Читать книгу Бог справедливости лжёт - Кира Акслер - Страница 12

Выходные выдались дождливыми. Кира смотрел на капли, медленно сползающие по окну, в размытой картинке пытался разглядеть своё отражение, но видел только бабушку за спиной. И вздрагивал. Он подрывался с места всякий раз, стоило ей пройти мимо комнаты, хватался за книгу или тетрадь, когда слышал приближающиеся шаги, а по ночам, от скрипа кровати в соседней спальне, просыпался. Он измучился волнением, озлобился на всех и, наверное, зубами бы вцепился в каждого, если бы не мешала головная боль.

Понедельник начался с мигрени. Было душно, слегка мутило, одеяло сбилось в ногах, а комнату заливал такой яркий свет, что обжигал глаза даже сквозь закрытые веки. Кира давно проснулся, но лежал, не шевелясь, и прислушивался с отстукивающим в голове отвращением ко всякому громкому звуку. Он ни о чём не думал. Прошло долгих несколько минут, прежде чем он заставил себя подняться и босыми ногами прошагать на кухню. В вертикальном положении голова болела ещё сильнее, каждый шаг – тяжёлый удар. В разноцветном шуме Кира не сразу различил свою бабушку. Она сидела за столом с чашкой чая и безразлично наблюдала за выпуском утренних новостей. На ней был надет махровый халат, а мокрые волосы сосульками спадали на лицо.

Когда в этом была необходимость, Екатерина Филипповна умела выглядеть молодо – обычно никто не давал ей больше пятидесяти. Лицо её всё ещё сохраняло остатки былой красоты, хоть и обзавелось несколькими тонкими морщинками. Щеки чуть впали, высохли, волосы поседели, а глаза утратили блеск, но всё же окружающие частенько называли её старение «благородным». Они, конечно, не знали о сеансах у косметолога, краске для волос и скверном характере, напрочь перечёркивающем красоту внешнюю. А Кира знал. Он смотрел на свою бабушку и видел только, как на пренебрежительном лице подрагивали сомкнутые губы, почти явственно выражая желание сказать что-нибудь мерзкое.

– Я уже собиралась будить тебя. Сколько можно спать? – она даже не повернула головы.

– Я не спал. Голова болит. – Кира держал холодную ладонь на лбу.

– И что?

– Нужна таблетка. – Кира с трудом мог фокусировать взгляд на приоткрытой дверце шкафа, который висел прямо над кухонной плитой. Он знал, что коробка с лекарствами стоит на самой верхней полке, равно как и знал заранее ответ на свой вопрос.

– Для чего? – Екатерина Филипповна почти взвизгнула, и голос её остался мерцающим белым пятном перед глазами. Проработав сорок лет кардиологом в провинциальной больнице, она, тем не менее нисколько не доверяла лекарствам.

– Для головы.

– Ничего, само пройдёт. – отмахнулась она и разразилась словами. – И даже не смей в школе жаловаться, чтобы домой отпустили! Ишь, удумала! Голова у нее болит. У меня от тебя не только голова болит, и ничего. Сижу, как видишь.

Киру почти поразил этот, сухой, полный даже какой-то презрительной угрозы тон бабушки, но он был слишком к нему привычен, чтобы поражаться слишком долго. Возмущение душило его, и Кира не сразу смог возразить. Он выдумывал подлость, чтобы ответить непременно с издёвкой.

– Отлично, тогда пойду в медпункт.

– Я тебе дам, негодница! Не смей!

Спор начал принимать всё более бурный характер. Кира знал, что бабушка не уступит ему ни в коем случае. Она была слишком предана своим убеждениям и никогда не шла на компромиссы. Она, с учётом многих обстоятельств, ни за что бы не подпустила никого к коробке с лекарствами. Кира спорил только из вредности и желания сделать свою головную боль проблемой для окружающих.

– И кто мне запретит? Будешь за мной целый день хвостом ходить? А помнишь, что было в прошлый раз? Как я из-за мигрени даже читать правильно не смог? Что ты сказала им, когда забирала меня из школы после обморока? Что скажешь на этот раз?

Бабушка молчала. Она была зла, и злость эта собиралась в морщинах над уголками поджатых губ. Глаза её щурились и были похожи на две тонкие линии – презрительные и надменные.

– Не желаю ничего из этого слышать! – вдруг завопила она и ещё раз ударила рукой по столу. – Нечего строить из себя самую больную! Это ты сама виновата! Выдумала проблему и таскаешься с ней как курица с яйцом, чтобы все тебя жалели. Ничего у тебя не болит, всё с тобой нормально!

Екатерина Филипповна чуть не задыхалась от возмущения. Она до самой последней минуты никак не ожидала подобной развязки и не предполагала даже возможности, что воспитанник может выйти из-под её власти. Припоминая теперь с горечью в голосе о том, что решилась воспитывать Киру только из присущего ей благородства, хотя могла и оставить матери, которой – как она сама любила повторять – не было до ребёнка никакого дела, она говорила вполне искренне и даже чувствовала негодование против такой вопиющей неблагодарности.

Она всё-таки высоко ценила свои заслуги.

Всё утро они не разговаривали. Кира пил чай в тишине, молча оделся и, не сказав ни слова прощания, вышел из дома. Он не чувствовал себя виноватым за ссору, но всё равно хотел расплакаться от ненависти к собственному малодушию. Ему так и не хватило смелости стащить из шкафа над плитой хотя бы одну таблетку обезболивающего