Читать книгу Дети капитана Гранта - Жюль Верн - Страница 13

Часть первая
Глава тринадцатая
Спуск с Анд

Оглавление

Всякий другой на месте Мак-Набса сто раз прошел бы мимо, рядом, даже над самой хижиной, не заподозрив ее существования. Только снежный сугроб отличал хижину от окружающих скал. Пришлось раскапывать вход в нее. После получаса непрерывной работы Вильсон и Мюльреди освободили наконец дверь от снега, и маленький отряд ввалился внутрь казухи, как называют туземцы такие постройки.

Эта хижина была сложена индейцами из «адоба» – некоторого подобия кирпичей, обожженных на солнце. Она имела форму куба, каждая сторона которого равнялась двенадцати футам, и была построена на верхушке базальтового утеса. Лестница, высеченная в склоне утеса, вела к двери – единственному отверстию в казухи. Однако, как ни узка была эта дверь, но ветер, снег и град ухитрялись пробиться через нее внутрь хижины, когда в горах срывался с цепи буйный темпоралес.

Внутри хижины было достаточно места для десяти человек. При всей примитивности этой постройки все же она представляла защиту не только от дождя, но и от холода. Кроме того, некое подобие очага с дымоходом позволяло развести огонь и более успешно бороться с десятиградусным морозом.

– Вот вам и убежище! – сказал Гленарван. – Может быть, оно недостаточно комфортабельно, но тем не менее это все-таки приют.

– Вы неблагодарны, дорогой Гленарван! – возразил Паганель. – Это настоящий дворец! Не хватает только придворных и стражи! Мы здесь великолепно устроимся.

– Особенно когда хороший огонь запылает в очаге, – добавил Том Аустин. – Ведь мы страдаем от холода не меньше, чем от голода. По правде говоря, я предпочел бы сейчас вязанку дров самому вкусному блюду!

– Что ж, Том, за этим дело не станет, – ответил Паганель. – Постараемся найти топливо.

– На вершине Кордильер? – воскликнул Мюльреди, недоверчиво покачав головой.

– Раз в хижине сложен очаг, следовательно, в окрестностях ее можно найти топливо, – заметил майор.

– Друг Мак-Набс прав, – сказал Гленарван. – Приготовьте провизию для ужина; я пойду за топливом.

– Я с вами, – ответил Паганель.

– И я, – сказал Вильсон.

– И я тоже, – сказал Роберт, поднимаясь с места.

– Нет, дружок, ты останешься, – ответил Гленарван. – Предсказываю тебе, что ты станешь настоящим мужчиной в то время, как твои сверстники будут еще детьми.

Гленарван, Паганель и Вильсон вышли из хижины. Было шесть часов вечера. Мороз давал себя знать, несмотря на отсутствие ветра. Синева неба начала густеть, и горные вершины были озарены косыми лучами заходящего солнца. Паганель, захвативший с собой барометр, отметил, что ртуть держится на уровне 495 миллиметров. Падение ртутного столба соответствовало высоте в одиннадцать тысяч семьсот футов над уровнем моря. Таким образом, место их ночлега в Кордильерах было только на девятьсот десять метров ниже вершины Монблана. Если бы Кордильеры представляли путешественникам столько же препятствий, сколько швейцарский гигант альпинистам, если бы на отряд Гленарвана ополчился ураган или даже просто сильный ветер, люди не смогли бы одолеть этот горный хребет.

Гленарван и Паганель взобрались на высокую порфировую скалу и окинули взглядом весь горизонт. Они находились на вершине «невады», и границы горизонта раздвинулись перед ними на сорок миль во все стороны. На востоке виден был пологий скат. Пеоны, спускаясь по нему, часто скользят на спине по нескольку сот саженей. Вдали виднелись длинные продольные складки морен – скоплений обломков горных пород, упавших на поверхность ледников. Долина реки Колорадо уже была окутана ночной тенью. Только гребни складок почвы, выступов и пиков были еще освещены косыми лучами заходящего солнца. Сумерки постепенно окутывали весь восточный склон гор. На западе свет заливал еще предгорья. Скалы и ледники, освещенные багряно-красными лучами, были ослепительно красивы. К северу уходила цепь постепенно понижающихся холмов, сливавшихся в одну волнистую линию, словно проведенную карандашом чьей-то дрожащей рукой. Конец этой цепи терялся в туманной дали. Зато на юге картина была поистине грандиозной, и приближение ночи только усиливало ее великолепие. Глазу открывался во всей своей мощи ревущий, как сказочное чудовище, вулкан Антуко, извергающий громадные клубы дыма и пламени. Склоны окруживших его гор казались объятыми пожаром. Град раскаленных камней ослепительным фейерверком взлетал над кратером: потоки горящей лавы стекали в равнину; столб красного дыма поднимался вверх. Зарево разливалось по небу, побеждая последние бледные лучи дневного света, скрывающегося за темной линией горизонта.

Паганель и Гленарван, как зачарованные, долго не могли оторвать глаз от этой поистине ослепительной картины борьбы небесного и земного огня. Но менее восторженный Вильсон вернул их к действительности. Деревьев, конечно, кругом не было, но, по счастью, склоны были покрыты сухим мхом. Импровизированные дровосеки сделали достаточный запас мха, а также корней растения льяретта, представляющего собой сносное топливо.

Драгоценное горючее было отнесено в казуху и сложено в очаг. Разжечь огонь было очень трудно, но еще труднее было поддерживать его. В разреженном воздухе было недостаточно кислорода для питания огня, по крайней мере так объяснил это майор.

– Зато, – добавил он, – вода не должна будет нагреваться до ста градусов, чтобы закипеть. Любители кофе, сваренного на стоградусной воде, должны будут довольствоваться меньшей температурой, так как на этой высоте вода закипит примерно при девяноста градусах24.

Все с огромным наслаждением выпили по нескольку глотков горячего кофе. Сушеное мясо было встречено с меньшим энтузиазмом. Вид его вызвал у Паганеля замечание, безусловно не лишенное справедливости, но не имеющее никакой практической ценности.

– Черт возьми, – сказал он, – бифштекс из ламы был бы здесь как нельзя более уместным! Говорят, что это животное служит отличной заменой быка и барана. Мне бы хотелось узнать, верно ли это с точки зрения… кулинарной!

– Как так, мой ученый друг? Вы недовольны ужином? – спросил майор.

– Нет, мой храбрый майор, я в восторге от него. Но это не мешает мне утверждать, что кусок дичи к ужину не был бы лишним!

– Да вы, оказывается, сибарит! – сказал Мак-Набс.

– Принимаю это определение, майор. Но признайтесь откровенно, ведь и вы не отказались бы от бифштекса?

– Возможно.

– И если бы вас попросили пойти на охоту за ним, вы, пожалуй, не возражали бы, несмотря на холод и ночь?

– Не спорю…

Спутники Мак-Набса не успели выразить майору признательность за его всегдашнюю готовность оказать услуги, как вдали послышался какой-то рев. Все насторожились. Это не был крик одного животного, но рев целого стада. Шум приближался с большой быстротой.

– Неужели случай будет так благосклонен к нам, что, кроме ночлега, дарует еще горячее мясное блюдо на ужин? – подумал вслух географ.

Но Гленарван умерил его радость, сказав, что никакое четвероногое не могло забраться в этот возвышенный пояс Кордильер.

– В таком случае, откуда этот шум? – спросил Том Аустин. – Слышите, он приближается.

– Может быть, это шум катящейся лавины? – неуверенно проговорил Мюльреди.

– Нет, это рев животных! – возразил Паганель.

– Пойдем посмотрим, – предложил Гленарван.

– И на всякий случай захватим с собой ружья, – оказал майор.

Все выбежали из хижины. Ночь уже настала, темная и звездная ночь. Диск луны еще не показался из-за горизонта.

Вершины гор на севере и на востоке не были видны в темноте, и взгляд различал кругом только фантастические очертания скал. Рев – рев испуганных животных – все приближался. Стадо бежало откуда-то из мрака Кордильер. Что происходило? Вдруг на путников налетела лавина, но не снежная и не каменная, а лавина живых существ, обезумевших от ужаса. Казалось, от топота их ног задрожала вся гора. Животных были сотни, может быть, даже тысячи, и, несмотря на разреженность воздуха, они производили оглушительный шум. Были ли это дикие звери из пампасов или просто стадо лам?

Не успели путники броситься плашмя на землю, как на них налетел живой вихрь. Паганель, оставшийся на ногах, чтобы лучше видеть, был мгновенно опрокинут.

В это время раздался выстрел: майор стрелял наугад в стадо. Ему показалось, что одно животное упало, в то время как все стадо, увлекаемое неудержимым порывом, с отчаянным ревом скатилось вниз по склону горы, освещенной отблесками извержения вулкана.

– Нашел! – послышался в темноте голос Паганеля.

– Что вы нашли? – спросил Гленарван.

– Да мои очки! Как они уцелели в таком столпотворении, просто удивительно!

– Вы не ранены?

– Нет, только помят немного. Но что это были за животные?

– Сейчас узнаем, – ответил майор, подтаскивая к хижине только что убитую им добычу.

Все поспешили вернуться в хижину и там при свете огня в очаге рассмотрели «дичь» Мак-Набса.

Это был красивый зверь, напоминающий внешностью маленького безгорбого верблюда; у него была крохотная голова, худое тело, длинные и тонкие ноги, шелковистая, мягкая шерсть цвета кофе с молоком.

Паганель, бросив взгляд на животное, тотчас же узнал его:

– Это гуанако!

– А что такое гуанако? – спросил Гленарван.

– Вполне съедобное животное, – ответил Паганель.

– И вкусное?

– На редкость. Блюдо, достойное Олимпа. Я предчувствовал, что у нас к ужину будет свежее мясо! И какое мясо! Но кто возьмется освежевать тушу?

– Я, – сказал Вильсон.

– А я приготовлю из нее жаркое, – ответил Паганель.

– Разве вы повар, господин Паганель? – спросил Роберт.

– Конечно, мой мальчик. Ведь я француз, а всякий француз в душе немного повар.

Пять минут спустя Паганель положил большие куски «дичи» на раскаленные уголья.

Еще через десять минут ученый-повар пригласил своих спутников насладиться «филеем гуанако» – так пышно он назвал свою стряпню. Никто не стал церемониться, и все с жадностью накинулись на горячее мясо. Но, к глубокому удивлению географа, едва попробовав «филей гуанако», все скривили отчаянные рожи и поспешили выплюнуть недожеванные куски.

– Какая гадость! – сказал один.

– Это невозможно есть, – подтвердил другой.

Бедный ученый сам попробовал кусок «филея» и должен был признать, что это жаркое не стал бы есть даже умирающий с голоду человек. Товарищи стали подшучивать над «олимпийским» блюдом Паганеля; сам он ломал себе голову над причиной, почему мясо гуанако, действительно вкусное и ценимое гастрономами, в его руках вдруг сделалось несъедобным. Вдруг его осенила мысль.

– Понял! – вскричал он. – Я понял!

– Может быть, мясо было несвежее? – невозмутимо спросил Мак-Набс при общем хохоте.

– Нет, ехидный майор, слишком много бежало! Как я мог забыть об этом!

– Что вы этим хотите сказать, господин Паганель? – спросил Том Аустин.

– Мясо гуанако приятно на вкус только тогда, когда животное убивают в состоянии покоя; если же за ним долго охотятся, если его заставляют долго бегать, мясо становится отвратительным. Таким образом, по вкусу мяса этого животного я могу смело заявить, что оно, а следовательно, и все стадо, прибежало издалека.

– Вы уверены в этом? – спросил Гленарван.

– Совершенно уверен, – ответил ученый.

– Но что могло так напугать животных, которые в этот час ночи должны были бы мирно спать в своем логове?

– Не знаю, дорогой Гленарван. На этот вопрос я не могу вам ответить, – сказал Паганель. – Но не стоит ломать себе голову над этой загадкой. Лучше ляжем спать. Что до меня, то я до смерти хочу спать! Спим, майор?

– Спим, Паганель!

Подкинув топливо в очаг и пожелав друг другу спокойной ночи, все закутались в пончо, и вскоре в хижине раздался многоголосый храп.

Лишь один Гленарван не мог сомкнуть глаз. Мысль его невольно все время возвращалась к бегущему в неописуемой тревоге стаду. Что заставило животных нестись очертя голову к пропастям Антуко? Никакие дикие звери не могли спугнуть гуанако. На такой высоте их не могло быть, так же как и охотников. Что же послужило причиной этого бегства?

Гленарвана томило предчувствие близкой беды.

Однако блаженное ощущение покоя после столь тяжелого дня скоро дало другое направление его мыслям, и страхи сменились надеждой. Он представлял себе, как завтра они будут уже в равнинах у подножия Кордильер. Только там начнутся поиски капитана Гранта, и скоро они увенчаются успехом. Гленарван представлял себе, как они избавляют от мучительного плена капитана Гранта и его товарищей. Самые разнообразные картины одна за другой проносились в его мозгу и исчезали, как только внимание его отвлекалось вспышками искр в очаге; Гленарван смотрел на лица спящих товарищей, на мимолетные тени на стенах казухи. Но вслед за тем дурные предчувствия овладевали им с новой силой. Тогда Гленарван напрягал слух, стараясь уловить доносившиеся из-за двери какие-то странные звуки, неизвестно как возникшие в этих безлюдных и пустынных горах. Вдруг ему послышалось, что в отдалении нарастает какой-то грохот, глухой, грозный, как гром, как подземный гул. Этот шум мог быть только отголоском грозы, разразившейся где-нибудь у подножия гор, в нескольких тысячах футов под ними, но тем не менее Гленарван пожелал удостовериться в этом и вышел из хижины.

Луна взошла над горизонтом. Ни одного облачка не было ни на небе, ни на склонах гор. Сколько Гленарван ни всматривался в темноту, нигде не было никаких признаков грозы. Даже зарницы не сверкали на ясном небе. Только отсветы пламени вулкана плясали на черном базальте. В зените блистали тысячи тысяч звезд. И тем не менее гул слышался совершенно отчетливо. Казалось, он приближается, двигается вдоль хребта Кордильер.

Гленарван вернулся в хижину еще более обеспокоенный. Он спрашивал себя, существует ли связь между этим подземным грохотом и бегством стада гуанако? Не был ли этот грохот причиной испуга животных? Он посмотрел на часы. Было два часа ночи. Не видя непосредственной опасности, он не решился будить своих товарищей, спавших мертвым сном, и сам погрузился в тяжелое забытье, которое продолжалось несколько часов.

Оглушительный грохот разбудил Гленарвана. Казалось, тысячи повозок с артиллерийскими зарядными ящиками катятся по булыжной мостовой. Вдруг он почувствовал, что пол уходит из-под ног. Хижина закачалась и дала трещину в стене.

– Вставайте! – крикнул он.

Но его спутники и без того проснулись. Да и мудрено было не проснуться! Какая-то страшная сила свалила их в одну кучу и с огромной быстротой увлекала вниз.

Занимавшийся день осветил ужасное зрелище. Очертания гор внезапно изменили форму. Вершины их качались и потом с диким треском куда-то проваливались, словно в раскрытый люк. Целый участок хребта шириной в несколько миль сорвался с места и скользил по направлению к равнине25.

– Это землетрясение! – крикнул Паганель.

Ученый-географ не ошибался. Это было действительно землетрясение, частое явление в горах Чили, а особенно в том месте, где сейчас находились путешественники. Здесь за четырнадцать лет город Копиапо был разрушен дважды, а город Сант-Яго – четырежды.

Эта часть земной коры прикрывает гигантский очаг подземного огня, а вулканы молодой горной цепи представляют недостаточные клапаны для выпуска паров и газов, скопляющихся под землей. Следствием этого являются беспрерывные подземные толчки, называемые местным населением «трамблорес».

Между тем оторвавшаяся часть горы, на которой находились и наши семь путешественников, продолжала скользить вниз со скоростью курьерского поезда, то есть пятидесяти миль в час. Ошеломленные, испуганные люди цеплялись за землю, за мох. Нечего было и думать о бегстве. Подземный гул, дикий грохот обвалов, шум сталкивающихся гранитных и базальтовых масс делали бессмысленной всякую попытку сговориться. Временами почва скользила плавно и мягко, без всяких толчков, но порой начиналась тряска и качка, более сильная, чем на корабле в разгар урагана. Путешественники мчались вниз с головокружительной быстротой, с ужасом наблюдая, как проваливаются во встречные пропасти огромные глыбы земли, как с корнями вырываются с места вековые деревья, как выравниваются все неровности, все складки восточного склона.

Невозможно представить себе силу, развиваемую массой весом во много миллиардов тонн, со все возрастающей скоростью скользящей по уклону в пятьдесят градусов!

Никто из путешественников не мог определить, сколько времени продолжалось это падение. Никто из них не смел даже подумать, в какой пропасти оно закончится. Задыхающиеся от быстроты скольжения, ослепленные снежным вихрем, пронизанные резким холодом, теряя временами сознание, они все-таки продолжали цепляться за землю, повинуясь всемогущему инстинкту самосохранения.


Задыхающиеся от быстроты скольжения, они все-таки продолжали цепляться за землю.


Внезапно страшный толчок оторвал их от скользящего острова. Сила инерции рванула их вперед, и они покатились по последним уступам склона. Оторвавшаяся часть горы наткнулась на препятствие и сразу остановилась.

В продолжение нескольких минут никто не шевелился. Потом первым, шатаясь, встал на ноги майор. Он протер глаза, ослепленные пылью, и осмотрелся. Его спутники лежали вокруг него неподвижные, как будто мертвые. Майор пересчитал их. Все были тут, кроме одного. Недоставало Роберта Гранта.

24

Точка кипения воды понижается примерно на 1 градус через каждые 324 метра подъема.

25

Подобное явление имело место на Монблане в 1820 году; эта страшная катастрофа стоила жизни трем проводникам из Шамуни. (Примеч. авт.)

Дети капитана Гранта

Подняться наверх