Читать книгу Большая книга о разбойнике Грабше - Гудрун Паузеванг - Страница 8

Олли собрала шесть пустых сумок и набила ими рюкзак.

– Ведро и швабру и все остальное можете оставить себе, – пробормотала она и высморкалась. – Ну да. Завтра понедельник. Значит, опять мне идти на фабрику. Красить свиней. Это свиньи-копилки! Семь лет занимаюсь только тем, что чиркаю две розовые точки на свиных пятачках! Представьте себе. Разве это жизнь? Слева подступает очередь из свиней, я тыкаю им кисточкой в пятачок и тут же сдвигаю вправо, к женщине, которая рисует им улыбки до ушей. Чуть замешкаешься, сразу выбиваешься из ритма. Тогда я всех задерживаю, а на столе у меня гора свиней! Как я их ненавижу!

Он только рот раскрыл от неожиданности.

– Не пойму я вас, Грабш, – сокрушалась она. – Вы побывали почти в каждом доме, в каждой квартире, мастерской, магазинчике, лавочке… Только не у нас на фабрике! А что такое Чихенбургская округа без фабрики свиней-копилок? Копилки фирмы «Труд и Спрут», их же знают по всему миру! Вы не могли бы зайти туда поразбойничать?

– А зачем мне свиньи-копилки? – развел руками Грабш.

– Да не за свиньями, – воскликнула она, – а за дверцей от печки, в которой обжигают копилки. Они же глиняные! Не будет дверцы – можно будет несколько дней не раскрашивать пятачки!

– А мне такая дверца зачем? – переспросил он.

– Да киньте ее хоть в болото! Только украдите. Пожалуйста!

Он плюнул  – плевок вылетел далеко за пределы пещеры – и буркнул что-то невнятное.

– У вас здесь так хорошо, – продолжала она. – Так свободно! Вы можете делать что хотите. А я, даже когда прихожу домой с работы, не могу заниматься чем хочу. За меня решает тетя Хильда. Не замечает, что я давно выросла. А что я могу поделать со своим ростом? Я же не виновата, что такая маленькая. Только зачем я вам-то жалуюсь? Что вы понимаете в чихендорфской жизни?

Она шмыгнула носом и убежала. Но далеко она не ушла, потому что Грабш вдруг вскочил, выхватил пистолет из-за пояса и рявкнул:

– Стоять! Стой, а то стрелять буду!

Олли остановилась и обернулась. Она не испугалась, а выжидающе смотрела на Грабша.

– Оставайся! – приказал он.

Тогда она скинула рюкзак, подбежала к разбойнику, подпрыгнула и бросилась ему на шею.

– Ромуальдик, дорогой, – сказала она, плача и смеясь одновременно, – как хорошо, что ты не пускаешь меня домой!

– Ты сказала «дорогой»? – изумленно переспросил он.

– Да, да, да, – повторила она, – ты мне нравишься больше всех на свете!

Тогда он выпустил из рук пистолет и крепко обнял маленькую женщину.

– Ты мне тоже, – сказал он, – ты мне тоже…

Вдруг она замолчала и замерла без движения. Голова бессильно повисла. Он потряс ее, покачал на руках. И отчаянно громко заплакал.

– Я раздавил ее! – рыдал он. – Болван неуклюжий! Урод!

Он склонился над ней так низко, что рыжие кудряшки попали ему в нос, и Ромуальд чихнул. От громовых раскатов чиханья Олли очнулась и вскрикнула.

– Ну, слава богу, – сказал он и расплылся в улыбке. Потом осторожно перенес Олли в пещеру и посадил на стул. – Лучше мне к тебе больше не прикасаться, – запинаясь, выдавил он.

– Глупости, – пропыхтела она, – привыкнем потихоньку. Как-нибудь все наладится. Бородач мой ненаглядный, а я уж думала, что никогда не найду мужа, раз я такая маленькая. А теперь вон какой каланче понравилась! Вот заведем семью и нарожаем столько детей, чтобы ни одного пустого стула за столом не осталось!

Разбойник выкатил глаза, а потом опять расплылся в улыбке и закивал:

– Точно, на каждом стуле – маленькие разбойнички! Пожалуй, не будем откладывать.

– Нет, – решительно сказала она, – все должно идти по порядку. Сначала тебе надо познакомиться с моей тетей. А то она обидится на всю жизнь. Сейчас я пойду домой и скажу, что выхожу за тебя замуж и что ты придешь к нам завтра в четыре пить кофе. Только не говори ей, что ты – разбойник Грабш.

– А что толку? – мрачно возразил он. – Она меня все равно узнает. Моя рожа висит на каждом углу с подписью «Их разыскивает полиция».

– Да что ты, – отмахнулась она, – я тоже тебя не узнала. А моя тетя к тому же плохо видит.

– Но если меня увидит полиция, – вздохнул он, – непременно начнется погоня.

– Тогда иди полем, – посоветовала она. – Мы живем на самом краешке Чихендорфа. Если пойдешь пригнувшись, никто тебя не заметит. На поле еще не убрали пшеницу.

– А где ваш дом?

– С краю – тот самый, откуда ты вчера утром утащил кроликов.

Грабш совсем растерялся.

– Да-да, – засмеялась она, – вчера, когда я вернулась, тетя сразу пожаловалась: «Представь себе, Олли, плакали наши кролики!»

– Я бы тебе их зажарил, но пришлось бросить мешок – из-за тебя, между прочим, – оправдывался Грабш, почесывая живот.

– Еще зажаришь! – сказала Олли, подтянулась на его бороде и крепко поцеловала разбойника.

– Побаиваюсь я, что будет завтра, – вздохнул он. – И что мне говорить твоей тете? Как себя называть?

– Придумай какое-нибудь милое имя. Тетя все равно его скоро забудет. А в остальном положись на меня. Все будет хорошо: сначала мы все вместе выпьем кофе. Потом ты скажешь тете, что хочешь на мне жениться. Потом мы поженимся и переедем в лес. И тогда мне не надо будет больше раскрашивать копилки!

– А мне не надо будет ужинать в одиночку, когда я стащу и зажарю еще одного кролика!

– И мы отлично заживем тут сами по себе! – и она спрыгнула с его бороды и побежала домой, помахав на прощание.

– Осторожно – там болото! – крикнул он.

И она в последний момент отскочила в сторону.

– У большого дуба – налево, – подсказал он. – Может, проводить тебя? Это опасное болото. Ты еще не выучила потайную тропинку.

– Оставайся дома, – ответила она. – Я такая легкая, что быстро не утону. Хочу сама разведать дорогу. Пока, бородатик!

Олли скрылась за деревьями, а он плюхнулся без сил на надувной матрас, который тут же с треском лопнул. Грабш не вставал и думал про Олли. От того, что он пережил за целый день, у него голова шла кругом. Когда стало смеркаться, в пещеру одна за другой вернулись летучие мыши, которых днем распугала Олли. Он спокойно смотрел на них.

– Оставайтесь, – сказал он. – Олли к нам пока не переехала. Но учтите: она любит чистоту. Пройдет время, и все наладится. Она назвала меня «бородатик»!