Читать книгу Бог справедливости лжёт - Кира Акслер - Страница 6

– Как твой пробник по литературе? – спросила Ленка.

Кира сдавленно хихикнул. Это было на перемене после третьего урока, возле кабинета обществознания. Его всё ещё немного потряхивало от собственных мыслей, но смута в голове постепенно утихала и предоставляла место проблемам более важным: рыночным структурам, которым в учебнике было отведено целых три параграфа скучнейшего канцелярского текста. Кира пыхтел над книгой так долго, что буквы начинали плыть у него перед глазами – становились тайными знаками какого-нибудь мёртвого языка, вроде библейского иврита. Он читал строчку, потом перечитывал её ещё раз и так до тех пор, пока едва уловимый смысл вовсе не ускользал от него.

– Никак. Абсолютно. Прождал Любушку минут 40, наверное. Когда она пришла, сказала, что у неё нет на меня времени. Ещё сказала, чтобы приходил в четверг на курсы, мол, она что-то придумает.

Ленка понимающе повела головой, словно говоря: «ну да, ну да».

– Публичные унижения.

– Не собираюсь я её унижать. Ну, немного, разве что. – Кира захлопнул учебник, оставив надежду сконцентрироваться на чтении. – Только в отместку за то, что прождал её кучу времени.

– А что со вчерашней шоколадкой? Я имею ввиду, она не показалась странной? По-любому Калинин купил какую-то дешманскую кондитерскую плитку и завернул красиво, чтобы выглядело дороже?

– Не знаю, я её выкинул. – соврал Кира. Он совершенно не хотел признаваться кому-либо, и себе в первую очередь, что съел шоколад сразу же, как вышел из школы.

– Ну и правильно. – Ленка ненадолго замолчала, словно решая, стоит ли продолжать говорить. Её смятение осталось тонкими линиями в уголках глаз. – А Аверина ты вчера видела?

– Нет. А что?

– Да ничего, в общем-то. Я предложила ему пойти вместе домой после школы, но он сказал, что задержится. Интересно, чем он занимался.

– Наверняка торчал в лаборантской или в спортзале. – Кира недовольно поморщился, будто почувствовал запах сгоревшего обеда из столовой. Ему не нравилось, что разговор с одного надоедливого парня переместился на другого, не менее надоедливого. Аверин вот уже две перемены подряд таскался за школьницами и повторял, насмешливо, «леди». Сейчас он не крутился рядом только потому, что ушёл за школу, где обычно собирались все курильщики. Казалось, ему доставляло удовольствие действовать на нервы. – Тебе не всё равно?

– Интересно.

Ленка снова повторила это слово, но оно затерялось в шуме – раздался звонок. Школьники стали лениво расходиться, и только выпускной класс всё оставался в коридоре: двери четыреста четвёртого кабинета были закрыты.

– Она опять там заперлась и чай пьёт.

– А когда мы после столовой опаздываем, сразу возмущается.

– В следующий раз я прямо на её уроке обедать буду.

– Она взбесится, что ты с ней не делишься.

– Так я поделюсь.

Недовольные голоса раздавались со всех сторон, но, по правде, школьников вполне устраивало их положение. Все они обсуждали Наталью Викторовну и её привычку не выпускать еду из рук. Учительница обществознания была пухлой, низкорослой женщиной и неудивительно, что она частенько становилась жертвой злых насмешек. При этом она сама была не прочь подшутить над своим аппетитом, и нисколько его не смущалась. Как и многие тучные люди, она неумела сердиться подолгу и всегда была добродушной. Преподавала Наталья Викторовна только у старших классов, поэтому каждый девятиклассник с завистливым вздохом проходил мимо её кабинета.

На уроках обществознания Кира чувствовал себя куда спокойнее; Наталья Викторовна предпочитала тратить время лишь на тех, кто сдавал экзамен по её предмету, остальным же позволялось заниматься своими делами, при условии, что они продолжат посещать уроки и станут вести себя тихо. Иногда Кира рисовал в тетради, в другое время занимался домашним заданием или читал что-то из школьной программы по литературе. К Наталье Викторовне он питал исключительно доброжелательные чувства, хотя бы потому, что для оценки в аттестате ему хватало всего одного реферата на любую тему из учебника.

Прошло уже несколько минут с начала урока, а дверь по-прежнему была заперта. Со стороны лестницы вдруг послышались торопливые шаги, всё нарастающие и приближающие. Несколько человек повернули головы на шум, надеясь увидеть запыхающуюся учительницу, но вместо неё в коридоре возник Аверин. Он шумно выдохнул, оглядел окружающих и, оценив ситуацию, издал короткое, но растерянное:

– А.

Секунду спустя он уже сидел на скамейке возле Киры.

– Привет.

– Привет. – ответила Ленка. Кира красноречиво молчал.

– Кажется, миледи сегодня не в настроении. – у Аверина была раздражающая улыбка, как у породистого щенка золотистого ретривера, и целая копна тёмных вьющихся волос, которые падали ему на глаза. Он то и дело театрально смахивал их рукой, пытаясь зачесать назад.

– Думаю, это она из-за тебя.

– Я ещё не успел ничего сделать.

– Хватило того, что ты когда-то родился. – измученно буркнул Кира.

– Знаешь, я искренне рад, что моё существование тебя бесит. – на мгновение показалось, будто Аверин озлобился. Кира даже опешил и повернул голову в сторону одноклассника: тот, однако, всё продолжал улыбаться.

– А не пошёл бы ты..?

– Куда? Выражайтесь точнее, миледи, если не хотите, чтобы я заблудился.

Кира никогда не использовал в речи грубые слова – он испытывал перед ними благоговейный страх, вероятно ставший последствием немыслимого стыда, которым наградило его строгое бабушкино влияние. Аверин знал это. Все знали. Тем не менее, Кира не просто так водил знакомство с Ленкой, которая при желании способна была ругаться даже по алфавиту. Он посмотрел на одноклассницу, ища поддержки.

– К хуям проследуй. – поддержала та. – Только сначала телефон одолжи.

– Зачем? – Аверин уже собирался протянуть смартфон однокласснице, как вдруг заметил непрочитанное сообщение. – Сейчас. Секунду. – Улыбчивое выражение лица сменилось внезапной серьёзностью.

– Да уже не надо, забей.

На пару минут стало тихо. Кира прислушивался к разговорам других одноклассников, и отчётливее всего слышал торопливые предложения уйти.

– Прошло уже пятнадцать минут.

– Давайте постучимся?

– Не подходи к двери! Фалькова, блин, кому говорю, не подходи.

– Может в столовую?

– А давайте до магазина? После этого урока большая перемена, у нас ещё целый час.

– Купите мне шоколадку? Я дам деньги, да. Нет, я с вами на каблуках никуда не пойду.

Голоса становились всё оживлённее и громче, пока, наконец, из четыреста пятого кабинета не выглянула не знакомая никому белокурая молодая учительница и не попросила всех замолчать.

– А лучше просто уйдите куда-нибудь. Я из-за вас даже себя не слышу! – сказала она с ядовитым шипением и снова скрылась за дверью.

– Ну теперь мы просто обязаны уйти! – Лизонька возглавляла одноклассников и даже вполголоса умудрялась звучать громко. – Каспер? Михайлова? Аверин? Идёте?

– Я в столовую. – Кира лениво поднялся со скамейки.

– Я тоже. – поддержал Аверин.

– Я с вами в магазин. – заключила Ленка.

Школьники тихо, стараясь не привлекать внимания спустились на первый этаж, а после разбрелись в разные стороны. Кира осторожно шёл по коридору и думал лишь о том, что скажет учителям, если встретит их здесь или в столовой. С одной стороны, в действиях выпускного класса не было ничего предосудительного: они целых двадцать минут стояли возле двери и ждали Наталью Викторовну, пока их не выгнали с этажа. С другой же, вероятно, следовало пойти в учительскую или к завучу, а не расходиться по всей школе как беспризорные овцы. Кира не хотел считать себя виноватым, но всё равно беспокоился.

В столовой никого не было. Это немного успокоило разыгравшееся в груди волнение – неприятное и колкое, как проглоченный кусок фруктового льда. Кира бы с удовольствием отправил вслед за ним любое блюдо, которое сегодня было в меню, но сделал это больше из скуки, чем из-за голода. Он редко приходил в столовую. Верно будет сказать, что он испытывал разборчивую брезгливость к еде, приготовление которой оставалось для него тайной – особенно в последнее время, когда отсутствие аппетита стало чем-то повседневным. Можно было, конечно, уйти со всеми в магазин, но Кира, каждый раз почёсывая раздражённую кожу под ремешком часов, уговаривал себя отказываться от этой затеи. Карманных денег у него всё равно не было.

Аверин, который всё время молча плёлся рядом и что-то быстро печатал в своём телефоне, задержался у автомата с кофе. Они не разговаривали, и Кира уже ошибочно решил, будто его оставили в покое. Несколько минут спустя, школьники оказались за одним столиком.

– Тебе места больше не нашлось?

Столовая восьмой общеобразовательной школы отличалась ото всех других столовых хотя бы тем, что являлась пристройкой к основному корпусу и занимала сразу два этажа. Полная воздуха и света (благодаря вечно открытым окнам и отсутствию вытяжки на кухне), с белыми стенами и винтовой лестницей, она была гораздо больше, чем казалось снаружи. Деревянные круглые столики, рассчитанные в теории на четверых, но вмещающие только два подноса с едой, были расставлены в хаотичном порядке и порой протиснуться через них казалось делом весьма затруднительным. Тем не менее места хватало для каждого – по особым дням столовая использовалась также в качестве актового зала.

– Все столики заняты. – съязвил Аверин. В его руках был стакан кофе: высокий, керамический, полностью чёрный, но с белой крышкой. Кира помнил, как держал его сегодня утром. Стакан пропускал тепло, но не обжигал руки.

– Разве у автомата не должны быть пластиковые стаканчики?

– Ага. Каждый раз, как об этом думаю, у меня глаз дёргается. – школьник лениво облокотился о стол, подперев голову ладонью, и пристально уставился на Киру. – Миледи слышала когда-нибудь про тихоокеанское мусорное пятно? Это не просто большое скопление мусора на поверхности. Пластик частично разлагается на солнце, но не растворяется в воде. Ты не сможете до конца понять, заражена вода или нет, пока не возьмёшь специальные пробы. А тем временем многие рыбы, морские птицы или черепахи употребляют его в пищу. – он сказал это легко, словно речь шла о погоде за окном или домашнем задании по алгебре. Тем не менее, в голосе слышалось раздражение.

– Круто. У моего отца, к слову, есть красноухая черепаха. Она живёт в огромном аквариуме с какой-то особенной экосистемой и фильтрами для воды. Папа над этой черепахой трясётся так, будто сам её родил и вырастил. Кормит её говяжьей печенью и креветками, представляешь? У этой черепахи даже имени нет, но её категорически нельзя никому трогать.

– Это ты сейчас к чему?

– А ты к чему, интересно, начал про пластик в воде, когда я тут поесть пытаюсь?

– Почему миледи так на меня злится?

– Потому что ты придурок, очевидно. И прекрати меня так называть. Это даже в первый раз не было смешно.

Между ними всё время назревала ссора. Кира ненавидел одноклассника за легкомысленность и зазнайство. Аверин мог бы сместить его с первой строчки лучших учеников, если бы посчитал это нужным: он был чертовски умён, образован и, хоть предпочитал научную литературу взамен художественной, неплохо справлялся с анализом школьных произведений. Он гордился своими знаниями и никогда не упускал возможности кичиться ими, но предпочёл идти по лёгкому пути, словно аттестат, состоящий из одних четвёрок, его полностью удовлетворял.

Аверину доставляло удовольствие напоминать о своём превосходстве, и с каждой новой обидой в Кире всё сильнее закипала злоба.

– Тебе нравится сладкое? – школьник вдруг перескочил на другую тему. Он всё так же подпирал голову одной рукой, но теперь смотрел куда-то в сторону: на пустые столики и высокие окна, в которых виднелось безоблачное синее небо. В столовой было тихо, но в любую секунду школьный звонок способен был разрушить эту тишину.

– Нет. – Кира ответил резко и даже не успел задуматься о произнесённой лжи. Вообще-то он любил сладкое, особенно шоколад.

– Жаль. Автомат выплюнул мне совсем не то, что я хотел. Придётся отдать кому-нибудь другому. – вынутая из рюкзака, на столе вдруг оказалась маленькая пачка шоколадного печенья. – А что тебе нравится?

– Когда всякие дураки не задают мне глупых вопросов.

Беседа не клеилась – Аверину, видно, приходилось выуживать из головы нелепые фразы, лишь бы хоть как-то ухватиться за возможность разговориться, а Кира начинал нервничать, ведь не привык обедать под наблюдением.

– Скверное блюдо.

– Не хуже этой творожной запеканки.

Он отодвинул от себя тарелку: аппетита не было, и пригоревшая корочка на крошечной порции творога никак не способствовала его появлению. Аверин воспользовался этим и ещё раз протянул печенье.

– Не знаю, какого ты обо мне мнения, но я не хочу тебя отравить. Только не шоколадным печеньем.

Кира решил для себя: будь он даже смертельно голоден, ни за что не стал бы принимать еду из рук человека, который не раз подкладывал ему в пенал препарированных лягушек. Этот же человек был причиной незаслуженной четвёрки по химии – никто не просил его вмешиваться в устный ответ со своими чересчур важными уточнениями. А с тех пор, как Аверин швырнул в голову Киры волейбольный мяч, тот совсем перестал заходить в спортивный зал.

– Не стану я ничего брать, отстань от меня.

– Дело в печенье или в том, что именно я его предлагаю?

Раздался звонок. Столовая заполнилась школьниками так быстро, будто никому из них не требовалось время, чтобы собрать учебники и спуститься на первый этаж.

– А сам как думаешь?

– Почему я так тебе не нравлюсь?

– Как много свободного времени у тебя есть?

Мимо столика то и дело сновали громыхающие алюминиевые подносы с едой. Выбор был невелик: горелый творог или холодная овсяная каша, затянутая молочной плёнкой; приторный чёрный чай или компот. Возле автомата с кофе толпились пятиклассники и о чём-то оживлённо спорили. Аверин наблюдал за ними, развернувшись вполоборота на стуле. Казалось, он потерял всякий интерес к разговору. Прошли долгие две минуты, прежде чем он снова произнёс:

– Миледи слишком злопамятна.

– Или кто-то ведёт себя как мудак слишком часто.

Кира подумал, что ему давно уже стоило уйти, а не таращиться пустыми глазами на тарелку с едой. Желание съесть что-то, кроме мелькнувшей перед глазами пачки шоколадного печенья не появится всё равно, сколько не пытайся убедить себя в обратном. В желудке предательски заныло.

– Между прочим, я целый день пытаюсь за это извиниться.

Аверин нахмурился. Внутренние уголки его бровей чуть поднялись вверх, придавая лицу смешанное выражение негодования и почти даже искренней вины. Будь это кто угодно другой, Кира бы непременно поверил, но сейчас всё вокруг отравляло притворство аляповатых бликов церулеума – в глазах одноклассника блестело непонятное ликование.

– Не заметил.

– Потому что ты меня не слушаешь и сразу начинаешь злиться.

– Зачем тебе это?

– Чтобы ты не запомнил меня мудаком, очевидно? Это наш последний школьный год.

Кира развёл руками и поднялся со стула. Мнительность взрастила в нём привычку присматриваться к окружающим куда внимательнее, чем это делали остальные. Постоянное ожидание опасности развивало наблюдательность, а это свойство ещё больше углубляло недоверие к людям. Кира боялся людей и потому старался держаться от них подальше. Это было его первое отличие от одноклассника. Аверин тоже боялся, но страх рождал в нём желание всем угодить и понравиться. Так он уверял себя в том, что избежит нападения.

– Я уж было решил, что тебе стало стыдно.

– Возможно, мне и правда стыдно. – слова прозвучали гораздо тише, чем следовало.

– Возможно?

– Да, мне стыдно. – на этот раз гораздо громче. Аверин рывком поднялся из-за стола; стакан кофе опрокинулся на пол. Кира отступил назад, ожидая, что его обувь сейчас запачкается, но в стакане было пусто. – Просто возьми это чёртово печенье и перестань меня, пожалуйста, ненавидеть.

Смотреть на одноклассника приходилось снизу вверх, но взгляд скользил намного выше, словно не замечая растерянных бликов в светлых глазах. Трещина на потолке делила столовую надвое.

– Аверин, смотри, твоя корона потолок поцарапала. – Кира сам не понимал, зачем сказал это.

– У меня есть имя! – школьник начинал по-настоящему злиться, но всё его негодование могло бы уместиться в стакане, который докатился до ножки стола и неприятным стуком остановился. – Миледи, пожалуйста.

До звонка оставалось совсем немного, и стоило уже возвращаться в класс. В столовой снова становилось тихо – остались лишь дежурные, которые разносили подносы со столиков обратно на раздачу. Две девочки сидели в стороне и, перешёптываясь, наблюдали за происходящим. Кира смотрел прямо на них.

– У меня тоже есть имя.

Когда несколько минут спустя Ленка спросила о том, почему её сосед по парте вернулся в класс так поздно, да ещё и в плохом настроении, Кира пожал плечами и ответил, что у него разболелась голова от шума в столовой. Он злился на Аверина, но вполне удовлетворился тем, что не сталкивался с ним до конца дня. Он был уверен, что не услышит больше дурацкого прозвища, однако вечером, разбирая рюкзак, Кира обнаружил помятую упаковку печенья.

В голове тут же зазвучал смеющийся голос.