Читать книгу Дети капитана Гранта - Жюль Верн - Страница 12

До сих пор переход через Чили не представлял никаких трудностей. Но, начиная с этого места, отряду предстояло испытать все препятствия и опасности, с какими обычно связано восхождение на высокие горы. Здесь должна была начаться ожесточенная борьба с природой.

Перед выступлением в путь пришлось решать очень важный вопрос: какой избрать перевал через Анды?

Первым долгом этот вопрос был предложен катапацу.

– Я знаю только два доступных перевала в этой части хребта, – ответил он.

– Перевал Арика, – спросил Паганель, – открытый Вальдивиа Мендосой?

– Правильно.

– И перевал Виарика, находящийся южнее?

– Да.

– Так вот, друзья мои, – продолжал географ, – у обоих этих перевалов тот недостаток, что они заставят нас уклониться от прямого пути: первый – к северу, а второй – к югу.

– Можете ли вы порекомендовать нам третий проход? – спросил майор.

– Конечно, – ответил Паганель. – Перевал Антуко, расположенный на вулканическом склоне под тридцатью семью градусами тридцатью минутами, то есть едва в полуградусе в стороне от нашего пути. Он находится на высоте шести тысяч футов.

– Отлично, – сказал Гленарван. – Знаете ли вы перевал Антуко, катапац?

– Да, сэр, мне случалось проходить этим перевалом. Я не говорю о нем потому, что только индейцы-пастухи пользуются им для прогона скота с восточного склона гор.

– Что ж, друг мой, – ответил Гленарван, – если там могут пройти стада кобыл, овец и быков, то для нас тем более открыта дорога. Итак, если перевал Антуко позволяет нам не уклоняться от нашего маршрута, выбираем этот перевал!

Тотчас же был дан сигнал к походу, и отряд углубился в лощину Лас-Лехас, лежавшую между двумя массивами кристаллического известняка. Начавшийся здесь подъем был почти незаметен благодаря отлогости склона. Около одиннадцати часов отряду пришлось обогнуть небольшое, очень живописное озеро, место свидания всех окрестных ручейков. Они стекались в озеро с тихим журчанием и бесследно растворялись в его тишине. Над озером расстилались обширные пространства льяносов – равнин, густо поросших травой, где обычно пасутся стада, принадлежащие индейцам. Позже отряд попал в болото и благополучно выбрался из него только благодаря инстинкту мулов.

В час дня показались развалины форта Балленаре, некогда гордо высившегося на гребне утеса. Отряд прошел мимо, не задерживаясь. Подъем становился все круче, почва стала каменистой, и из-под копыт мулов вырывались и с шумом скатывались вниз каскады камней. Около трех часов дня путешественники увидели развалины еще одного форта, разрушенного во время восстания 1770 года.

– Видно, горы недостаточно защищают людей, – заметил Паганель, – нужно еще воздвигать на горах крепости!

С этого момента дорога стала трудной и даже опасной. Угол подъема увеличился; тропинки сузились, появились глубокие пропасти. Мулы ступали осторожно, склонив морды к земле, как будто вынюхивая путь. Отряд растянулся цепочкой. Порой мадрила исчезала из виду за крутым поворотом, и тогда отряд шел, руководствуясь доносившимся спереди звоном ее колокольчиков.

Зелень еще успешно боролась здесь с нашествием камней, но чувствовалось, что скоро минеральное царство победит растительное. Близость вулкана Антуко сказывалась тем, что все чаще стали попадаться потоки застывшей лавы.

Нагроможденные одна на другую скалы, казалось, вот-вот упадут, и можно было только удивляться, что они так долго держатся вопреки всем законам равновесия. Не подлежало сомнению, что при первом же землетрясении облик местности совершенно изменится. При взгляде на эти лишенные опоры пики, покосившиеся набок вершины, нелепо торчащие купола ясно было, что горообразовательный процесс здесь еще не завершился.

В этих условиях нелегко было находить дорогу. Частые землетрясения постоянно изменяют профиль ее, уничтожают или перемещают опознавательные вехи. Поэтому катапац часто колебался в выборе направления; он останавливался, оглядывался кругом, как будто вопрошая скалы, разыскивал на каменистой почве следы тропинки.

Гленарван ни на шаг не покидал проводника; он понимал, что тому чрезвычайно трудно ориентироваться в условиях постоянно меняющегося рельефа. Он не смел расспрашивать его. В глубине души, пожалуй, он больше рассчитывал на инстинкт мулов, чем на память и знания проводника.

Так блуждали они, как будто наудачу, несколько часов, поднимаясь, однако, все выше и выше в гору. Но вдруг катапац остановился – дороги дальше не было. Отряд находился в узком ущелье, закрытом с одного конца обвалившейся скалой. Катапац пристально всматривался в скалы, но, не найдя выхода, слез с мула и скрестил руки на груди.

Гленарван подъехал к нему.

– Вы заблудились? – спросил он.

– Нет, сэр, – ответил катапац.

– Но ведь мы не добрались еще до перевала Антуко?

– Мы на самом перевале.

– Вы не ошибаетесь?

– Я не ошибаюсь. Вот остатки костра, разведенного индейцами, а вот следы овец и лошадей.

– Значит, этот перевал непроходим?

– Был проходимым до последнего землетрясения, а сейчас стал непроходимым…

– Для мулов, – возразил майор, – но не для людей!

– Это уж ваше дело, – ответил катапац. – Я сделал все, что мог. Я готов повернуть мулов назад и, если вы согласны, привести вас к другому перевалу через Анды.

– На сколько дней это задержит нас?

– Дня на три, по меньшей мере.

Гленарван молча слушал катапаца. Тот честно выполнил свой долг, и не его вина была, что перевал Антуко стал непроходимым для мулов. Но когда катапац предложил вернуться обратно, Гленарван спросил своих спутников:

– Согласны ли вы попытаться одолеть этот перевал, невзирая ни на какие трудности?

– Мы готовы следовать за вами, – ответил за всех Том Аустин.

– И даже идти впереди вас, – добавил Паганель. – О чем идет речь? О том, чтобы перебраться через хребет, противоположный склон которого вполне удобен для спуска. Как только мы спустимся с гор, мы найдем бакеанос, готовых служить нам проводниками через пампасы, и отличных аргентинских лошадок, привыкших к условиям местности. Предлагаю, не раздумывая, идти вперед!

– Вперед! – вскричали все спутники Гленарвана.

– Вы пойдете с нами? – спросил Гленарван катапаца.

– Я погонщик мулов, – ответил тот.

– Как хотите!

– Обойдемся и без проводников, – сказал Паганель. – По ту сторону перевала мы найдем тропу, и я обязуюсь доставить вас к подножию хребта не хуже, чем любой проводник по Кордильерам!

Гленарван рассчитался с катапацем и отпустил восвояси его самого, пеонов и мулов. Оружие, инструменты и небольшой запас провизии разделили между собой семь участников экспедиции. С общего согласия было решено немедленно начать подъем и взбираться, если понадобится, хоть всю ночь.

Вдоль восточной стены ущелья змеилась круто уходящая вверх тропа, недоступная для мулов. Как ни велики были трудности, но после двух часов подъема Гленарван и его спутники перелезли через скалу, заградившую дорогу.

Вопреки ожиданиям Паганеля, им не удалось нигде найти старых тропинок – землетрясение уничтожило все следы проходивших здесь людей и все изменило кругом.

Географ был очень огорчен. Это вынуждало экспедицию преодолеть трудный подъем к вершинам Кордильер, высота которых колеблется от одиннадцати до двенадцати тысяч шестисот футов. К счастью, время года благоприятствовало этому: небо было прозрачное, и погода стояла безветренная. Зимой, от мая до октября, такой подъем был бы совершенно невозможен: холода доконали бы неосторожных путешественников, если бы даже их оставили в живых страшные темпоралес – ураганные ветры, свойственные этим местам.

Подъем продолжался всю ночь. Цепляясь за еле заметные выступы, путешественники карабкались на отвесные стены. Они перепрыгивали через расселины; плечи служили им лестницами; сплетенные руки заменяли веревки. Эти бесстрашные люди временами напоминали труппу акробатов, репетирующих головоломные трюки перед выступлением. Тут оказались как нельзя более уместными ловкость Вильсона и сила Мюльреди. Эти два бравых шотландца поспевали повсюду, помогали всем; тысячу раз их храбрость и беззаветная преданность выручали маленький отряд. Гленарван не спускал глаз с Роберта, боясь, что детская горячность толкнет мальчика на неосторожные поступки, которые в этих условиях могли стать роковыми.

Паганель лез вперед с чисто французской яростью. Что касается майора, то он двигался размеренно, тратя ровно столько энергии, сколько это было необходимо, чтобы одолеть очередное препятствие, и ни на йоту больше. Замечал ли он, что поднимается в гору вот уже много часов? Этого нельзя было сказать с уверенностью. Быть может, ему казалось, что он спускается под гору.

В пять часов утра барометр показал, что маленький отряд находится на высоте в семь тысяч пятьсот футов. Здесь проходила граница распространения древесной растительности. Путешественники заметили шиншилл – маленьких, кротких и пугливых грызунов с очень красивым густым мехом. Приятно было видеть, с какой легкостью и грацией это маленькое животное, похожее на белку, прыгает по вершинам деревьев.

– Это еще не птица, – заметил Паганель, – но это уже и не четвероногое!

Однако эти зверьки не были последними представителями животного царства. На высоте девяти тысяч футов, на границе вечных снегов, путешественники встретили целые стада чрезвычайно красивых безрогих коз со стройной и горделивой осанкой и тончайшей шерстью. Нечего было и думать приблизиться к ним: они едва позволили взглянуть на себя и умчались, бесшумно скользя по ослепительно белому снежному ковру.

Подъем становился очень опасным.

Теперь горы совершенно преобразились. Большие ледяные глыбы, отсвечивающие синевой на изломах, отражали первые лучи дня.

Подъем становился очень опасным. Прежде чем сделать шаг, приходилось погружать палку в снег, чтобы удостовериться, что под ним не таится пропасть. Вильсон стал во главе отряда, и его спутники, выстроившись гуськом за ним, старались ступать только по его следам. Люди боялись громко произнести слово, так как малейший шум, сотрясая воздух, мог вызвать обвал снежных масс, нависших над самыми их головами на высоте семисот-восьмисот футов.

Они находились еще в зоне кустарников. Полутора тысячами футов выше кустарники уступили место различным травам. На высоте одиннадцати тысяч футов и эти растения исчезли, и почва стала совершенно бесплодной.

Путешественники остановились на отдых только одни раз – в восемь часов утра. Быстро позавтракав, чтобы восстановить силы, они мужественно возобновили подъем, преодолевая опасности, с каждым шагом становившиеся все более и более грозными. Им приходилось то взбираться на острые утесы, то переходить через пропасти, глубину которых глаз боялся измерить. Во многих местах встречались деревянные кресты, молчаливые свидетели былых катастроф. Около двух часов пополудни отряд вышел на громадное, совершенно пустынное плато, лежавшее среди голых горных вершин. Воздух был сухой, небо – густой темно-синей окраски. На этой высоте дожди неизвестны и водяные пары оседают только в виде снега или града. Там и здесь несколько базальтовых и порфировых валунов чернели в белой пелене, как кости скелета. Порой от действия холода куски гнейса23 раскалывались на части с глухим треском, едва слышным в этой разреженной атмосфере.

Несмотря на свое мужество, маленький отряд явно выбился из сил. Гленарван, видя, что его спутники валятся с ног от усталости, начал жалеть, что неосмотрительно забрался так далеко в горы. Роберт изо всех сил старался удержаться на ногах, но он не в состоянии был продолжать путь, это было очевидно. В три часа пополудни Гленарван дал приказ остановиться.

– Надо отдохнуть, – сказал он, видя, что никто не решается первым внести это предложение.

– Где же тут отдыхать? – спросил Паганель. – Кругом нет никакого убежища.

– И тем не менее необходимо сделать привал, хотя б ради Роберта.

– Нет, нет, сэр! Не останавливайтесь из-за меня, – ответил храбрый мальчик. – Я еще могу идти!

– Мы понесем тебя, мой мальчик, – сказал Паганель, – но во что бы то ни стало мы должны добраться до восточного склона! Быть может, там мы найдем какое-нибудь пристанище. Я считаю, что нам нужно пройти еще не больше двух часов.

– Все ли согласны с Паганелем? – спросил Гленарван.

– Все! – хором ответили его спутники.

Мюльреди добавил:

– Я позабочусь о ребенке.

И отряд снова пустился в путь. Еще два мучительных часа продолжалось восхождение к вершине горы. Разреженный воздух затруднял дыхание. Кровь сочилась из десен вследствие того, что атмосферное давление снаружи тела было меньше, чем внутри. Чтобы вдохнуть необходимое легким количество кислорода из разреженного воздуха, приходилось часто-часто дышать; это было очень утомительно. Как ни была сильна воля этих людей, но пришел момент, когда даже самые крепкие из них обессилели. В довершение бед у всех началось головокружение – этот страшный предвестник горной болезни, лишающей людей не только физических сил, но и мужества. Нельзя безнаказанно переутомлять организм до такой степени. Вскоре люди стали часто спотыкаться. Кое-кто упал и, упав, не мог уже подняться на ноги и продолжал путь на четвереньках.

С минуты на минуту усталость должна была положить предел этому слишком затянувшемуся переходу, и Гленарван не без ужаса думал о том, что́ ожидает его бесприютный отряд среди необозримых снежных пространств. Тени ночи быстро взбирались к угрюмым вершинам гор, и холод, вечно царящий в этих унылых местах, пронизывал путников до мозга костей. В это время майор положил руку на плечо Гленарвана и спокойно сказал:

– Хижина!