Читать книгу Высшая степень обиды - - Страница 5

    Это красное пальто… будь оно неладно!  Его же видно за километр!  Может и прав был Пашка, когда предлагал помощь?  А я в своем прибитом состоянии, сама себе противная,  но гордая – да, отказалась.  Весь день мужик на работе и после этого еще нянькой к взрослой тетке?

– Здесь ты все время на людях, а  боюсь – зайдешь домой и сразу  начнешь выть.  И все коту под хвост!  Давай схожу с тобой, просто посижу рядом.

– Спасибо, конечно,  Паш, но не нужно –   истерить не собираюсь.  Во мне до сих пор твой  «не бром» плещется,  – получилось  спокойно и даже отстраненно.  Я и правда, мыслями была уже далеко – соображала,  что нужно сделать в первую очередь.

   По сравнению с жарко натопленным помещением на воле дышалось намного легче.  После серии штормов  ветер  на время стих и сейчас  обдувал лицо слабо и осторожно,  даже дождь закончился.  Пасмурно, будто в самом начале сумерек;  бакланы, как оглашенные, орут возле контейнеров с мусором – все привычно… нормально.   Вот  только  пальто это проклятое… доберусь до дома и  изрежу к чертям!  Жутко хотелось  взвыть и бегом вернуться  в терапию – под крыло к Пашке, чтобы никто меня не увидел.

   Но Зоя уже взрослая, Зое почти  тридцать  девять и  еще она умная девочка, как  недавно уверяли…  Вначале  нужно было сходить на работу – отдать больничный и написать заявление об увольнении.  Это к Санычу – там не страшно, но потом  еще  к кадровичке и в бухгалтерию.  Может случиться, что рассчитают сегодня же  и  хорошо бы, потому что после покупки билета на карточке и в кошельке  осталось не так много.  Не готовилась как-то…

    Денежное довольствие Усольцев уже должен был получить, но даже думать сейчас о том, чтобы говорить с ним о деньгах,  даже если бы он был дома…  Боже упаси!  Мы же птицы гордые, хотя и не очень умные – Паша сильно ошибается на мой счет.  Умом  здесь и не пахнет – сейчас  одни эмоции.   Это потом, позже, будет и разумный подход и практичность проснется…  Хотя и сейчас я уже могла рассуждать вполне здраво.

   Раньше мы выкладывали обе наши зарплаты на стол и делили на кучки – вместе планировали   расходы.  На питание я всегда брала одну и ту же сумму, и продуктовые закупки тоже  делала сама.  Последние месяцы, когда мальчики уже  уехали поступать в  медакадемию и остались там на учебу,  на домашние расходы стало хватать моей зарплаты – Усольцев часто питался  в нарядах и походах, а я, оставаясь одна,  ела совсем мало.  Свое денежное довольствие  он  сразу же  снимал с карточки и клал  в Сбербанк на пополняемый счет.

     Вот эти деньги и поделим потом поровну, а  сейчас цыганить их  было бы просто тошно.  Хотя на путевку, о которой говорил Паша,  у меня  сейчас точно не  хватит.   Но этот вопрос  я буду решать  в порядке очереди.   Да,  расчет  сразу это было бы замечательно, но только  вряд ли.  Пока нет приказа  на увольнение, нет и основания для выплат.

   Сцепив зубы,  я, наконец,  сошла со ступенек и двинулась  в сторону  Дома офицеров.  Незаметно осматривалась вокруг.   Как только перестало штормить, сразу  оживились улицы, и замаячил народ.  А я, как фонарь над публичным домом.  Что вообще меня толкнуло  выбрать этот цвет…?  Скоро из-за поворота  показалось место работы  и внутри что-то  неприятно  закопошилось.

   Начальник  подписал заявление  почти без вопросов.  Я сразу  сунула ему под нос выписной эпикриз с настоятельной рекомендацией  лечащего врача сменить климат, а иначе будет жопа.

– Так и сказал? – удивился Саныч, не став читать и полностью доверившись  вольному пересказу.   Раньше я посмотрела бы на этого невысокого коренастенького мужика  умильно – замечательный же дядька.  На работе я со всеми поддерживала  приличные  отношения,  только их дистанция разнилась.  Между нами с Санычем она была минимальной.  Человек он был простой и прямой в своих понятиях и рассуждениях, как гимнастическая палка.  Впрочем, как и многие  другие военные в пенсионном возрасте.

– Более длинно и запутано, но… да.

– И что, все настолько…?

– Владимир Саныч, – терпеливо вздохнула я, – ну вы же сами все понимаете.  Давайте просто разойдемся, как в море корабли.  Подписывайте уже.

– Жаль, Зоя,  мне сильно жаль…  – начал он, и я ощутимо напряглась.  Но нет,  речь пошла о вещах  нейтральных: – Хорошая идея была с детской студией.

– А  мне-то как жаль…  просто поверьте на слово.    Но и правда – чтобы профессионально преподавать танцы, нужно соответствующее образование – хотя бы школа.   А у меня та же студия сто лет назад.

   Саныч  провел меня по кабинетам…  А я шла рядом с ним,  и в груди  отчетливо так щемило.   Решительная мысль об отъезде отчего-то превращалась  в  тоскливую.    Такая вот  молчаливая  мужская деликатность трогала почти  до слез. А может, настроившись  исключительно на негатив, я слишком остро воспринимала   нормальное человеческое отношение и простую заботу?  А она была вполне оправдана.

   Потому что кадровик  Ася была будто и неплохим человеком,  но  слишком уж… просто болезненно любопытным.  Может, если бы ей не отвели  отдельный кабинет и  дали возможность работать в коллективе и постоянно греть уши, то  любопытство не приняло бы такую болезненную форму, а так… человек просто скучал.

    При взгляде на меня  ее  лицо ожидаемо  приняло скорбное выражение  – брови нахмурились, губы поджались.  А этот голодный взгляд  жаждущего сенсации из первых  уст…?  А  ведь я морально готовилась к этой встрече, что ж  так тошно-то?  Хотя, действительно – что мне  до этой самой Аси и  неизбежных сплетен, если они самая мелкая и ничтожная из моих бед, да и вообще уже завтра меня здесь не будет?

– Анна Ильинична, –  руководил  Саныч, –  завтра это  будет в приказе,  так что заранее подготовь  трудовую  Зои Игоревны  к выдаче.  А ты тогда  послезавтра подойди, – обернулся он ко мне.

– Завтра у меня уже самолет, Владимир  Саныч, – развела я руками, – а  давайте – почтой?  Если нельзя получить расчет сразу.

– Много там и не будет,  недавно ж зарплата была.  Так сильно денежка нужна? –  качая головой,  Ася опять участливо поджала губы и понимающе опустила очи долу.

– А кому она не нужна? – мирно поинтересовался  Саныч, – ну, почтой, так почтой.  Оставь тогда адрес.

   Так же вместе мы зашли и в бухгалтерию, и я сдала  больничный.  После быстрого прощания и короткого расшаркивания  под  пристальными взглядами двух скучающих дам я вышла  в вестибюль  мокрой, как мышь.  Достала из сумочки платочек и промокнула лоб.  Это просто слабость, а не трусость, еще чего!  Пролежала бревном десять дней, вот и… вот.  Прислонилась на минуту к гардеробной стойке, решительно тряхнула головой и шагнула к выходу.

– Зоя! Я тут подумал… – догнал у самых дверей мой теперь уже бывший начальник.

– Держи, я думаю – больше десятки там и не будет.  Потом получу за тебя.  Суета с переводами…  – сунул он мне в руку две красные бумажки.

– Спасибо, Саныч, действительно… – обняла я его, прощаясь еще раз.  И думала о том, что очень хорошо, если  тысяч шесть наберется.  Да и он знал это.  Но торговаться почему-то  было неловко.

    Ничего-ничего, первый акт  Марлезонского балета прошел  нормально.  Второго  нужно просто не допустить.  Никаких знакомых, соседей, даже к телефону подходить не стоило.  Хотя, по-хорошему, нужно бы попрощаться  со всеми, с кем общалась более-менее тесно.  Все-таки столько лет в гарнизоне, и меня здесь не то, что… каждая собака знает.  Особенно из-за последнего места работы.

   Вся эта насыщенная жизнь – праздничные концерты с участием самодеятельности (в моем лице, в том числе), их организация, поиск местных талантов,  постановки,  которые нужно было организовать…  на одного «Федота-стрельца…» я угробила, считай, пару месяцев жизни.  Последние несколько лет,  оставив работу в школе, я всегда была на виду и сильно на виду.

   Сейчас же я категорически  не понимала этого своего  явно нездорового  энтузиазма.  Больше того – вспоминая  танцевальные выкрутасы и роли в спектаклях, я чувствовала не просто недоумение и неловкость, а и стыд… самый что ни на есть настоящий.  Зачем все это было?  И кому оно было нужно?  Господи… давал бы ты ума  с молоду.

   То есть… правильно было  бы всех знакомых  обзвонить.   Принять от каждого  соболезнования  в связи с семейной драмой, выслушать какая исключительно редкостная  сволочь Усольцев и что вот именно я такого точно не заслуживаю…  Каждый вежливо  посочувствует моей болячке, держа для себя в голове ее причину, а как иначе?  Абсолютно же все в курсе дела – живо обсуждали дома и на работе, делились мнениями… гарнизон явно гудел  все эти дни.

   Против вот этого всего  яростно протестовало мое… все.  И пускай  такой отъезд будет похож на трусливый драп,  я-то знаю, что просто  берегу свое здоровье.  От состояния нервов оно зависит напрямую,  в  моем случае – точно.

    По дороге к дому просто сказочно повезло не встретить никого из близких знакомых. Так… пару раз коротко поздоровалась.  Пристальные взгляды, приторная  вежливость…  или мне это казалось  – мнительность зашкаливала?  Не все люди злорадны, не все находят в этом удовольствие.

    Пришло вдруг в голову, что я никогда раньше  не задумывалась над тем,  как живут здесь те, кому  некуда уехать.  У кого жилье только здесь,  дети школьники, а работа тут – основной  способ  прожить, не считая чисто условного дохода от алиментов.  Как они выживают под такими вот понимающими  взглядами, под шепотки за спиной и пересуды?  А еще периодически сталкиваясь с  бывшими, в хорошую погоду  дефилирующими  под  ручку со своими новыми дамами? Сколько их здесь, таких?  Не мало.

   Не потому, что военные особенно сильно подвержены…  известному явлению – нет.   А потому, что они ни на грамм  не лучше остальных мужиков.  А в не таком уж и большом городке все тайное рано или поздно становится явным.  Все случаи обязательно получают  широкую огласку, оживленно  обсуждаются  и смакуются, как в большой деревне,  не оставляя семье и  шанса.  Доктор Исупова во многом  права.  К  сожалению.