Читать книгу Запах ночных фиалок. Рассказы и повести - - Страница 5

Были у Катерины туфли. Каблучок небольшой, кожа мягкая, ремешок тоненький – не туфли, а сокровище! Памятные, мамины.

Тэа их мало поносила – особо-то некуда было, да и рано Господь прибрал матушку. Лежали черевички в кованом сундуке в сенях, где материно приданое было сложено, и ждали своего часа.

Когда Катерина заневестилась – ну, семнадцать годков ей стукнуло – достал батя со дна сундука дорогие туфли жены-покойницы и под завистливые взгляды младших сестриц ей протянул:

– Мерь, Катька. Ты старшая, твоё наследство! Будут впору – считай, твои. На свадьбу обуешь, мамкины, чай!

Сердце из груди чуть ярким снегирьком не вылетело, когда, обтерев о передник ладошки, Катерина подошву той туфельки ко следку своему приложила. И – обмерла. Впору!

Не зря тятенька время выжидал – точь-в точь по ноге пришлись большухе материны черевички. Только лежали долго в сундуке без дела – подошва кожаная в двух местах треснула. Вот досада-то. И по улице не пройдёшься, и в церковь не обуешь. Надо к сапожнику снести – подлатает, как надо. На том с батей и порешили. И туфли в сундук сложили – теперь на самый верх. Тогда нечем с мастером было расплатиться, батя сказал, мол, пускай лежат до лучших времён.

Лучшие времена летом пришли, как поспела вишня. Много ягоды уродилось. Чтоб с сапожником разобраться, набрала Катерина полну корзинку вишенья, туфельки мамины заветные в узелок завязала, да и отправилась к сапожнику, за семь вёрст в соседнюю деревню.

А у сапожных дел мастера дочка была на выданье, Катерине ровесница, Лёлькой звали. Хороша была Лёлька – коса толстая ниже пояса, да и дом у сапожника – полная чаша, не то что Катина изёбка.

Женихался в ту пору с Лёлькой Прохор – зажиточный крестьянин с Покровки. Люди поговаривали, дело к свадебке шло. И так случилось, что Прохор-то в аккурат в то же время к Лёльке приехал, как девушка к папеньке ейному пришла. И тоже – с вишеньем.

Когда Катя во двор вошла да про хозяина спросила, Прохор возле амбара свою зазнобу поддожидывал. Стоял картинно возле тына да спелые ягоды из свово лукошка одну за одной в рот кидал. А ядрышки смачно под ноги сплёвывал. Куры с петухом у ног парня на добычу кидались, чтоб доклевать мякоть сладкую, что вокруг ядрышка осталась.

Поздровкалась Катя да в избу зашла. Отдала туфлишки памятные мастеру, ягодой расплатилась да в обратный путь двинулась.

Прошла помене версты – догоняет её Прохор на лошади и подвести предлагает.

Сперва Катерина поскромничала, отказала с поклоном, мол, пешей-то как-то привычнее, да парень настырным оказался, уговорил. Не стала долго препираться, косу на грудь перекинула, села на телегу да до дому доехала.

Так началась история любви деда Прохора и бабушка Катерины.

– Сразу Лёльку побоку! – хитро улыбался дед в усы. И внукам рассказывал, что с той минуты, как глянула на него Катя из-под чёрных бровей очами карими, батхатными, так и утоп он в них. И взял он в жёны девушку бедную, а не сапожникову Лёльку.

И любил Прохор свою Катю всю жизнь.

Но до самой старости, то ли в шутку, то ли всерьёз со внуками такие речи вёл:

– Я вот её люблю, Катерину-то, бабку вашу. Как тогда полюбил вмолодости, босую, так и не разлюбливал, всегда ей говорю, честно, по сию пору. А она мне ни словечка в ответ. Может, разлюбила? Идите-ка, спросите!

Ну, внуки и шли к бабке. И спрашивали, так, как дед говорил. Слово в слово Мол, что ты, деда-то не любишь, что ль?

А бабушка махала рукой. Глядела в дедову сторону, улыбалась, и морщинки вокруг её добрых карих глаз собирались в гармошку.

А старшие внуки, которые историю знакомства не один раз от деда слышали, между собой так толковали: – А ведь окажись прабабкины туфли из сундука в целости и сохранности… не пойди тогда бабуля к сапожнику… не встреться там с дедом нашим – и нас бы на свете не было!

Короче, если бы не туфли…