Читать книгу Дети капитана Гранта - Жюль Верн - Страница 15

Роберту, только что избавившемуся от одной страшной опасности, угрожала другая, не менее страшная, – быть замученным ласками. Как он ни был слаб, но ни один из путешественников не устоял против соблазна прижать его к сердцу. Однако, очевидно, объятия и поцелуи не смертельны для больных, так как мальчик от них не погиб.

После того как прошли первые минуты восторга при виде спасенного, путешественники вспомнили о спасителе. Разумеется, первым подумал о нем майор. Оглянувшись, Мак-Набс увидел шагах в пятидесяти от ручья, у подножия горы, человека очень высокого роста; он стоял неподвижно, как статуя, опираясь на длинноствольное ружье.

Он стоял неподвижно, как статуя, опираясь на длинноствольное ружье.

Рост его превышал шесть футов. У него были широкие плечи, на которые ниспадали длинные прямые волосы, стянутые кожаным ремешком. Лоб у него был окрашен в белый цвет, переносица в красный, а веки в черный. Он был одет по обычаю пограничных патагонцев в великолепный плащ шелковистой шерстью наружу, с красной оторочкой по краям. Плащ этот был сделан из кожи, снятой с шеи и ног гуанако, и сшит страусовыми жилами. Под плащом виднелась нижняя одежда из лисьего меха, стянутая в талии поясом, к которому был привешен мешочек с красками для лица.

Лицо патагонца было красиво, несмотря на аляповатую раскраску, и обличало недюжинный ум. Он спокойно ждал, приняв позу, исполненную достоинства. Его неподвижная и величественная фигура, живописно стоящая на каменном пьедестале, казалась изваянной из мрамора.

Заметив патагонца, майор указал на него Гленарвану. Тот побежал к спасителю Роберта. Патагонец сделал два шага навстречу. Гленарван схватил его руку и крепко пожал обеими руками.

Во взгляде Гленарвана, в широкой улыбке, осветившей его лицо, было столько благодарности, что патагонец не мог не понять одушевляющих его чувств. Он медленно склонил голову и произнес несколько слов на неизвестном ни майору, ни Гленарвану языке. Приглядевшись внимательно к чужеземцам, патагонец заговорил на другом языке. Но сказанная им новая фраза была так же непонятна, как и первая. Однако Гленарвану показалось, что в его речи есть что-то, напоминающее испанский язык, на котором он знал несколько общеупотребительных слов.

– Испанский? – спросил он.

Патагонец несколько раз кивнул головой – жест, одинаково обозначающий согласие у всех народов.

– Отлично, – сказал майор, – это по части нашего друга Паганеля. Какое счастье, что ему взбрело на ум изучить испанский язык!

Позвали Паганеля. Он тотчас же прибежал и приветствовал патагонца с чисто французской грацией, которую этот последний едва ли оценил. Ученого-географа ввели в курс событий.

– Превосходно, – сказал он.

И, широко открыв рот, чтобы отчетливее произносить слова, он сказал:

– Vos sois um homem de bem26.

Туземец внимательно слушал, но ничего не ответил.

– Он не понимает, – сказал географ.

– Может быть, вы неправильно ставите ударения! – предположил майор.

– Это возможно. Проклятый акцент!

И Паганель начал снова свои любезности. Они имели прежний успех.

– Изменим фразу, – оказал он и медленно, учительским тоном, произнес следующие слова:

– Sem duvida, um Patagâo?27

Патагонец оставался нем, как рыба.

– Dozeime!28– добавил Паганель.

Туземец молчал.

– Vos compriendeis?29 – закричал Паганель так громко, что у него чуть не лопнули голосовые связки.

Было совершенно очевидно, что индеец ничего не понимает, так как он ответил, наконец, по-испански:

– No comprendo30.

Пришла очередь Паганелю удивиться: он с раздражением стал передвигать очки с глаз на лоб и обратно.

– Пусть меня повесят, – сказал он, – если я понимаю хоть слово на этом проклятом наречии! Это арауканский язык, я уверен!

И он обернулся к патагонцу.

– Испанский? – повторил он.

– Si, si,31– ответил патагонец.

Удивлению Паганеля не было границ.

Майор и Гленарван искоса поглядывали на него.

– Я боюсь, мой ученый друг, – оказал майор, и улыбка скользнула по его губам, – что вы снова стали жертвой своей рассеянности.

– Что? – удивленно переспросил географ.

– Да, совершенно очевидно, что патагонец говорит по-испански.

– Он?

– Разумеется! Может быть, вы, по рассеянности, изучили другой язык…

Мак-Набс не окончил. Возмущенное «о!» ученого, сопровождаемое негодующим пожатием плеч, заставило его замолчать.

– Майор, вы слишком далеко заходите в своих шутках, – сухо сказал Паганель.

– Но ведь он вас не понимает! – ответил Мак-Набс.

– Должно быть, этот туземец сам плохо говорит по-испански, – нетерпеливо возразил географ.

– Вы не понимаете его, и поэтому вам кажется, что он плохо говорит, – спокойно возразил майор.

– Мак-Набс, – вмешался в их спор Гленарван, – ваше предположение невероятно. Как бы ни был рассеян наш друг Паганель, не может все-таки быть, чтобы он изучил один язык вместо другого!

– Тогда, милый Эдуард, или лучше вы, Паганель, объясните мне, что здесь происходит?

– Я ничего не собираюсь объяснять, – ответил Паганель. – Сейчас я вам покажу книгу, по которой я ежедневно изучал испанский язык. Взгляните на нее, и вы увидите, ошибся ли я!

Сказав это, Паганель принялся рыться в своих бесчисленных карманах. После нескольких минут усиленных поисков он вытащил потрепанный том и с торжествующим видом протянул его майору.

Майор взял книгу и принялся рассматривать ее.

– Что это за произведение? – спросил он.

– Это «Лузиада», – ответил Паганель, – знаменитая эпопея, которая…

– «Лузиада»?! – вскричал Гленарван.

– Да, друг мой, ни более ни менее как «Лузиада» великого Камоэнса!

– Камоэнса? – повторил Гленарван. – Но, мой бедный друг, Камоэнс – португалец, и значит, именно португальский язык вы так старательно изучали в течение шести недель!

– Камоэнс! «Лузиада»! Португалец!

Паганель не мог произнести более ни одного слова. Глаза его беспокойно перебегали с предмета на предмет. Вокруг него раздавались взрывы веселого хохота, так как все путешественники были уже здесь и окружили географа.

Патагонец за все это время не моргнул и глазом. Он спокойно ожидал объяснения этой совершенно непонятной ему сцены.

– Ах, жалкий безумец! – вскричал, наконец, Паганель. – Значит, это верно? Это не шутка? И это сделал я! Я! Но ведь это какое-то чудовищное недоразумение! Ах, друзья мои, друзья мои, ехать в Индию и очутиться в Чили, изучать испанский язык и выучить португальский!.. Это уж слишком. И если так будет продолжаться, то в один прекрасный день я выброшусь через окно вместо того, чтобы бросить туда свою сигару!..

Слушая, как Паганель сетует на свою неудачу, наблюдая его забавное разочарование, нельзя было оставаться серьезным. Впрочем, он первый подал пример веселью.

– Смейтесь, друзья мои, смейтесь от всего сердца, – говорил он. – Я сам больше всех смеюсь над собой!

И он разразился раскатистым хохотом.

– Таким образом, мы все же остались без переводчика, – прервал, наконец, общее веселье майор.

– Не огорчайтесь, – ответил Паганель. – Испанский и португальский языки действительно очень похожи между собой, если я мог так ошибиться. Но это же сходство поможет нам исправить мою ошибку. И я сейчас поблагодарю этого славного патагонца на том языке, которым он так отлично владеет.

Паганель был прав, так как через несколько минут он уже мог обменяться с туземцем несколькими словами. Он узнал даже, что патагонца звали Талькав, что значит по-араукански «гром». Имя это он, очевидно, получил за ловкость в обращении с огнестрельным оружием.

Выяснилось, что патагонец был профессиональным проводником по пампасам. Это чрезвычайно обрадовало Гленарвана и было сочтено за отличное предзнаменование. Все решили, что теперь благоприятный исход экспедиции не подлежит сомнению. Никто больше не сомневался в том, что капитан Грант будет найден.

Путешественники и патагонец вернулись к Роберту. Мальчик улыбнулся туземцу, и тот положил ему руку на голову. Он осмотрел Роберта и ощупал его конечности. Потом, улыбаясь, пошел к берегу реки, собрал там несколько пучков дикого сельдерея и натер им тело больного. После массажа, проделанного с необычайным искусством, Роберт почувствовал, что силы возвращаются к нему. Ясно было, что несколько часов покоя полностью восстановят их. Поэтому было решено провести сутки, не трогаясь с места. Оставалось еще решить два очень важных вопроса: о пище и о транспорте. Ни того, ни другого у путешественников не было. К счастью, Талькав был с ними. Проводник взялся достать все, чего не хватало маленькому отряду. Он предложил Гленарвану пойти в «тольдерию» индейцев, находящуюся всего в четырех милях расстояния, где можно будет найти все необходимое для экспедиции. Паганель кое-как перевел это предложение патагонца, и оно было с восторгом принято.

Гленарван и географ, простившись с товарищами, пошли в сопровождении патагонца вверх по течению реки. Часа полтора они шли быстрым шагом, едва поспевая за великаном Талькавом.

Весь этот предгорный район был необычайно красив и плодороден. Тучные пастбища сменялись одно другим; они могли без труда прокормить сотни тысяч жвачных животных. Серебристые пруды, соединенные между собой сетью ручейков, питали сочную зелень равнин. Лебеди с черными шеями и головами весело резвились на спокойной поверхности вод. Птичий мирок был блестящ и разнообразен по составу. Изаки – горлицы с серовато-белым оперением, желтые кардиналы порхали с ветки на ветку, как живые цветы; голуби-путешественники пролетали над самой землей; воробьи-чинголосы, хильгеросы, иманхитасы оглашали воздух звонкими криками.

Паганель не уставал восхищаться всем виденным. Бесчисленные вопросы так и сыпались из его уст, к величайшему удивлению патагонца, находившего все это весьма обыкновенным: и птиц в воздухе, и лебедей в прудах, и яркую зелень в лугах. Ученый нисколько не жалел, что принял участие в прогулке, и не жаловался на ее продолжительность. Ему казалось, что они только что вышли, когда невдалеке уже показалось индейское становище.

Тольдерия находилась в глубине долины, расположенной у подножия Кордильер. Там в хижинах, сплетенных из ветвей, жили человек тридцать туземцев-кочевников. Они пасли коров, баранов, быков и лошадей, переходя с пастбища на пастбище, и всегда находили готовый стол для своих стад.

Андо-перуанцы – помесь арауканской, пэхуэнской и аукасской рас. Это люди среднего роста, с телом оливкового цвета, низким лбом, почти круглым лицом, тонкими губами и выдающимися скулами; в их чертах есть что-то женственное. Гленарвана интересовали не столько они сами, сколько их стада. У них были лошади и быки – все, что только было нужно Гленарвану.

Талькав взял на себя торговые переговоры. Они недолго тянулись. В обмен на семь маленьких аргентинских лошадей с полной сбруей, сотню фунтов сушеного мяса, несколько мер риса и кожаные мехи для воды индейцы соглашались взять, вместо вина и рома, которые они вначале потребовали, двадцать унций золота. Ценность его была им хорошо известна.

Гленарван хотел купить восьмую лошадь для патагонца, но Талькав жестами дал понять, что она ему не нужна.

Торг был окончен. Гленарван простился со своими «поставщиками», как их называл Паганель, и меньше чем в полчаса друзья вернулись в лагерь. Их прибытие было встречено восторженными криками, – по правде сказать, относившимися более к съестным припасам и лошадям, чем к самим людям. Все принялись за еду с большим аппетитом, Роберт тоже поел немного. Силы почти полностью вернулись к нему.

Весь остаток дня был посвящен отдыху. Говорили понемногу обо всем: вспоминали дорогих отсутствующих, «Дункан», капитана Джона Мангльса, его храбрый экипаж и Гарри Гранта, который, быть может, находился недалеко.

Паганель ни на минуту не покидал индейца. Он сделался тенью Талькава. Ученый-географ не помнил себя от радости, что видит настоящего патагонца, рядом с которым он сам казался карликом. Он осыпал спокойного индейца испанскими фразами, и тот терпеливо выслушивал их. На этот раз географ учился без книг. Слышно было, как он произносит звучные слова, изо всех сил напрягая голосовые связки, язык и челюсти.

– Если я не усвою испанский акцент, – говорил он майору, – вы должны быть ко мне снисходительны. Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день я буду учиться испанскому языку у патагонца!