их на диск. Ты каждое утро будешь включать плеер и делать под них гимнастику. А теперь скажи, какие у тебя планы, потому что я соскучился.

Последние слова он прошептал ей в самое ухо, и она даже вздрогнула, от внезапно поднявшегося из глубины тела чувства.

– Я тоже. Знаешь, я так соскучилась, что… что убежала из дома.

– Во, дает! Как это убежала?

– Ножками – топ-топ. Нет, я маме позвонила, чтобы не беспокоилась, но сказала, что вернусь, когда захочу сама. Свободна, как ветер.

– Тогда прямо ко мне, – Алеша поцеловал ее в уголок еще влажного глаза, – а там разберемся. Только мне надо Антону Максимовичу позвонить, что с тобой все нормально – он просил.

– Дай мне трубку, я сама, – она взяла у него телефон, но перед тем, как набрать номер, спросила: – А сколько ты хочешь, чтобы мы побыли вместе?

– Вечность.

– Тогда до воскресенья вечером, – решила Настя, – или лучше позвоню с автомата, а то у папы везде свои люди, еще засекут твою трубку.

– Ты – великий конспиратор, – смеялся он, обнимая Настю, пока она набирала номер телефона клиники, – но ведь твои родители все равно должны узнать о нас с тобой.

– Только чуть попозже, ладно? – попросила она и торопливо затараторила: – Антоша, это ты? Можешь выйти из подполья, у меня все нормально, мы встретились, и если папа и мама еще у тебя, то скажи, что это я звоню. Только не давай им трубку, я не буду с ними сейчас говорить.

– Да, – ответил Антон, глядя на Ингу и делая ей успокаивающий знак глазами, – да твои папа и мама у меня в кабинете. Что им передать?

Все трое мгновенно оказались на ногах, и Андрей Пантелеймонович, решительно шагнув к Антону, протянул руку к телефону:

– Дай-ка, я скажу ей пару слов.

Антон остановил его взглядом, спокойно выслушал все, что говорила Настя, но трубку Воскобейникову не отдал, а положил на рычаг.

– Значит так, – невозмутимо сказал он, оглядев присутствующих, – Настасья сейчас перевозбуждена и с вами говорить не хочет. Просила передать, что вернется в воскресенье вечером, чтобы не суетились и спокойно ждали. Она мне позвонит, и я сам ее привезу, не волнуйтесь. И еще она просила меня поцеловать Ингу.

Быстро подойдя к Инге, он чмокнул ее в щеку и ободряюще потрепал по плечу. Та жалобно всхлипнула.

– Не понимаю, Антошенька, ну почему она так?

– Ты ее избаловала, вот почему! – гневно сказала Лиля и со злостью взглянула на Антона. Тот не стал возражать, а согласно кивнул.

– Да-да, отбилась от рук девчонка, совсем отбилась.

Алеша решил не ехать через центр, и на Ленинском проспекте Настя еще крепилась, но как только свернули на МКАД, не выдержала – расплакалась и начала рассказывать обо всем, что с ней произошло. Он свернул на обочину, остановил машину среди деревьев и молча слушал ее сбивчивый рассказ.

– … только я осталась жива, умуды сами сказали, что это чудо, а остальные все погибли – рабочие в яме, Рамазан, Тахир, и этот профессор Эли Умаров. И никто, наверное, даже не сообщил их родным – я говорила папе, но он и не слушал. Умаров говорил, что по чеченским адатам нужно передать весть родным, и я, наверное, должна это сделать. Но как я могу, если меня заперли – без телефона, без Интернета, на улицу не выпускают.

– Не плачь, – он прижал к себе ее голову, – если смогу, то разыщу их.

– А этот Керимов – настоящий зверь! Заживо гноит людей в яме, по его приказу у меня на глазах насиловали Ларису – чуть не разорвали ее на части. А она подписала заявление, что не имеет претензий, и уехала заграницу. Прокурор издевался надо мной, когда я ему это все рассказывала, мне никто не хотел верить. За то, что я позвонила в редакцию, папа запер меня, как идиотку, а потом отправил в Швейцарию. Этот Керимов теперь один из главных акционеров у Лильки в холдинге – даже в газете о нем написали: «…один из наших уважаемых акционеров господин Керимов». Папа же умный, он же все понимает, так почему, почему?

– Политика, наверное, – хмуро откликнулся Алеша. – Это только в детской книжке «что такое хорошо, и что такое плохо», а в реальности надо жить и ни о чем не думать – иначе свихнуться можно. Просто жить – это не так уж и плохо. Забудь обо всем, нельзя столько думать. Или думай о хорошем. Сейчас вот запремся вдвоем у меня дома – только ты и я, два дня и две ночи! Этого у нас уже никто не отнимет. Эх, если б мы могли сейчас пожениться! Я бы тебя тогда вообще никуда не выпустил!

Настя шмыгнула носом и прижалась щекой к его плечу.

– У меня нет с собой паспорта, – сказала она, – а на той неделе меня вообще хотят опять увезти в Швейцарию. Когда вернемся, уже, наверное, никуда не выпустят. Я бы вообще к ним не вернулась, но маму жалко. Если б ты мог меня спрятать до восемнадцати лет, а я бы ей звонила. Но только у меня же школа, и потом, я следующим летом в университет поступать должна.

– Я бы тебя спрятал и не почесался, – говорил Алеша, целуя ее в нос, – хочешь, уедем заграницу? Отец нам поможет, ты уедешь по документам моей сестры Маринки. Подождем, пока тебе исполнится восемнадцать, и тогда нам сам черт не страшен! Я за это время получу диплом – у меня же пятый курс. Буду ездить – туда-сюда, туда-сюда, в Москву и обратно к тебе. Устроюсь на какой-нибудь фирме программистом, заработаю деньги и куплю тебе дом, а потом устроим пышную свадьбу.

Настя подняла руку и ласково – каким-то материнским движением – провела ладонью по его по щеке.

– Ты мой мечтатель, – нежно сказала она. – Самый-самый любимый на свете мечтатель. Ничего не поделаешь, придется мне пока вернуться к ним, и мы еще совсем немного подождем, а там будет видно. Умудка Дара сказала мне: «Можно сойти с тропы, но, в конце концов, выйдешь на свою дорогу». Я встретилась с тобой, ты меня не забыл, и я больше ничего не боюсь. А теперь – едем к тебе!

Два дня спустя Настя позвонила Антону Муромцеву на мобильный:

– Антоша, ты где?

– Я у Кати, жду твоего звонка. Ты ведь наверняка у «Ботанического сада» мне встречу назначишь, нет? Или мне куда-нибудь в Люблино за тобой переться?

Она засмеялась:

– Ты, как всегда, прав – я тебя жду у «Ботанического».

Минут через двадцать, он затормозил у метро и вылез из машины, разыскивая взглядом Настю. Она подошла к нему твердым шагом, вся лучась счастьем, и поцеловала в щеку.

– Здравствуй.

– Здравствуй, ребенок, это твой Алеша там у стены жмется? Махни ему рукой и садись в машину – мне некогда.

– А я еще твою новую не видела, – Настя с восторгом оглядела его машину.

– Значит, так часто видимся. Я ее еще летом приобрел.

– Купил?

– Украл. У тебя все хорошо, ребенок?

– У меня все отлично.

Они некоторое время ехали молча, потом Антон вдруг спросил:

– И как там в Швейцарии? Как Филевы, как… как Таня?

– Хорошо, – осторожно ответила она, – а Таню привезли в Москву.

– Знаю, – он смотрел прямо на дорогу, – как она – ходит в школу?

Настя не ответила на его вопрос, она сидела, широко открыв глаза, и вдруг сказала:

– Вот в этом месте, посмотри. Дядя Петя обычно не ездит этой дорогой, он обычно на Лазоревый проезд сворачивает.

– Что на этом месте? – не понял Антон.

– Тут их убили – этого француза и Ладу. Как ее дети?

– Кажется, отец увез мальчишек к себе заграницу, а девочка с бабушкой. Я-то их почти не знаю, мне Катя сказала.

Он остановил машину возле подъезда Воскобейниковых, Настя выбралась из нее и, открыв дверь подъезда, на миг задержалась на пороге.

– Зайдешь к нам? – полуобернувшись, спросила она.

– Нет, – он отрицательно покачал головой и уже тронул машину с места, но, увидев, что девочка все еще смотрит ему вслед, притормозил и помахал в окно рукой. – Удачи тебе во всех твоих дальнейших мероприятиях, ребенок.

Настя вошла в подъезд, захлопнула дверь и медленно направилась к лифту. Дверь квартиры распахнулась, едва ее палец коснулся кнопки звонка. Мать и отец стояли в оцепенении, не говоря ни слова и глядя на нее, как на невиданного зверя.

– Я вернулась, – сказала она, не отводя взгляда, – я вернулась сама, я поеду, куда вы захотите, но если вы еще будете запирать меня, я уйду и больше не вернусь – я сумею, не волнуйтесь. А теперь я пошла к себе заниматься – у меня завтра контрольная по физике. Есть я не хочу, я сыта.

Коротко поцеловав Ингу, Настя повернулась и шагнула в сторону своей комнаты. Андрей Пантелеймонович, оказавшийся у нее на пути, невольно отступил в сторону.