Читать книгу Однажды в старые добрые времена. Книга вторая - Ирина Лем - Страница 32

В один вечер Мойра долго возилась на кухне: перемывала уже помытую посуду, перетирала уже протертую, перебирала, переставляла – дожидалась, когда остальные слуги уйдут домой. Вот повар Джос вылез из подвала через люк и, переваливаясь на коротких, толстых ногах, отправился к выходу. За ним, как собачка за хозяином, семенила его молчаливая жена и помощница Беатрис. Горничные, переговариваясь вполголоса, простучали каблучками по полу холла, потом их голоса послышались на улице и быстро затихли вдали.

Пора и Мойре. Она бросила использованные полотенца в корзину – завтра придет прачка и заберет, вытерла насухо руки, попрощалась с Дафной, которая крутилась тут же. Гулко ступая каблуками, вышла в холл, нарочито громко хлопнула входной дверью и… на цыпочках побежала в другое крыло, где хозяйская столовая – туда до утра никто не зайдет.

Свечи за ненадобностью были потушены, пришлось Мойре замедлить шаг и двигаться в темноте. Стараясь не наткнуться на стул или столик, она вела рукой по стене и, нащупав первую же дверь, вошла. Оказалась она в полном мраке, который напугал и тут же отпустил – Мойра не так темноты боялась, как неизвестных звуков. Прислушалась. Вроде, тихо. Чтобы не поддаваться беспричинному страху, представила, что она в гостях у доброго домового Брауни, который сам черен, потому ненавидит свет. Он заведует порядком в доме по ночам и не причинит ей зла.

Мойра оставила дверь приоткрытой, прислонилась к стене и стала ждать. Время от времени она выглядывала в коридор и прислушивалась к звукам, доносившимся из холла.

У экономки Дафны она осторожно выпытала, что в обычные дни дом замирал около полуночи, когда же приезжали гости, то могли засидеться до утра и слуг задержать. Сегодня гостей нет, Мойра дождется тишины и выйдет из укрытия, когда часы пробьют двенадцать раз.

Полночь – самое волшебное и волнующее время суток. В полночь накануне дня Святого Иоанна, две недели назад она гадала на жениха. Молодежь со всей деревни собралась вокруг кострища на берегу озера, парни принарядились и ходили важные, как индюки, с любопытством поглядывая на девушек. Те их не замечали, занимались важным делом – бросали желуди в костер и с напряжением следили.

Мойра принесла два желудя. С одного сняла шляпку – это она, другой оставила как есть и нарекла «Эдвард». Потихоньку поцеловала оба желудя и бросила в огонь. Они взорвались одновременно. Отличный знак, намекающий, что Мойра и Эдвард скоро поженятся. Если желуди взрываются через небольшой промежуток друг от друга, свадьба состоится нескоро, если промежуток долгий – не состоится никогда.

Для верности она еще раз погадала, позавчера, в полнолуние. Ровно в полночь подошла к двери курятника и гавкнула. Первым отозвался петух – заквохтал зычным, недовольным голосом. Петух, значит, жених. Если бы первой отозвалась курица, жениха Мойре в ближайшее время не видать.

Вспомнилось еще одно гадание, в начале года, за несколько месяцев до встречи с хозяином Милтонхолла. Под день Агнессы Длинноволосой ходила Мойра на кладбище, которое раскинулось вокруг местной церквушки, искала могилу холостяка. Мужчины в их деревне предпочитали жизнь женатую жизни бобыля, и не нашла бы Мойра такового, если бы мать не подсказала. Знала она некоего Барри Смита, который не хуже девушки увлекался приметами и крепко в них верил. На Святого Марка гадал он на невесту. Приснилась ему пьяная корова. Барри испугался, что жена попадется пьяница, прожил холостяком и таковым почил.

Не без труда нашла Мойра его могилу, разгребла снег, достала парочку прошлогодних травинок, принесла домой, положила под подушку. До сих пор помнит она тот сон – идет, постукивая по ноге хлыстом стройный джентльмен в черном суртуке, светлых брюках и длинных сапогах. Лица его она во сне не разглядела, только много позже сообразила – то был граф Торнтон.

Три раза гадала, и все три указали на одного человека. Ошибка исключена: граф – ее суженый. Тянуть нечего, сегодня Мойра сделает ему предложение. В високосный год дамы имеют на это право. Одна загвоздка: право распространяется только на двадцать девятое февраля. Но пусть Мойре сделают снисхождение: в последний день февраля она еще не знала кто жених, а ждать еще четыре года не имеет никакой возможности. Она оставшиеся до полночи часы не знает как прожить, сгорает от нетерпения.

Время идет вдвойне медленно, когда ждешь в темноте, Мойра чуть стоя не заснула. Наконец, часы заиграли и стали бить, а она – считать. На двенадцатом ударе сердце ее подскочило к горлу и понеслось, будто сама судьба его подстегивала. В ушах шумел ветер приключений.

Когда цель близка, силы удваиваются. Мойра почувствовала целеустремленность дикого зверя и даже стала лучше видеть в темноте. Часы пробили главный момент ее жизни. Никто и ничто не заставит ее свернуть с пути, ни черти подземные, ни демоны морские, пусть и не пытаются, а то она их загрызет. Мечты осуществляются у сильных и смелых, к слабакам и трусам они в руки не идут.

Ноги сами вынесли ее в коридор, потом в холл. Его освещала луна, которая проникла в дом через окна, Мойра улыбнулась ей, как сообщнице. Она прошла в кухонное отделение, открыла люк и, захватив горящую свечку, спустилась вниз. Она все делала автоматически, голова была занята картинами будущего, когда она станет здесь хозяйкой и будет носить шелка и отдавать приказания. Недолго осталось ждать…

В ящике с кастрюлями Мойра нашла свернутую холщовую сумку, которую принесла заранее. Развернула, достала ночную рубашку – белую, в кружевах и рюшах. Она купила ее в тот год, когда решила не выходить за продавца рыбы Фреда Вайна, а выходить за благородного джентльмена. Она сбросила одежду, надела рубашку на голое тело. Тонкое полотно колыхалось от каждого движения, Мойра ощущала себя легкой, как фея. Да, она красива, как фея, и достанется тому, кто умеет красивое ценить, а не тому, кто заставит ее продавать сардины.

Босые ноги не ощущали холода пола, она шла, не наступая на пятки, быстро и легко, будто парила. Она покинула кухню и направилась к лестнице. Взмахивая руками, как крыльями, взлетела на третий этаж и свернула в спальное отделение. Перед дверью в комнату хозяина остановилась. Прислушалась. Тишина – у него. У нее – шум на весь дом, сердце колотится, как сумасшедшее. Как бы оно не разбудило тех, кого не надо. Пора входить.

Толкнула дверь.

Та без скрипа отворилась. Мойра вошла. Спальню освещала согбенная, как столетняя старуха, свечка на столике у кровати. Слабый свет не позволял рассмотреть обстановку, Мойра скорее догадалась о ее роскоши – на полу ковры, на стенах гобелены, над кроватью балдахин, который поддерживали резные столбы. Под балдахином лежал на спине мужчина и спал, мерно вздымая и опуская могучую грудь. Левую руку он закунул за голову, правую положил вдоль тела. Он спал нагишом, прикрыв нижнюю часть тонкой батистовой простыней, под которой проступали его контуры так четко, что Мойру пронзило с ног до головы.

«Сложен, как бог! – шептала она, приближаясь к кровати. – Мой Эдвард. Моя мечта и судьба. Приготовься, милый. Сейчас ты познаешь высшее наслаждение, неземное счастье. И подарю его я, твоя Мойра».

Окружающее перестало существовать, она приближалась к кровати и видела лишь молодое, соблазнительное мужское тело, которое ее будто околдовало. Не отрывая от него глаз, она сдвинула с плеч ночную рубашку, легла рядом, крепко прижалась и зашептала:

– Любимый, ненаглядный…