Читать книгу Перед Европой - - Страница 4

– Ничего не имеете против?

Открытая дверь на балкон со спускающимися вниз ступеньками, столики и большой письменный стол, этажерки со статуэтками и бюстиками, вазами и вазочками, цветами, какие-то небольшие и разные деревца в темных деревянных урнах у стен, копия «Жены Эгея, посещенной Юпитером» Греза между двумя окнами на красных с золотым обоях почти напротив двери, в которую они вошли, и на другой стене два старых пейзажа. Кроме двери, в которую они вошли, справа и слева были еще две двери, такие же высокие, белые и двустворчатые, по-видимому, ведущие в другие комнаты.

– Да: чуть не забыла. Я должна через полчасика идти к одному дьякону, тут живет, из Т.***, приехал лечиться. Так понравилось, что остался, на неопределенное время. Обещала пить чай: неловко отказать. Знаете: я думаю, вам интересно будет: он ученый, знает языки, а главное – толкует Апокалипсис. – Рассмеялась. – Да, толкует, только этим и живет.

– То есть толкует за деньги?

Веселый смех:

– Нет; я хочу сказать, что он в этом, кажется, видит смысл своей жизни, полагает, что это его призвание. Хотите? Excellent. Пришлю мастерицу на все руки: служанку, кухарку, горничную и прочее и прочее: покажет, где ванная и т. д. Приходите в гостиную через полчаса. Дверь в гостиную напротив вашей в другом конце коридора.

Повернулась, пошла.

– Умеете кататься на лошадках? Наверстаете. А в большой теннис? Отлично.

Он разобрал чемодан, положил на стол черный ноутбук, плоский коричневый портфель, темно-серый футляр с любимым черным «паркером». Вышел на балкон с широкими перилами.

До черной высокой ограды с длинными острыми наконечниками, начинаясь шагах в пятнадцати от балкона, были небольшие тополя и липы, он заметил слева за домом между этими тополями и липами несколько высоких темных елей: и тополя, и липы, и ели были, несомненно, посажены: пока ехали от кошары, деревьев почти не было. От двух узких белых ступеней балкона шла вперед посыпанная каким-то красноватым крупным песком дорожка, соединявшаяся между деревьями с другой такой же дорожкой, по-видимому, протягивавшейся вдоль дома. Справа, на другом конце дома, Еленский увидел еще балкон, почти посередине между балконами были несколько клумб с цветами.

За черной оградой зеленел склон, на котором стоял дом, дальше обрывавшийся вниз, в поворачивавшее налево ответвление от ущелья. За ответвлением почти напротив стоял холм, покрытый зеленой травой и густо на верхушке азалиями. Вдали ущелье поворачивало направо, и от него в другую сторону отделялось еще ответвление, почти такое же широкое, как ущелье, и там наверху лежала синеватая дымка, и далекие и почти полукруглые маленькие вершины гор, перед которыми, сгущаясь, струился и дрожал и стекал каплями от жары воздух, казались тоже покрытыми дымкой. За первым ответвлением ущелье расширялось и шло широко до второго. После первого ответвления был выступ, закрывавший частью вид. Левый склон до верха и дно покрывали деревья и кусты, скрывавшие текший внизу ручей, покрывавшие иногда на треть противоположный склон. В этой широкой части ущелья тоже была дымка, сизая, и голубоватая перед поднимавшимися на правом склоне длиннослоящимися желтыми с серым налетом скалами.

Оттуда, где ущелье расходилось, дул теплый ветер, чем-то приятно пахнувший. Нельзя было понять, чем он пах; Еленский различал только тот запах, который он чувствовал, когда проезжали мимо холмов, вероятно, это был запах азалий, едва слышный. «Как здесь хорошо! Почему бы не начать отсюда? Может быть, и начну. И она. В ней есть zest, что-то необыкновенно прелестное».

Принял быстро душ, ванная была на другом конце дома между большой прямоугольной прихожей и длинным узким буфетом; путь показывала улыбчивая полная русская баба лет сорока пяти, в голубом с красными мясными крошками фартуке, пахнущая мясом. Переоделся. Длинноскла-дывающийся телефон, белая маленькая записная книжка, черный переплет которой ему сделали три дня назад на заказ, прозрачная с черными чернилами шариковая ручка – он всегда писал на улице шариковыми ручками – сигареты, зажигалка, носовой платок.

Дом показался ему, когда он только увидел его, маленьким, но дом был довольно большой. Прошел опять по коридору со светлыми обоями, светильниками в виде двух и трех желтых подсвечников с поднимающимися белыми свечками и тремя дверьми слева и справа, миновав почти в конце большую прихожую, вошел в гостиную.

Очень большая и очень светлая гостиная выходила на три стороны. С юга был балкон, на котором он нашел Ольгу, тоже с широкими перилами и с висевшими на стенах слева и справа от него небольшими фонарями, не замеченными им, когда он смотрел с другого балкона. Мебель была та же, виденная им еще в Москве (частью эта же мебель была у него в комнате), половина ее была конца девятнадцатого века. Диваны и диванчики, этажерочки и этажерки, старое и истершееся трюмо красного дерева слева от дверей, картины и фотографии на стенах и фотографии на этажерках, столики, пуфики; серо-желто-черный ковер на всю гостиную, бывший в Москве тоже в гостиной. Еленский прошелся по комнате. Картины тоже все те же, все копии русских пейзажей второй половины позапрошлого века и начала прошлого и пейзажей французских и фламандских, главным образом семнадцатого века, с неполной копией чудесного вида Конинка с облаками и игрой света и тени, и он заметил две копии Греза, которых, как и копии в его комнате, не было в Москве. Немного слева от входа на противоположной стене висела «Чувственность» с венчиком со светлыми звездами на головке, прижимавшая к груди белого голубя, единственная из всех картин Греза, нравившаяся Еленскому, почти напротив нее, между красным трюмо и какими-то дверьми, была «La Baiser envoye». Он подошел к «Чувственности». Копия была сравнительно недавней, кажется, половины прошлого века, и, конечно, не была написана русским художником, и его очень удивило то, что копия почти не отличалась от оригинала. Обои на стенах были белые и тоже с золотом, и стояли тоже несколько темных урн в разных концах комнаты с какими-то деревцами. Кроме большой люстры посередине гостиной над круглым небольшим и покрытым скатертью столом почти рядом с балконом висела круглая опускающаяся зеленая лампа, тоже бывшая еще в Москве.

Скользнула с перил, бросив блестящую черную маленькую книжечку – успел заметить: Адамович – на стоявший слева тоже круглый и небольшой стол. – Идемте. – Быстро окинула его взглядом. – У вас есть какие-нибудь крепкие кроссовки? Нет? Если будете гулять в горах не только на лошадях, вам будет очень неловко, советую купить, – он был в длинных плоских черных туфлях. – Мы пойдем пешком, если вы не против: надо же вам увидеть окрестности.