Читать книгу На пути к мечте - - Страница 1

Четыре года назад

Если вы спросите меня, что я не люблю больше всего на свете, я отвечу – субпродукты, капучино и Марику Вайнштейн. Марика – моя одноклассница, и ее практически боготворят и учителя, и ученики. Златокудрая красотка с ангельским личиком, отлично успевающая в учебе, пример для подражания и образец для восхищения. Вот только я знаю, что она не такая, какой прикидывается, и не вхожу в число ее почитателей, а все потому, что начиная с третьего класса Марика и ее подпевалы не дают мне прохода.

Впрочем, до этого года – вернее, до минувшего лета – жизнь в школе была более-менее сносной. Но в этом году все изменилось… И именно поэтому сейчас я тихонько стою в темном углу у стены, пока все мои одноклассники веселятся, отмечая День святого Валентина. Будь моя воля, я бы сюда ни за что не пришла. Не понимаю, что все находят в этом дурацком празднике. День всех влюбленных, ну надо же. Моя мама вот считает, что никакой любви нет, а все, что пишут в книжках и показывают в фильмах, – лишь выдумки для глупых романтичных дурочек. Это не я так сказала, это мама так говорит. А еще она говорит, что на каждую такую дурочку обязательно найдется мужчина, который разобьет ей сердце. Я, правда, не могу судить, насколько она права, потому что ни разу еще не влюблялась. Хотя если любви нет, то и не влюблюсь, так ведь?..

Праздник в честь Дня святого Валентина (как и в честь 8 Марта, 23 Февраля и прочих календарных событий) – значимое мероприятие в школьной жизни и ее неотъемлемая часть. Ради этого нам устраивают дискотеку – ну, разве что малышня из начальной школы в пролете. Пятые-восьмые классы развлекаются днем, старшаки – вечером. В прошлом году я не ходила, потому что меня не пустила мама, но наша классная осталась этим жутко недовольна. Видите ли, я в классе как изгой, ни с кем не дружу (неправда, у меня есть Таська), поэтому мне непременно надо посещать все школьные мероприятия. У классухи с мамой даже состоялся разговор, подробностей которого я не знаю, потому что меня мягко выставили за дверь. Но одну фразу, которую Тамара Николаевна произнесла особенно возмущенно и особенно громким голосом, мне все-таки удалось подслушать. «Вы что, хотите вырастить социофоба?!» Не знаю, кого хочет из меня вырастить мама, но из кабинета она вышла с пунцовыми щеками, а я теперь обязана без разговоров ходить на все школьные мероприятия…

Из кружка ребят, что расположился неподалеку от меня, доносятся девчачьи визги и громкий гогот мальчишек. Судя по всему, они играют в бутылочку. Мне кажется, я слышу голос и визгливый смех Марики. Приглядываюсь и действительно различаю среди играющих ее светловолосую голову. Черт побери, нигде от нее не спрятаться. В таком огромном актовом зале ее компашка ухитрилась расположиться непременно рядом со мной! Я со стоном смотрю на часы. Еще минут тридцать, и я смогу улизнуть отсюда. А пока нужно потихоньку поменять место дислокации, и желательно при этом, чтобы Марика меня не увидела…

Я стараюсь максимально незаметно прошмыгнуть мимо играющих, но… Не помню, говорила я уже или нет, что везение и я – это вещи несовместимые? Так или иначе, именно в тот момент, когда я, притворяясь маленьким белым мышем, собираюсь протиснуться мимо чьей-то вспотевшей спины, в шумном кругу внезапно наступает затишье. Я не могу удержаться и, притормозив на секунду, поворачиваю голову, чтобы хотя бы краем глаза взглянуть, что происходит. И… натыкаюсь на удивленные взгляды семи пар глаз. Светло-голубые глаза Марики пронзают меня насквозь.

Наверное, с минуту мы молча таращимся друг на друга. Какого черта я словно приклеилась к полу и не ушла? Не понимаю!

– Рита? – наконец нарушает тишину Марк Раевский. Не знала, что он дружит с Марикой. Он на год старше, учится в седьмом, но я знаю его, потому что этим летом мы были вместе в лагере. Проклятье. Чертов лагерь!

При одном воспоминании о нем я съеживаюсь. А потом внезапно понимаю: Марк дружит с Марикой. Значит, именно он-то ей и рассказал…

– Ты играешь с нами? – продолжает Марк. Ледяной взгляд светло-голубых глаз Марики обрушивается на него.

– Не тупи, Марк! Кто бы ее позвал!

«Уходи отсюда, пожалуйста, уходи!» – молит мой внутренний голос, но ноги словно приросли к месту, и я стою не шевелясь, вся дрожа в ожидании того, что неизбежно должно произойти.

– А бутылка показала на нее, – возражает Марк. Сначала я не понимаю, о чем он говорит, но потом замечаю, что горлышко бутылки по нелепому совпадению и впрямь указывает точно на меня, минуя близнецов-семиклассников Олега и Олесю. Внезапно меня обжигает ужасом. Я не знаю, кто раскручивал бутылочку, да и не хочу этого знать; я просто боюсь, что сейчас Марика ради смеха действительно заставит меня участвовать в этой дурацкой игре.

– Нет-нет, я не играю, я просто мимо шла, – тороплюсь объяснить я и с облегчением чувствую, что ноги наконец снова меня слушаются. – Я ухожу, играйте дальше…

– Ну спасибо, разрешила! – взвизгивает Таня Коновалова, моя одноклассница и главная прихлебательница Марики. Я смущенно улыбаюсь и сама себя ненавижу за эту глупую улыбку. Но только собираюсь сделать шаг, как следующие слова Марики словно пригвождают меня к месту.

– Конечно, ты не играешь. Думаешь, кто-то захочет с тобой целоваться? Тебя никто не захочет целовать, уродина. Все ведь знают…

Я закрываю глаза и внутренне съеживаюсь, готовясь к тому, что она произнесет.

– …что ты любительница портить воздух, вдруг под нос напердишь, когда тебя поцелуют! – заканчивает Марика, и вся компания взрывается громким хохотом. Я затравленно обвожу взглядом ребят. Смеются все, в том числе и Марк. А летом, в лагере, он казался мне таким хорошим парнишкой. Я даже думала, что мы подружимся…

Горло обжигает, и я чувствую подступающие к глазам непрошеные слезы. «Только не здесь, только не здесь!» – мысленно повторяю я сама себе, пока устремляюсь к выходу под неумолкающий смех Марики и ее друзей. Мне кажется, их слышно даже на другом конце зала.

У входа дежурит биологичка Мария Сергеевна. Сдерживаясь из последних сил, я говорю ей, что мне нужно в туалет, и она выпускает меня. Я бегу по пустым коридорам, скорее, скорее. И только когда оказываюсь в своем спасительном убежище – под лестницей, – даю наконец волю слезам. Они текут и текут, пока я, сжавшись в комок, корчусь на маленькой скамеечке. Я всегда прячусь здесь, под лестницей, когда Марика доводит меня. За последние полгода слишком часто…

– Почему ты позволяешь ей так с собой разговаривать?

Я настолько не ожидаю подобного, что эти слова, сказанные негромким голосом, в первую секунду кажутся мне громом небесным. Я вздрагиваю всем телом и резко вскидываю голову.

Возле лестницы, прислонившись к ней плечом, стоит мальчишка. Высокий, худой, руки скрещены на груди; светлые волосы, закрывающие уши, спутаны и падают на лоб, взгляд пристально следит за мной. Судя по всему, он класса из седьмого-восьмого, не могу вспомнить, чтобы видела его в коридорах. Хотя я не очень-то обращаю внимание на мальчишек, тем более старше меня.

– Почему ты позволяешь ей так с собой разговаривать? – повторяет мальчишка, и до меня наконец доходит: он был свидетелем моего унижения. Внезапно я чувствую злость. Да кто он такой, чтобы после всего этого еще идти за мной и читать мне нотации!

– Потому что меня никто не спрашивает? – я сердито вытираю заплаканные глаза и отворачиваюсь. Скамеечка скрипит, когда мальчишка садится рядом, случайно задевая мою коленку.

– Ты странная, – замечает он и, кажется, вздыхает. – По-твоему, тебя должны были спросить: "Ой, а ты не возражаешь, чтобы мы тебя повысмеивали?" Школьный буллинг – вещь такая, никого ни о чем не спрашивают.

– Буллинг? – переспрашиваю я, забыв рассердиться на его ерничающий тон, и поворачиваю голову. Наши взгляды встречаются, и я вижу сочувствие, плескающееся на дне его глаз удивительного зеленовато-голубого оттенка. Такой цвет называется аквамариновым. Как у моря… Я ни разу в жизни не была на море, но, конечно, видела его на картинках и в фильмах. Глаза мальчишки напоминают мне море – ласковое, нежное, спокойное. Глубокое. Ни у кого раньше я не видела таких глаз…

– Травля, – поясняет мальчишка. – В любом классе есть тот, кто травит, и тот, кого травят. Предполагаю, что в твоём классе это ты. Почему ты даёшь себя в обиду?

– Марику все любят, – я вытираю вновь покатившиеся слезы и отвечаю невпопад. – Отличница, душа компании, любимица учителей. Никто и не поверит, что она может быть другой.

– Речь не о том, чтобы кто-то поверил, – терпеливо говорит мальчишка. – Речь о том, чтобы ты перестала давать себя в обиду.

– А как? – я вскидываю на него залитые слезами глаза. – Она доводит меня с третьего класса. Но раньше было терпимо, а в этом году… Просто летом…

– Я не хочу знать подробности, – перебивает меня мальчишка, вскинув ладонь. – Я понял достаточно из того, что слышал. И ты пойми одну вещь: все это происходит потому, что ты позволяешь. Ты не даёшь отпор, ты молча терпишь унижения, вместо того чтобы поставить эту девчонку на место. Она привыкла к безнаказанности, а ты – удобный объект для насмешек, потому что все сносишь. Над тем, кто защищается, смеяться неинтересно, а вот того, кто боится в свою защиту и слово сказать, травить лучше всего. Слабого, беззащитного.

Он молчит немного, переводя дух, а потом заканчивает:

– Я понял, что летом произошло нечто, что дало твоей однокласснице возможность высмеивать тебя все сильнее. Но мы все люди, все ошибаемся, с каждым из нас может произойти что-то нелепое, стыдное. Думаешь, она никогда не лажала? Но ты позволяешь какому-то единичному случаю определять то, какой будет твоя школьная жизнь. Почему? Перестань потакать этой девчонке, не будь трусихой, я уверен, что в душе ты не такая.

– Ты же меня совсем не знаешь, – шепчу я. Он кивает:

– В первый раз вижу. Но я считаю, – на его губах появляется лёгкая кривоватая усмешка, – что человек, который слушает такую музыку, не может быть трусом.

Он легонько касается моей футболки с Depeche Mode, а потом роется в карманах и протягивает мне упаковку бумажных платков.

– Почему ты все это мне говоришь? – я выуживаю салфетку и вытираю лицо. – Почему сидишь тут со мной, вместо того чтобы развлекаться на дискотеке? Почему вообще пошёл за мной?

Он пожимает плечами.

– Потому что увидел твои глаза и понял, что хорошая беседа тебе не помешает. И что, очевидно, больше тебе никто ничего такого не скажет. А дискотека… Бестолковое сборище, если честно. Думаю, что я уже свалю.

Он встаёт. Я протягиваю ему платочки.

– Спасибо…

Он машет рукой и вновь улыбается своей кривой улыбкой:

– Оставь себе.

А потом внезапно наклоняется ко мне. Вблизи его морские глаза кажутся еще красивее.

– Подумай над тем, что я сказал. И ещё… Твоя одноклассница сказала сущую ерунду. Ты вовсе не уродина. Ты красивая, и тебя можно захотеть поцеловать. Вот смотри, – и он легонько касается своими губами моих губ. Всё происходит так быстро, так неожиданно, я не успеваю никак среагировать и лишь распахиваю глаза так, что, кажется, они сейчас вылезут из орбит.

Мальчишка улыбается. Он делает шаг наружу и оборачивается.

– В следующем году, на следующий праздник Дня святого Валентина, встретимся здесь. Введём традицию праздничных поцелуев, – он подмигивает мне и исчезает.

А я ещё долго сижу под лестницей, оглушенная, и прижимаю ладонь к губам. Впервые мальчик сказал мне, что я красивая. Впервые мальчик меня поцеловал…