Читать книгу Однажды в старые добрые времена. Книга вторая - Ирина Лем - Страница 30

Проводив друга, Эдвард окунулся в повседневную рутину. Он совершал дела с привычным автоматизмом и заботился лишь об одном – чтобы не оставаться наедине с собой, не давать мыслям разбредаться. Вернее, не забредать в уголок памяти, где обитала та, что жила через две спальни от него.

Она приходила на ум всякий раз, когда Эдвард не был занят – перед глазами вставала картина лунной ночи на балконе и Джоан, стоявшая спиной. Как много возможностей таил тот вечер, он же не использовал ни одной. Он испытывал сожаление, в то же время понимал – воздержался и сделал правильно.

Чтобы не давать себе ни минуты покоя, Эдвард взял на себя больше обязанностей, чем раньше и носился из одного конца графства в другой – заключал контракты с поставщиками, проверял состояние дел у арендаторов, договаривался насчет продажи и покупки лошадей, посещал биржу и прочее. Иногда он пропадал из Милтонхолла на несколько дней, а возвратившись, уезжал опять следующим же утром.

В поездках его сопровождал управляющий Джон Чалдос – уравновешенный, отлично знающий дело человек. Джон был рад помощнику, вернее, тому, что хозяин взял часть его ответственности на себя. Третьим членом их компании стала шустрая, молодая лабрадорша Альфа. Она была умна, послушна и смотрела на людей мудрым взглядом матери, Эдвард разговаривал с ней, как с равной.

Не забывал он и про «Клуб любителей чая», члены которого под легальной вывеской занимались запрещенной борьбой против рабства. Он списался с председателем «Клуба» Гарри Черчиллом и уже получил от него задание для поездки и примерные сроки, к которым намеревался закончить в усадьбе самые неотложные дела.

Чтобы быть в курсе общественных настроений в стране и на континенте, Эдвард регулярно просматривал «Таймс» – в ней содержалось больше правды, чем в правительственных вестниках, которые давали политически откорректированные новости. За остроту статей и неподкупность главного редактора газету прозвали «Громовержец». Эдварду нравилась ее воинственность и постоянная готовность защищать право на точку зрения, отличную от официальной. Если бы он не поступил в «Клуб», поступил бы в «Таймс» на должность разъезжающего корреспондента.

С того вечера на террасе, он с гувернанткой не разговаривал и не искал встреч, скорее, по ее примеру, избегал их. Если у нее возникали вопросы, он решал их через дворецкого. Через него же передавал ей распоряжения, касавшиеся, в основном, племянниц.

В неторопливостии мудрость. Он уже один раз поспешил и ошибся – с Бетти…

Джоан сидела у него в голове, но не больной занозой, а светлым воспоминанием – близким и далеким одновременно: оно рядом, но к нему лучше не подходить.

Жить в одном доме и не встречаться невозможно – случайно, то в коридоре, то в холле. Эдвард заметил нечто удивительное: при встречах Джоан не устремляла глаза в пол, как раньше, не скользила по нему отсутствующим взглядом, не ускоряла шаг, стараясь прошмыгнуть мимо. Теперь, приветствуя его, она соблюдала положенный вежливый ритуал: ловила его взгляд, чинно приседала, произносила «добрый день, сэр» и бежала дальше – скорее по привычке, чем из других, не лестных для него, побуждений.

Он заставлял себя не смотреть вслед, чтобы не испугать ее, если вздумает оглянуться. Он останавливался, чтобы задержать в памяти только что увиденную картинку и пережить еще раз – как девушка приседает, наклонив голову, здоровается, шевеля розовыми губками, и, чуть подпрыгнув, устремляется вперед. Куда? Неважно. Скванность, настороженность исчезли, в ней билась энергия, от которой горели щеки и глаза. Да, глаза… Синие моря, в которых плещутся зеленые волны…

В ней природная грация и красота. Во всем, что она делает, в самых простых вещах – в поклоне, улыбке, движении рук есть только ей свойственная живость, изящество и некая детская трогательность. На фоне чопорных светских дам она выглядела бы как легкая, жизнерадостная бабочка на фоне жирных, недовольно гудящих шмелей. Они никогда не примут ее, как свою, она никогда не станет на них похожей…

И отлично!

По вечерам Джоан – с позволения Эдварда, переданного через дворецкого, приходила играть на рояле. По уговору, который Эдвард сам с собой заключил, в те часы он в гостиную не заходил. Сидел в «сигарной» комнате рядом. Слушал. Думал.

«Она больше не играет печальных мелодий – хороший знак. Ее душа угомонилась. Пошел процесс выздоровления. Надеюсь, вместе с прежними печалями уйдут и заблуждения на мой счет. Только бы процесс не затянулся… Девушка расцветает с каждым днем. Кажется, вместе с ней расцветает и мой древний, замшелый Милтонхолл. Он как старик, который увлек молодку, бодрится и пытается выглядеть героем. Она вдохнула жизнь в дом. И в меня. За это я ей тысячу раз благодарен. Но не намерен ждать тысячу лет. Цветы надо срывать вовремя. Розы выглядят красивее в дорогих вазах, чем на кустах. Она должна занять место, которое заслуживает – госпожи, а не гувернантки. Но терпение. Как бы то ни было, я на верном пути».