Читать книгу И учителя английского влюбляются. Прекрасные лимитчики - Гвейн Гамильтон - Страница 2

История это любовная, и главные действия ее развернулись в России – в стране моей любви. Но хочется начать еще до России потому, как говорится, что просто так, и еще потому, что для меня все началось на чужбине у нас. Ведь не русский я вообще, как ни досадно признаться, а от правды не уйдешь.

Вот.

Прадед мой родился на самом северном острове самого северного архипелага Соединенного Королевства – Унст – там, где получил вдохновение написать «Остров Сокровищ» Роберт Льюис Стивенсон. Но прадед Стивенсона не там встретил.

Отец моего прадеда был пресвитерианский священик, как и его отец до него, и не ясно, имело ли это значение, когда прадед мой решил сбежать в Эдинбург. В Эдинбурге, наконец, состоялась встреча со Стивенсоном, после чего сбежал мой прадед еще дальше, в Канаду. Не знаю, почему – то ли тайна, то ли судьба звала.

В Канаде он встретил девушку – любовь! – из очень бравой франкоканадской семьи. Хотя она и вся семья жили на ферме среди протестантов в центральной Канаде, будучи франкоканадцами и католиками, они сочувствовали Льюису Риелю и восстаннию против государства. После казни Риеля, отец этой девушки стоял у тела покойного повстанца день и ночь в церкви, с винтовкой в руке, чтобы не украли (были слухи), пока не увезли его в родной поселок и не похоронили нормально по-католически.

Вот прадед мой, найдя того, что ему, кажется, надо было, пустил корни и жил на одном месте до конца своих дней.

Родился тогда мой дед. В свою очередь, он сам начал ездить по стране в поисках чего-то – тогда была великая депрессия. Работал на западе в поселках лесозаготовителей в старинных лесах Скалистых Гор и дальше до Тихого Океана, пока не началась война против фашистов. Он пытался записаться добровольцем, но его не приняли из-за близорукости. Тогда он отправился в другой город, где его отказались принять из-за плоскостопия. В конце концов, он обошел немало призывных пунктов, пока где-то не провели медосмотр без особой тщательности. В Англии, в ожидании открытия второго фронта, он встретил девушку – и для него война кончилась. Родился мой отец, и все остальное, как говорится, уже история.

Отца моего выгнали из школы в четырнадцать лет за курение табака. Он начал тогда работать, и с тех пор не остановливался – любил работу. Пошел поваром в психбольницу и там нашел мою маму – она тоже работала на кухне. Родился я и…

У меня не было явных таких, вопиющих резонов совать свой нос куда не пригласили, кроме как все в моей семье когда-то так делали. Может, я от чего-то убежал. Может, до чего-то до бежал, как, например, до любви! Пес его знает, но казалось мне, будто все-таки до любви.

Я очень, так сказать, заранее краснею, предчувствуя, что начало моего стремления именно к России покажется кому-то маловероятным, или, может, просто-напросто глупым. Но факты есть факты, как говорится, из песни слов не выкинешь.

Ну, вот откуда, мне кажется, все и началось.

В восьмом классе надо было выбрать роман и написать о нем курсовую работу. Я нашел в библиотеке книгу со страшной обложкой, очень привлекательной для малчугана восьмого класса. Изображен на обложке нищий в лохмотьях и большой китайской шляпе. Вид у него, ну, чрезвычайно оригинальный. Держит он в руке топор и кидается на разных прохожых и животных, хихикает и готовится улетать на драконе. За ним бежит высокий полицейский в ковбойской шляпе, с пистолетом и бравой мордой. Обложка нарисована вся зеленым цветом, отчего нищий выглядит, будто его тошнит. Именно этот фактик меня и поразил, то есть: неужели такой маньяк, даже при всех своих хлопотах и драконах, достаточно владеет собой, чтобы чувствовать к себе отврашение!? И сколько я ни смотрел на дракона, или на крутого зеленого полицейского, мои глаза все воротились к этому чудовищному выражению на лице загадочного нищего. Название книги тоже интриговало – «Преступление и наказание». И имя писателя, конечно, не из знакомого мне мира. Хотелось больше знать, ну, хотя бы где такие имена живут.

Когда я поднес книгу учительнице, она мне категорически запретила ее читать, гримасничала два или три раза и также как тот, кто нарисовал обложку, видимо, не была знакома ни с произведением, ни со автором. И я понял тогда, что мне придется, может, немножко постранствовать, чтобы получить ответ на эту загадку. Запомнил имя автора, чтобы чуть позже к нему вернуться. На этом моя судьба была, так сказать, решена. «Придется, – подумал я, – поехать в Россию, где люди ездят на драконах и кидаются друг на друга с топорами, испытывая при всем этом отвращение к себе за гнусность своих поступков и понимая, что так поступать некрасиво. Да, чтобы что-нибудь понять, придется поехать в Россию».