Читать книгу Джек – таинственный убийца. Большой роман из англо-русской жизни - Гавриил Хрущов-Сокольников - Страница 6

Препаровочное отделение14 клиники Санкт-петербургской медико-хирургической академии было переполнено студентами. Известный своими знаниями, пунктуальностью и строгостью, профессор Грубер в этот день делал поверку препаратов, изготовленных студентами, и ставил отметки. Бледно желтые лучи заходящего зимнего солнца как-то тускло освещали и стены аудитории, и лица присутствующих. Большинство студентов и сам профессор были в белых полотняных передниках, перепачканных кровью. Перед каждым на черных каменных столах, придававших траурный вид всему помещению, лежали вычищенные отделанные препараты. Один принес кисть руки, тщательно очистив мускулы и сухожилия, другой стопу ноги, еще один бедро, голову, внутренности. Словом, не было человека во всей аудитории, который бы не принес на суд строгого профессора какой бы то ни было части человеческого организма, отделанной в форму «препарата». Пахло трупной гнилью, камфорой, сернистым водородом, и облака зловонного табачного дыма до того заполняли атмосферу, что свежий некурящий человек не вынес бы и пяти минут пребывания в этой атмосфере.

Профессор только что начал осмотр работ. Он был необычайно придирчив сегодня, и получив от студента не совсем точный ответ, оборвал его той же стереотипной фразой:

– Так может отвечать мясник, а не студент!

Уже более десяти студентов подверглись той же участи, а остальные ожидали такого же приговора, когда профессор подошел к молодому человеку, самой обыкновенной внешности, но с каким-то странным возбужденным взглядом. Он был одет довольно изящно и без передника. Признак того, что он отделывал свой препарат не в препаровочной, а дома.

– Что это у вас? – спросил профессор, даже не взглянув на лицо студента, который почему-то нервно вздрогнул при этом вопросе.

– Предсердие, сердце и часть аорты, – отвечал он на латыни.

– Препарат сделан превосходно… Это делает вам честь, – вдруг меняя тон на более ласковый, проговорил профессор. – Ваша фамилия?

– Момлей, – с запинкой отвечал студент.

– Англичанин?

– Отец был англичанин, мать русская…

– Видна английская аккуратность… такую отчетливую работу я встречаю первый раз в этом семестре… Я ее оставлю для показа другим студентами… Вот, господа, – профессор обратился к остальным студентам, – учитесь у господина Момлея, как нужно делать препараты, и какая свежесть… Превосходно…

Профессор поставил высшую отметку господину Момлею и пошел дальше. Видимо препарат, представленный англичанином, хорошо подействовал на его настроение, он больше «не резал» студентов, и лекция кончилась благополучно. Когда он вышел из препаровочной, студенты обступили Момлея, с просьбой показать работу, но молодой человек, тщательно и полотно завернув препарат в вощанку, готовился унести его, словно какое-то сокровище.

– Нет, не хочешь, не показывай, не показывай! – шумели вокруг товарищи.

– Ведь профессор сам приказал учиться у тебя, – заявляли другие, видя, что упрямый англичанин отказывается показать работу.

– Да что тут толковать, развязывай, ребята! – скомандовал один из студентов, высокий широкоплечий сибиряк. – Что с ним блезирничать15, принес на выставку, значит, показывай.

Несколько рук потянулось к свертку. Какой-то странный блеск мелькнул во взгляде Момлея, черты его лица исказились злобной улыбкой, щеки вспыхнули ярким румянцем.

– Отстаньте… сказал, не покажу, значит, не покажу! – как-то визгливо вскрикнул он.

– Съедят у тебя, что ли? – со смехом отозвался сибиряк.

– Уж не сестру же ты зарезал, чтобы получить благодарность профессора.

При этих словах черты лица Момлея совсем исказились, он готов был броситься с кулаками на говорившего.

– Как ты смеешь?! – прохрипел он яростно. – Как ты смеешь!..

Студенты с испугом смотрели на Момлея. Лицо его потеряло всякое человеческое выражение, безумие светилось в его глазах.

– Оставь его, он не в своем уме! – тихо заметил сибиряку один из старших товарищей, Бахметьев. – Надо будет сказать профессору…

Сибиряк пристально взглянул на Момлея и отошел в сторону, замечание товарища тоже показалось ему справедливым. Выражение ужаса и гнева, казалось, застыло на лице англичанина.

– Я и прежде замечал за ним странности, но это уж чересчур, надо предупредить инспектора… Он, пожалуй, кого скальпелем еще пырнет, – продолжал Бахметьев, – долго ли до беды.

Казалось, и остальные студенты поняли, что шутить с англичанином опасно и разошлись по своим местам, в ожидании следующей лекции. В это время дверь тихо открылась и в препаровочную вошел студент Горшков, любимец всего курса весельчак и балагур, каких мало встречается в наше время.

– Опоздал, Горшков, опоздал! Обход окончен!.. Окончен! – раздались голоса со всех сторон.

– Не беда, через неделю представлю, время ждет, а что я вам, господа, скажу – удивительно… Из-за этого стоило опоздать!..

– Да говори же толком в чем дело? В чем дело, что случилось? – слышались голоса.

– А в том, что проснулся я сегодня особенно рано и, вопреки обыкновению, стал просматривать «Листок». Вижу напечатано огромными буквами: «Таинственное убийство»! Читаю, и что же? Узнаю, что в нескольких шагах от моей квартиры на Лиговке найдено мертвое тело, завернутое в рогожу и разрезанное на несколько частей. Меня это заинтересовало, я тотчас к дворнику – где, говорю, мертвое тело? Сейчас, говорит, собираются везти к нам сюда в анатомический театр. Прошу дайте взглянуть. Доктор старый знакомый, показывает. Ну, братцы вы мои, своим глазам не верю, это не разбойничье дело, не просто убийство, а какая-то удивительная хирургическая операция. Голова отделена мастерски, руки и ноги вылущены16 с таким знанием дела, что верить не хочется, будто это сделано не хирургом; но когда я взглянул на грудную полость, то воля ваша, просто воскликнул от неожиданности; самому Груберу не сделать такой операции: сердце вырезано словно в клинике на ампутационном столе или здесь, в препаровочной над трупом. Я тут прямо же сказал:

– Это дело не простое, и убийце не кто-нибудь с ветра, – чтобы сделать такую операции, надо учиться да учиться… Да вот сами увидите, труп сейчас привезут сюда для вскрытия…

Студенты заинтересованные рассказом Горшкова, столпились вокруг него, только один Момлей после первых слов рассказчика начал выражать сильное беспокойство и хотел было выйти из аудитории, но, словно нарочно, к нему подошел сторож и передал распоряжение профессора оставить препарат в театре, чтобы поместить его в спирт.

– Я не могу, я не могу! – проговорил в каком-то ужасе Момлей: – мне необходимо его взять с собой.

– Не многим знать, извольте у Альберта Петровича спросить, – отвечал сторож; – без их приказу никак невозможно.

– А где же он теперь?

– А во второй препаровочной, пожалуйте, они вам очень рады будут. Пожалуйте.

Момлей вошел во вторую препаровочную. Профессор был там. Он стоял перед большим каменным столом, на котором лежал труп женщины, вернее части трупа. Голова замечательной красоты, отделенная от туловища, лежала рядом с ампутированными ногами и руками. Торс с громадной зияющей раной, обнимавшей часть груди, поражал красотой своих форм. Очевидно, убитая была молодая женщина или девушка, лет восемнадцати, и обладала особой красотой.

Момлей, войдя к профессору, невольно взглянул на лежавший перед ним труп, и не мог удержаться от восклицания испуга.

Профессор быстро оглянулся и от него не укрылся болезненно-испуганный взгляд студента.

– Что вам угодно? – спросил он строго, – Я занят делом и не люблю, чтобы меня тревожили.

Студент ничего не ответил. Его широко открытые глаза глядели на мертвое тело красавицы, лежащее на окровавленном столе. Ноги его дрожали. Смертельная бледность покрыла его щеки. Он дико захохотал и бросился к ампутационному столу.

– Она! Она! Опять она! Зачем она здесь!? Зачем, зачем!? – Он закачался и упал на покрытый опилками и залитый кровью пол препаровочной.

– Эй! Василий, Иван, идите сюда, студенту дурно! – крикнул профессор, и в ту же минуту два дюжих вахтера появились на пороге препаровочной.

Отнесите его в приемный покой, да попросите ординатора обратить на него особое внимание. Скажите, что я прошу, – приказал профессор, подчеркнув слово «я».

Сторожа подхватили под мышки все еще бесчувственного студента и понесли его в приемный покой. Не прошло и получаса, как на пороге появилась толстенькая фигура смотрителя.

– Что вам угодно, господин смотритель? – резко спросил профессор. – Я просил никогда не беспокоить меня во время моих работ.

– Извините, ваше превосходительство, но вот господа полицейские агенты разыскивают студента, с которым сделалось дурно здесь у вас.

– Момлея? – с удивлением переспросил профессор. – По какому же делу?

– Говорят, ваше превосходительство, по очень важному делу; они желают иметь о нем какие-либо сведения.

– За сведениями пусть обращаются в контору; одно могу сказать, работник он прекрасный и препарат его выше всякой похвалы.

Профессор снова склонился над трупом.