Читать книгу Высшая степень обиды - - Страница 2

   На  Заполярье осень дает знать о себе еще в середине августа, а сентябрь это уже  полноценный осенний месяц, преддверие зимы.  Впереди неизбежные  холода и полярная ночь.  Ее не хочется, поэтому  сентябрьские дни я бы растянула  до бесконечности – почему-то именно это время, а не летние месяцы.   Каждый солнечный день в сентябре на вес золота и воспринимается,  как щедрый подарок  древних богов  живших здесь раньше  саамов.  Но таких прозрачно-ясных дней  становится  все меньше и меньше, а потом вообще начинается период штормов.

   И все равно  Кольский осенью – чудо. Листва становится золотой, а тундровый ковер играет разноцветными красками, настолько яркими! Это только  ближе к зиме  они почти совсем уходят из пейзажа.  Тогда он переполнен  однообразием, а цветовые оттенки  скупо варьируются  между землисто-серым и серо-стальным.

    В  дождливые и ветреные  дни выходить из дому совсем не хочется, но нужно, поэтому  под ветром, швыряющим в лицо сырую морось, люди  передвигаются  или быстрым шагом или перебежками.

   А я  шла медленно, потому что при каждом  резком  движении мозг колыхался, будто студень, а  в  затылок  стреляло.  Макушка,  виски, глазные впадины… мало того, что все это тупо ныло, так еще и эти прострелы…   Поэтому  я осторожничала и  не спешила –  идти недалеко, здесь все рядом.  Со стороны залива порывами налетал соленый ветер  –  где-то в Баренцевом  бушевал шторм.  Дождевая пыль  охлаждала кожу лица и немного отвлекала от боли.  Я ползла  потихоньку  и всерьез решалась  сдаться на милость Пашки.  Пора было  заняться здоровьем всерьез – обследование  на стационаре по-полной… что-то еще там такое – он говорил.

   Госпиталь был одним  из немногих современных зданий в городе  – белый, со светло-терракотовой отделкой, он смотрелся здесь,  как гость из будущего – среди серости старых пятиэтажек и скал.  В просторном вестибюле оказалось на удивление пусто, и за гардеробной стойкой тоже.  При входе привычно топтался  матросик-дежурный.

   Если оставить пальто на  стойке, то  здешний обслуживающий персонал  однозначно воспримет это, как претензию или укор.  А  раздражать   бабу Валю у меня  не было ни малейшего желания.  Лучше уж  понаглеть  себе на пользу…    Красное пальто и белоснежный шарф-палантин  благополучно  поместились  в огромном  встроенном шкафу  за стойкой.   Он был специально  устроен для персонала и оборудован подогревом  и вентиляцией, так что и моя одежка должна успеет высохнуть.  Достав из сумочки,  натянула на уличную обувь  голубые бахилы и осторожно выпрямилась. Мать-мать-мать… бухало в висках и крутилось на языке.

   В небольшой коридор,  за которым располагался зал с регистратурой, поворачивать не  имело смысла.  Все равно  мне нужна не  поликлиника, а  стационар  на третьем этаже.  Там  госпитальная терапия и Пашка с Санькой – они помогут.

– Зоя?  –  уже при входе на нужный этаж остановил меня тихий оклик.  Саня…  она поднималась вслед за мной по лестнице.  В светло-голубых штанах и белой курточке –  значит, на дежурстве.

– Спасайте,  Сань, еле дошла.

– Допрыгалась, коза?  Давай сюда, – открыла она дверь в  отделение, а потом и ближайшую  внутри,  –  здесь сегодня никого.  Ложись на кушетку.

   Подождав, пока я пройду за белую ширму и присяду, она  быстро опустилась на колено и стянула  с меня уличную обувь.   Прямо перед моими  глазами  маячили русые  Санькины волосы, стянутые заколкой в короткий пушистый хвост.   От нее привычно пахло больницей и лекарствами, и это    успокаивало…

– Я скоро… полежи пока, – бормотала она, –   позову Пашу  и захвачу с собой  все, что нужно.

– Колоться будешь?

– Да не то слово, – со злостью выдохнула  она, вставая: –  Давай…  только без резких движений.

   Я проводила глазами силуэт в белом халате, скрывшийся за дверью, которая осталась немного приоткрытой.  Звуки легких Санькиных шагов стихали, удаляясь по длинному коридору.  Вспомнилось, что в  нем тоже было пусто,  словно вымерло все.  Кажется,  я попала в «тихий час».

   Перед глазами  будто  плыло  и колыхалось  жидкое стекло, но особо гадостные ощущения потихоньку уходили.  Наверное, потому, что сейчас я не сотрясала мозг при ходьбе. Нужно  было прилечь, как велели,  но я просто не успела…  и улыбнулась с облегчением – быстро они.   Дверь распахнулась, но я не стала выглядывать из-за ширмы, не хотелось делать резких движений – только немного стихло…

   Странно, но ко мне никто не подходил.  Вместо этого со стороны  двери донеслись характерные звуки –  тяжелое мужское дыхание, влажное  чмоканье, потом томный женский стон.  Да блиииин…  Разврат  чистой воды на  Пашкиной территории  – тихонько хмыкнула я про себя и незаметно, одним глазком, выглянула.  И…

   Мои глаза, кажется, стали  раза в три больше и полезли на лоб, но я не верила, я им просто не доверяла!  Это мой муж…  мой Витя… буквально вгрызался в рот какой-то девицы, жадно  сминая  большой ладонью женский  зад в белом халате, а второй зарываясь в ее волосы.  Его лицо, его рост, его прическа, его форма… три  большие звезды на черном поле погона, перечеркнутого  двумя золотыми просветами.

   О чем я думала?

   Была не в состоянии…  Просто отмечала для себя все это и  смотрела, смотрела… не в силах выдавить ни звука.  И отвести  взгляд  тоже  не было сил.   Время странно растянулось и замедлилось, уши заложило, я куда-то тихо проваливалась, не чуя  рук и ног.  Мыслей не было вообще…

   Слажено и молча, не расцепляя объятий, парочка  сделала в глубь комнаты  шаг…  Виктор оторвался  от  губ  блондинки,  обегая мутным взглядом помещение  и…  увидел меня.

   Я, кажется,  встала… нет –  почти взлетела,  не чувствуя  тела совершенно.   Только ступнями в тонких чулках успела ощутить прохладу больничного  линолеума. И будто даже рот открыла, чтобы…  что?  Заплакать, заорать?!  От резкого движения  в ушах зазвенело,  желудок сжался и сразу же резко замутило.  В глазах  потемнело… и все…