Читать книгу Время муссонов - Игорь Владимирович Котов - Страница 17

Выискивая в прожитых часах свои возможные ошибки, я заново пережил волнение, испытанное от вида убитой Кати Голицыной. Её смерть вытолкнула на поверхность моего сознания такое количество негатива, что будь он из дерева, то из него можно было бы построить мост длиной в сотни метров.

Накрыв лицо девушки красной кофточкой, я быстро вышел из квартиры, не забыв прихватить её мобильный, поднятый с пола. Его я выбросил спустя минуту, как избавился и от своего. У убийцы телефона не было, но я нашёл деньги. Почти десять тысяч иен. Спасибо придурку, что ходит на дело с пачкой банкнот. Что–то настораживало меня всё это время, и это «что–то» я так и не понял. Впрочем, это не касалось толпы полицейских, наводнявших улицу снаружи.

Даже для токийской полиции реакция на события была сверхбыстрой. На мгновение я вспомнил всё, что предшествовало смерти Екатерины. Капли дождя. Блеск светофора. А также глаза той старой японки, в которых не заметил искр любопытства. Все же, следует признать, противник сработал оперативно. Но это смотря какие цели он перед собой поставил. И возможно, хотя признать это тяжело, Катю убили из–за меня. Жестоко. Подло. Подгадали к моему приходу. Увеличив список наших потерь. Вот только – зачем? В чём секрет этого безумия? И моя задача – разобраться во всём этом хаосе. Но я твёрдо знал, что те, кто это сделал, должны ответить. Иначе жизнь потеряет смысл.

Сначала Алла, затем Фудо и вот – Катя. Трое из пяти – мертвы. И оценить эти потери невозможно. Ибо каждая жизнь – бесценна. За Таню Волкову я не волновался, она самый опытный, после меня, агент. И она не девочка для битья. В этом мне удалось убедиться вчера. А вот для Аллы и Кати это была первая в их жизни командировка. И последняя.

Кто, кроме меня, знал о нашей с ней встрече, не считая генерала Алфёрова? Кто знал о моём приезде в Японию до того, как я переступлю пограничную черту? Кто знал, что я – жив? Мне назначили дату и место контакта через мобильный телефон, который я забрал из ячейки в аэропорту. Он говорил со мной механическим голосом синтезатора речи. Но по вязке слов, похоже, собеседником моим была женщина. Если это была Екатерина, то об этом я уже не узнаю. Слова Алфёрова о предателе внутри группы становились очевидным фактом. Вот только осталось нас всего трое. Я, он и Таня Волкова. Себя и генерала я исключаю. Таня? Маловероятная реальность. В любом случае источник наших потерь надо искать где–то внутри. И без серьёзного разговора с Алфёровым не обойтись.

– Осторожней на поворотах, – предупредило меня моё второе "я".

Нет. Он – не мог! Генерал Алфёров – это старая школа. Но и не только поэтому, хотя я здесь благодаря ему. А скорее – вопреки. Он был единственным, кто узнал, что я остался в живых после Сирии. Первым. Остался в живых благодаря случайности, которая играет в покер нашими жизнями. И это тоже карма.

Вопросы. И ещё раз вопросы.

Екатерина. Как она могла столь опрометчиво войти в квартиру. Не проверившись. Но я видел – за ней «хвоста» не было. Я видел это своими глазами. И это – факт, который из памяти не выбросишь. Факт железный. А если её убийца вошёл туда раньше. И ждал внутри. То дальнейшее не столь важно. Откуда он узнал место и время встречи, о которой знали только двое? Я и неизвестная в трубе мобильного. Двое? Не факт. Кто этот второй? И ещё… зачем нужна такая жестокость? В чём её смысл?

– А как сам думаешь? – спросил меня мой внутренний голос, но у меня не было ответа.

Только пять минут там, если судить по моим внутренним часам, было мне дано, чтобы понять происшедшее. И всё это время меня не покидало осязаемое чувство опасности и непредсказуемости поступков незримого врага. Гремучей смеси реальности и бесконечного, безумного, ужаса, океанской волной захлестнувшей меня в тот самый момент, когда я узнал о гибели Аллы. И те мгновения отчаяния и боли, перекочевавшие из зарытого в потаённых уголках памяти в моё настоящее, вновь напомнили о себе. И устойчивый, но такой неуловимый запах смерти, заполнивший помещение, в котором я стоял полный ужаса, пропитал мою кожу настолько глубоко, что даже спустя сутки, я всё ещё чувствовал его на своём теле.

И в это мгновение произошло озарение, на секунду осветив всю картину бытия, где среди потаённых желаний и непроходимых болот, в паутине лжи и предательства пролегал мой путь.

Остановись!

Вспомни!

Думай!

Катя Голицына была мертва уже несколько часов. Мне ли этого не знать? Её кожа остыла давно, но моё касание её руки в тот момент ни о чём меня не предупредило. Память… Ты порой манипулируешь сознанием, как марионеткой, заставляя совершать поступки, не совместимые с моралью. И я начинаю понимать – почему. Вот только кому это было нужно? Кажется, так говорили древние. Но тогда вспоминай, кого ты видел на улице за пять минут до встречи с Катей Голицыной на конспиративной квартире службы внешней разведки России в Токио? Вспоминай всё, что видел. Рост, фигуру, волосы, походку.

И сопоставь, она была это или нет.

Смерть медленно вошла в мою жизнь, как нож в масло. Впрочем, она никогда оттуда не уходила, прикрывая свои деяния философией или кармой. Моя уверенность в том, что я говорил по мобильному именно с женщиной, строилась на вязке слов, которую могла употреблять только японка. Разговор шёл на Окинавском наречии, который я знал, безусловно, хорошо. И некоторые обороты в предложениях произносились именно с учётом того, как женщина говорит с мужчиной. Если бы не синтезатор речи.

Неужели меня уже ждали, хотя слежки в аэропорту Нарита я не обнаружил. Только недавно я прилетел в Токио. И лишь один человек знал время, когда я прилечу. А может всё совсем не так, как мне кажется. Может реальность иная, чем та, которую вижу я. Может она проявится чуть позднее, надо лишь дождаться этого момента. И не упустить его. А это значит – ждать.

Современные технологии всегда стоят на страже государства. Как я не подумал об этом. Три дня. Срок слишком мал для любой контрразведки мира, чтобы вычислить агента. Значит, как я и предполагаю, течёт изнутри.

– А ты уверен? – спросил меня мой внутренний голос, но у меня опять не нашлось ответа.

Пытаясь вспомнить каждую минуту моего прилёта, я снова прокручивал их в памяти. Мобильный телефон, о котором предупредил Алфёров, лежал в аэродромной ячейке. Взяв его в руки и оставив там свой, я почти мгновенно получил первую СМСку. Затем был звонок. Непродолжительный. Секунд двадцать. Я назвал пароль, стараясь говорить как можно чётче. Голос также сложно подделать, как и папиллярный узор на пальцах. По голосу можно понять психическое состояние говорящего. Голос выдаёт человека более полно, чем его личное дело. Именно поэтому был включён синтезатор речи, делающий собеседника анонимным.

Звонивший знал дату и время моего прилёта в Токио и точно рассчитал момент, когда я открою хранилище с телефоном. Настолько точно, что я услышал звонок в ту самую минуту, когда увидел его внутри бокса.

А это могло означать лишь одно.

За мной присматривали. Тот, кто звонил. Номер ячейки и первый адрес – это резервная связь, о которой мог знать только…, значит, звонил друг. И в тот момент Катя была, возможно, ещё жива. Но не факт.

Я выбежал из комнаты Екатерины, не имея плана дальнейших действий. Для его выработки требовалось время и условия. Взлетев на несколько этажей вверх, я выбрался через чердачное окно наружу. Подтянувшись на карнизе, спустя мгновение, стоял на крыше дома. В это время внизу подъезжала третья машина с полицейскими. Значит, у меня было не более пары минут. Достаточно для последующих шагов. Дома в этом пригороде стоят близко друг от друга, именно поэтому перебраться на соседнюю крышу было самым разумным решением.

Это был запасной план. Не лучший, но и не худший из тех, что прятались в моем сознании. Прыгать было опасно. Соседняя крыша была покрыта черепицей, которая могла не выдержать мой вес. Значит, перебираться следовало иначе. Я всё ещё думал, но тут мой взгляд уткнулся в линии, связывающие все дома в единую энергетическую систему.

Провода. Достаточно толстые. Выдержат ли меня? Узнаю через пару минут. Перебирая руками, через некоторое время я уже был на противоположной стороне. Мне понадобилось сделать тридцать перехватов. И я снова был в относительной безопасности. Идти в город сейчас было глупо. Хотя в центре легко затеряться. Но не сейчас, когда вокруг полиции больше, чем в Индии обезьян.

План «Б». Именно его я сейчас претворял в жизнь, срывая мозоли на ладонях от чрезмерного трения, возникающего при перемещении по толстым проводам, натянутым между домами.

Я взглянул вниз. Машин всё больше. Улица медленно наполнялась полицейскими, зеваками или просто прохожими. Когда я пригнулся на крыше соседнего дома за пожарным пазом, на крыше дома, которую только что покинул, появились полицейские в белых ремнях, опоздав на несколько секунд.

Спустившись по пожарной лестнице, которая, как и в России, крепилась снаружи строения и была вне поля зрения полицейских, я оказался на последнем этаже. Зная, куда иду, в какую квартиру, я вошёл без приглашения, на всякий случай, сжимая в кармане плаща пистолет. Хозяином её был дед лет восьмидесяти. Ещё крепкий. С внимательным взглядом. Мне не хотелось делать ему больно. Но даже если такое и случится, он не почувствует ничего.

Он сильно разнился с фотографией, которую я видел. На ней он был моложе лет на двадцать. Но я, все же, узнал его.

Я закрыл двери быстрей, чем он успел что–либо сообразить. И вот сейчас, спустя почти десять часов, я вижу это по его взгляду, он не только не попал в плен к страху, но даже пытается завязать беседу. А может все это чепуха? Но в чём я был уверен точно, так это в том, что он не намерен обратиться в полицию. Из–за Фудо. Он наша связь. Уже несколько лет. Он – часть нашей команды. Он верил, что помогает правому делу. Господи, благослови его душу.

– Аримасен, – ответил я на его очередной вопрос, в котором уловил знакомое чувство уважения. И улыбнулся, переполненный благодарностью, неожиданно захлестнувшей меня с головой. А затем произнёс длинный пароль. И увидел, как изменилось его лицо.