Читать книгу На пути к мечте - - Страница 10

Я просыпаюсь и ещё с минуту просто лежу, не открывая глаз. Из незашторенного окна на меня падают робкие отсветы слабого зимнего солнца. Со двора глухо доносятся ребячьи выкрики. Как хорошо, что сегодня суббота! Не нужно идти в школу, а вечером можно будет поехать к брату…

Я резко переворачиваюсь на живот и открываю глаза. От школы и Мишки мои мысли вполне закономерно прыгают к Стасу. Вчера он вдруг резко перестал отвечать мне, видимо, уснул. Может, утром что-нибудь написал? Я хватаю мобильный, валяющийся на прикроватной тумбочке. Часы показывают десять утра. На дисплее высвечиваются непрочитанные сообщения – несколько от Сашки и Таси в нашем групповом чатике и одно от Стаса. С замиранием сердца я открываю его.

"Орешек, прости, отвлекся на разговор с отцом. Я пока не сплю, но тебе уже пора, так что сладких снов".

Отправлено без двадцати двенадцать. Я уже спала.

Еще раз перечитываю его смс и не могу удержаться от счастливой улыбки. Он есть в моей жизни! Я сохла по нему четыре долгих года и даже не думала, что он когда-нибудь обратит на меня внимание, хотя всегда страстно мечтала об этом. Ещё неделю назад мы были чужими друг другу людьми. А теперь он пишет мне сообщения с пожеланием спокойной ночи… Интересно, напишет ли что-нибудь сегодня? Хотелось бы, чтобы написал. Сегодня выходной, первый день, когда мы не встретимся, как это обычно бывает в школе…

Не прекращая улыбаться, захожу в нашу с ним переписку и открываю вчерашние фотографии. Их три, и все мне ужасно нравятся, но последняя – больше всех. Стас на ней серьёзен и смотрит в камеру без улыбки, чуть прищурив свои красивые глаза и склонив голову набок, к моей голове, которая лежит у него на плече. А я смотрю в объектив снизу вверх, улыбаясь краешками губ и прижимаясь к его плечу. Я сама не знаю, что меня дернуло положить на него голову. Просто порыв – такой же, как был в кинотеатре, такой же, как когда я чмокнула его в щёчку… Мне хочется быть ближе к нему и все труднее становится с собой справляться. Но я должна – ещё слишком рано для того, чтобы сдаваться. Стасу необязательно знать, что я уже четыре года как готова это сделать. Хотя иногда мне кажется, что он это подозревает – вот спросил же вчера, почему я его поцеловала! Я чуть не умерла от смущения…

Я ставлю фотографию на рабочий стол и ещё пару минут любуюсь ею – вернее, Стасом на ней. Он ужасно красивый, впрочем, как и всегда. А потом наконец открываю чат с девчонками. Все сообщения присланы вчера вечером. Подружки хотят знать, как прошла наша вчерашняя встреча со Стасом, и требуют рассказывать со всеми подробностями.

"Девочки, доброе утро. Все было отлично", – быстро печатаю я и останавливаюсь. Что ещё написать? Они требуют подробностей, но какие подробности им нужны? Как он накрыл мою руку своей ладонью, когда я рассказывала про родителей, и какой горячей была его ладонь? Как я вымазывала ему нос в шоколаде и как весело он смеялся? Как он сказал, что думает обо мне каждую минуту, и какие у него при этом были глаза? Я зажмуриваюсь. Черт. Кажется, с каждым днем я все сильнее влюбляюсь в Стаса Камаева.

Пока я перебираю в памяти отдельные моменты вчерашнего вечера – и не сразу осознаю, что улыбаюсь, как дурочка, собственным мыслям, – Сашка присылает очередное ноющее сообщение.

"Доброе утро! Ну же, Ритик, это нечестно! Я вот вам всегда все про нас с Энди рассказываю".

Что правда, то правда, подруга порой до неприличия откровенна.

"Так нечего рассказывать, – пишу я, волевым усилием заставляя себя сесть в кровати. – Мы сходили в кафе, потом он привёз меня домой. Все".

На экране появляются три маленькие точки, означающие, что Саша что-то пишет. А вот Таська отмалчивается, впрочем, скорее всего, она попросту все ещё спит.

"Целовались? Вместе фотались?"

"Мы вообще-то просто дружим, – напоминаю я подруге. И себе заодно. – А фотаться фотались, сейчас скину".

Я пересылаю в чат наши со Стасом фотографии и, отложив телефон, встаю. В дверь уже скребется Кускус, если не выйти, скоро он начнёт истошно мяукать. На ночь я его к себе не пускаю, иначе он в пять утра начинает ходить мне по лицу. Открыв дверь, я приподнимаю шерстяной серый комочек, который тут же принимается неистово мурчать и тереться об меня головой, оставляя на моей пижаме – шелковой, голубой, с цветочным узором – пушистые клочья.

– Сейчас пойдём, подхалим, – вздыхаю я, спуская его с рук и тщетно пытаясь отряхнуться. Кускус тут же запрыгивает на кровать и преспокойно укладывается на одеяло, по-прежнему утробно мурча. Я переодеваюсь в привычные шорты и рубашку, заворачиваю волосы в пучок и выхожу из комнаты, совсем забыв про переписку с Сашкой.

Покормив Кускуса, который, едва увидев, что я ухожу из комнаты, стрелой вылетел из неё и промчался на кухню вперёд меня, важно задрав хвост, и посетив ванную, я возвращаюсь к себе. Мама все ещё спит, а значит, завтрак сегодня на мне. Ну и ладно, я не против. Беру наушники и телефон и по пути на кухню читаю скепсис по поводу моих слов о дружбе и восторги по поводу наших со Стасом фотографий от Сашки и проснувшейся Таськи. Они самым наглым образом, без малейшего стеснения обсуждают не только то, как мы здорово смотримся вместе (это они так написали, а не я сказала, если что), но и то, как скоро я сдамся "перед чарами такого красавчика" (это тоже цитата). И ведь знают, заразы, что я все это прочитаю!

В конце концов подружки сходятся на том, что вечером, придя ко мне ночевать, выпытают у меня все необходимое, и прекращают меня терроризировать. А я, написав Мишке, что приеду к ним в гости не раньше вечера, приступаю к приготовлению завтрака…

Мама просыпается ближе к полудню и сразу, что редкость, в хорошем настроении. Я подогреваю ей завтрак – тосты с омлетом, – который, в общем-то, уже может считаться обедом, а потом мы вместе, засучив рукава, принимаемся за генеральную уборку. Её мы проводим раз в месяц – двигаем всю мебель, достаём до тех углов, куда обычно не заглядываем. День, когда случится генеральная уборка, мама определяет заранее. Обычно я стараюсь его больше ничем не занимать, но сегодня так совпало, что планов у меня громадье – и к Мишке хочу успеть, и девчонки вечером приедут. Мамы не будет дома – она уйдёт ночевать к подруге, и таким шансом нужно пользоваться. Я все уже рассчитала – если шевелиться оперативно, то часам к четырём можно все закончить, полчаса на сборы – и в пять я у Галаниных-младших (младших, потому что Антон – папин младший брат). А девчонки приедут к половине девятого-девяти, значит, можно посидеть у Мишки до восьми и спокойно вернуться домой к нужному часу. Суетливо, да, но ничего.

Мы с мамой делим фронт работ – она забирает себе кухню, свою спальню и туалет, мне достаются моя комната, зал и ванная. Коридор мама великодушно тоже берет на себя. Я включаю музыку и погружаюсь в работу. Раскладываю вещи по местам, вытираю пыль, мою пол. Джон Бон Джови в наушниках подбадривает меня. Я открыла для себя его группу в тринадцать лет, примерно тогда же, когда впервые увидела Стаса. Вместе с их песнями переживать неразделенную любовь было легче, и все это время они продолжали вести меня по жизни. К тому же я действительно находила нечто общее в молодом Джоне и Стасе – я не шутила вчера, когда сказала ему это, – и порой, глядя на фотографии музыканта в его двадцать лет, я видела на них Стаса.

Со своей комнатой я справляюсь быстро и перехожу в зал. Он больше по площади, а значит, и времени занимает больше, но я не боюсь работы и методично двигаю кресла, столик, стулья, вместе с мамой мы отодвигаем диван и шкаф. Вот тогда-то это и происходит. Со шкафа плавно слетает и приземляется прямо передо мной небольшой тонкий белый прямоугольник. Я поднимаю его, переворачиваю, и то, что вижу, заставляет меня выключить музыку и снять наушники. Это фотография, старая, немного поблекшая от времени. На ней навеки запечатлены жаркий летний день, раскидистые ветви зелёного клёна и четверо ребят, по виду моих ровесников, стоящих под ним. Два парня и две девушки.

– Мам, смотри, что я нашла, – зову я маму, уже начавшую подметать освобождённый угол, продолжая разглядывать снимок. – Что это за фото?

И вдруг в одной из девушек – русоволосой, с толстой косой, лежащей на груди, – с потрясением узнаю собственную мать. Сомнений быть не может – это мама, но на двадцать лет моложе и с длинными волосами. Те же глаза, тот же нос, тот же упрямо вздернутый подбородок. Она стоит, прислонившись спиной к высокому светловолосому парню в круглых модных очках, и весело улыбается фотографу. Так непривычно видеть её беззаботной и весёлой. Сейчас она почти никогда такой не бывает.

Парня в очках, обнимающего маму за плечи, я не знаю, но во втором, темноволосом и широкоплечем, стоящем с ним плечом к плечу, с не меньшим потрясением узнаю Антона. Мой родной дядя, брат моего отца, улыбаясь стоит на старой фотографии рядом с моей мамой. А красивая круглолицая девочка, которую он крепко прижимает к себе, – это Лера.

Господи, вот это да! Я понятия не имела, что мама, Лера и Антон знакомы с молодости. На снимке им всем лет по семнадцать-восемнадцать, и кажется, что они отлично ладят между собой. Сложно представить это, зная, как они общаются теперь…

Мама наконец оказывается рядом.

– Что тут у тебя?

– Посмотри, что я нашла, – говорю я и протягиваю ей снимок. – Я и не знала, что ты знакома с Антоном и Лерой так долго!

Мама берет фотографию в руки, и на пару секунд что-то в её лице неуловимо меняется. В нем появляется необычная теплота, взгляд смягчается, губы трогает нежная улыбка. Я как зачарованная наблюдаю за этими метаморфозами, но насладиться ими сполна не успеваю – так быстро они исчезают. Лицо мамы снова становится непроницаемым.

– Да, – говорит она, по-прежнему глядя на фотографию. – Мы учились в одном классе, все вместе.

Ничего себе новости!

– Вы дружили? – с замиранием сердца спрашиваю я. Мне очень страшно спрашивать, я боюсь, что мама взорвётся и устроит скандал – она умеет делать это за секунду, – но мама неожиданно спокойно отвечает:

– Тогда – да, дружили. Это фото сделано летом после одиннадцатого класса.

– Значит, это Антон познакомил тебя с папой? – не могу я удержаться от расспросов. Но раз уж мама отвечает и вроде бы даже не злится, надо пользоваться этим.

– Ну можно и так сказать, – кивает мама. И тогда я задаю ещё один вопрос:

– Мам… А кто этот парень? – и палец мой упирается в светловолосого парня, обнимающего маму на снимке. Я его абсолютно точно не знаю, но он, во-первых, очень симпатичный, а во-вторых, почему-то напоминает мне Стаса. Видимо, из-за светлых волос. Совсем кукушкой поехала, уже во всех блондинах Стаса вижу!

– Это редкостная скотина, – слышу я неожиданный ответ и вскидываю на маму глаза. Её брови нахмурены.

– Ну, налюбовались – и хватит. Пора возвращаться к работе, – резко произносит она и собирается уйти, но я вцепляюсь в фотографию:

– Мам, отдай её мне, пожалуйста, если тебе не нужна.

Я еще не знаю точно, зачем мне этот старый снимок, но чувствую на сто процентов, что он должен быть у меня.

Мама оборачивается, слегка растерянно смотрит сначала на меня, потом на фото. Медлит минуту, но потом разжимает пальцы:

– Ну возьми, если хочешь.

Старая фотография оказывается в моих руках, а мама скрывается на кухне.

Проводив её глазами, я в задумчивости снова смотрю на снимок. Светловолосый парень весело улыбается, глядя с него прямо на меня. "Редкостная скотина" – сказала про него мама. Кажется, теперь я знаю, как выглядел парень, разбивший маме сердце.

А Стас за половину прошедшего дня так ни разу и не написал.

Все получается так, как я и планировала. К четырем я освобождаюсь, быстро принимаю душ, наношу легкий макияж и, натянув любимые джинсы и новый ярко-голубой джемпер со спущенным на одно плечо воротом, выбегаю из дома. Фотографию я сначала хочу взять с собой, но, подумав, все же оставляю лежать на столе.

Ровно в пять часов я нажимаю на звонок Мишкиной квартиры. Дверь открывает Лера, и сразу в нос мне ударяют ароматные рыбные запахи. В Мишкиной семье очень любят рыбу и часто готовят её в разных видах. Мама же, напротив, рыбу терпеть не может и вообще её не покупает.

– Ритуля! – расцветает улыбкой Лера, пропуская меня в прихожую. – Ну наконец-то, мы с Антоном уже думали, ты не приедешь.

– Я же написала Мишке, что вечером буду, – удивляюсь я, снимая ботинки. Лера досадливо машет рукой:

– Нашла кому написать, у твоего братца ветер в голове. Ни слова нам не сказал, зато усвистал куда-то по какому-то мегасрочному делу. Ну пойдём, дорогая, проходи, Антон в зале.

Я ненадолго заглядываю в ванную и появляюсь в зале, одновременно служащем спальней для Антона и Леры. Антон, удобно расположившись в большом мягком кресле, сосредоточенно смотрит футбол. Он огромный фанат, другого такого я не знаю. Несколько раз он пытался затащить меня на матчи, но мне всегда удавалось отказаться от этого мероприятия. Сомнительное развлечение, если честно, сидеть на холодном жёстком стуле в толпе сходящих с ума и орущих людей и наблюдать, как где-то далеко внизу маленькие фигурки носятся по полю, отбирая друг у друга мячик.

– Одуванчик пришёл! – отрываясь от просмотра, радостно провозглашает дядя. Да, Одуванчик – это я. Моё прозвище дядиного производства. Почему одуванчик? Потому что меня зовут Маргаритой. Да, такая вот логика. Антон обожает давать всем забавные прозвища, хотя внешне по нему – серьёзному дядьке – вообще не скажешь, что у него есть чувство юмора.

Мы обнимаемся, и Антон возвращается к просмотру матча. Я сажусь рядом с ним на разлапистый диван, подобрав под себя ноги, и целиком погружаюсь в уютную атмосферу этого дома. Здесь, у Мишки и его родителей, мне всегда хорошо и спокойно. Слушая Лерин щебет – она ещё та болтушка, – остроумные замечания Антона, дурачась с Мишкой, наслаждаясь вкусными запахами, которые всегда царят в этой квартире, я по-настоящему понимаю, что такое дом, где тебя всегда любят и где тебе всегда рады.

Лера приходит с кухни и, снимая фартук, садится рядом со мной.

– Ты голодная, Ритуль? Покормить тебя сейчас или этого обормота подождём?

– Подождём, конечно, – весело говорю я.

– А вот я ему сейчас позвоню и взгрею, – решает Лера. Набирает номер, слушает гудки и через минуту начинает выговаривать в трубку:

– Молодой человек, а потрудись-ка объяснить, куда ты усвистал и когда будешь дома? Сестра приехала, а его нет! И почему ты не предупредил, что Рита будет вечером?.. Что? Забыл, ну надо же! Когда вернёшься, спрашиваю?.. А, ну хорошо. Со Стасом? Договорились.

Моё сердце совершает кульбит, едва я слышу знакомое имя. Стас приедет сюда? Но ему же нужно вечером в клуб… А Лера тем временем завершает разговор и кладёт трубку.

– Они со Стасом уже едут к нам, – объясняет она в ответ на немой вопрос Антона, повернувшегося к ней, а потом обращается ко мне: – Рита, Стас – это Мишкин друг, наш крестный сын…

– Я знаю, – нахожу я в себе силы сознаться. – Мы знакомы, мы учимся в одной школе.

Кажется, я даже не покраснела.

– Ах вот как? – удивляется Лера, но, к счастью, не расспрашивает меня о подробностях. Антона же в данный момент, кажется, вообще мало что интересует, кроме матча.

Следующие двадцать минут мы с Лерой разговариваем обо всем и ни о чем. Она расспрашивает о школе, о занятиях по пол-дэнсу, о Кускусе и о малышах-шестилетках, с которыми я занимаюсь. Даже – осторожно – о маме. Антон краем уха слушает наш разговор и периодически вворачивает что-нибудь остроумное. Сама Лера рассказывает об их домашних делах, о бесконечных отчётах на работе – она юрист, о нудных клиентах и о безвременно погибшем кактусе (Антон на это язвительно замечает, что только ему могла достаться жена, ухитрившаяся погубить даже неприхотливый кактус). Я отвечаю и задаю вопросы, смеюсь, а сама все это время чутко прислушиваюсь, когда наконец раздастся шорох ключа в замке или дверной звонок. И звонок раздаётся. Лера торопится открывать, Антон остаётся досматривать напряжённые финальные минуты матча, а я, поколебавшись, все же выхожу вслед за тётей в прихожую и прислоняюсь к косяку.

Мишка и Стас вваливаются разгоряченные, раскрасневшиеся от холода – оба без шапок – и очень весёлые. С порога Стас замечает меня и сразу расплывается в широкой улыбке. Я не могу не улыбнуться ему в ответ. Он такой красивый, что у меня захватывает дух. Светлые волосы растрепались больше обычного, чудесные аквамариновые глаза сияют.

– И где вы были, молодые люди? – Лера упирает руки в бока, но каждому из нас ясно, что она лишь притворяется, что сердится. Мишка, первым успевший скинуть верхнюю одежду, подходит к матери и целует ее в щеку.

– Секрет фирмы!

– От родной матери? – притворно возмущается Лера, но ее лучистые зеленые глаза смеются.

– Именно от тебя у меня и должны быть секреты, – заявляет Мишка, нацелившись на меня с распахнутыми объятиями. Стас, который все это время возился с запутавшимся шнурком на кроссовке и наконец справился с ним, фыркает. Пока они обнимаются с Лерой, брат сжимает в объятиях меня.

– Здорово, систер! Молодец, что приехала! Давно ждёшь?

– Да нет, не очень, – отвечаю я, выпутываясь из его медвежьей хватки. Брат смущённо морщит нос:

– Ты прости, что не предупредил, что уеду, так получилось. – И, склонившись к моему уху, заговорщически шепчет: – Мы тебе потом расскажем, где мы были. Не при родителях.

Воображение уже подкидывает мне разные картинки. Где это, интересно, они были, что нельзя рассказать об этом при родителях?.. Но вслух я говорю:

– Без проблем. Я не сержусь, мне и с Антоном и Лерой было нескучно.

– Да уж понятно, – внезапно подмигивает мне Мишка и заговорщически шепчет на ухо: – Чего тебе сердиться, я Стасяна сюда приволок. Все для вас!

И, хохотнув, он устремляется на кухню, откуда доносится его весёлый голос:

– Мам, есть че пожрать? Мы голодные, как стая псов!

– Пусть стая псов моет руки и раздвигает стол в зале, – Лера направляется вслед за сыном. Мы со Стасом остаёмся в прихожей одни. Я неловко переступаю с ноги на ногу. Почему-то каждый раз при встрече я начинаю робеть и смущаться. Ужасное чувство!

– Привет, ма… Орешек, – Стас наклоняется ко мне, и его руки практически невесомо, осторожно скользят по моей спине. Я тем же коротким прикосновением обнимаю его в ответ.

– Привет… Ты хотел назвать меня мамой? Или макакой?

Шутки – моё лучшее оружие, особенно когда мне неловко.

Аквамариновые глаза поблескивают.

– Матрешкой или мартышкой, может быть? – предполагает он, подхватывая игру.

– Мантышницей или манишкой…

– Рита, детка, иди сюда, помоги мне! – кричит из кухни Лера, так что мне приходится свернуть наши упражнения в том, кто больше слов на "ма" знает. Но не успеваю я и шагу сделать по направлению кухни, как Стас удерживает меня за запястье. У него очень сильные пальцы, и его крепкая хватка даже делает мне больно. Заметив это, Стас тут же разжимает ладонь – но лишь затем, чтобы поднести мою руку к губам и, подув на запястье, осторожно поцеловать его. Он проделывает это так нежно, что у меня сбивается дыхание и подкашиваются коленки, по телу стремительно бегут мурашки, и я вынуждена ухватиться второй рукой за косяк, чтобы не упасть.

– Я хотел назвать тебя малышкой, – щекочет моё ухо и шею его горячий шёпот. – Потому что про себя я называю тебя именно так. Кстати, мне очень нравится этот свитер, носи его почаще.

Он, обжигая своим прикосновением кожу, проводит пальцами по моему обнаженному плечу, которое выглядывает из джемпера, быстро наклоняется и легко касается его губами, а затем, криво усмехнувшись, уходит из прихожей, оставляя меня наедине с гулко бьющимся сердцем и целым стадом мурашек.

В кухне я нахожу только Леру. Громкий Мишкин голос уже доносится из зала, перемежаясь со спокойным Антоновым.

– Ритуля, порежь-ка огурчики в салат, – едва увидев меня, командует Лера. – И помидоры. Я Мишке велела стол ставить, сейчас быстренько все доделаем с тобой…

Я с энтузиазмом принимаюсь за огурцы. Мне нравится готовить, нравится проводить время на кухне, представляя себя шеф-поваром мишленовского ресторана.

– Ритуль, а что у вас со Стасом?

Нож соскальзывает с огурца и громко ударяется о доску ровно в том месте, где секунду назад был мой палец, – я вовремя успеваю его отдернуть. В горле у меня пересыхает, а сердце, кажется, сейчас выскочит из груди. Я медленно поднимаю глаза на Леру, которая смотрит на меня ласково и внимательно.

– У нас со Стасом? Н-н-ничего, – заикаясь бормочу я. – А п-почему ты спросила?

– Ну, мне показалось, что между вами что-то есть, потому что я заметила, как вы смотрели друг на друга сейчас в прихожей. Вы не встречаетесь, значит?

Божечки, выходит, у меня на лице все написано. А я-то думаю, что держу себя в руках и вся такая независимая мадам! Глаза, подлецы, все выдают.

– Нет, мы не встречаемся, – говорю я вслух, стараясь, чтобы голос не дрожал. И вновь принимаюсь за огурец.

– Кажется, ты ему нравишься, – замечает Лера, споро кромсая зелень. Я неопределённо пожимаю плечами. Джемпер вновь ползёт вниз, оголяя плечо.

– А Стас тебе нравится? – не отстаёт Лера. Сначала я не хочу отвечать, но потом вдруг, сама не ожидая от себя, тихонько сознаюсь:

– Нравится. Очень.

– Он отличный парень, – говорит Лера, перекладывая нарезанные укроп и петрушку в миску, куда я стряхиваю и огурцы. – Надёжный, честный. Я его с рождения знаю. Из вас выйдет прекрасная пара.

– Девушки, вам чем-нибудь помочь? – раздаётся за нашими спинами весёлый голос Стаса, и мы обе вздрагиваем от неожиданности. Я чувствую, как мои уши начинают алеть. Он слышал? Господи, хоть бы не слышал, хоть бы нет!

– Стол уже стоит, – говорит Стас, входя на кухню. На секунду мы встречаемся взглядами, но ничто ни в глазах Стаса, ни в его поведении не говорит о том, что он слышал наш разговор или его часть, и я постепенно успокаиваюсь. Стас скользит взглядом по моему плечу и быстро переводит глаза на Леру. Черт, знала бы, что он приедет сюда, надела бы закрытую водолазку.

– Тогда неси тарелки с вилками, – командует Лера, нагружая его приборами. – Потом приходи, ещё дам что нести.

– Есть, мэм! – весело говорит Стас и, выходя из кухни, лукаво подмигивает мне. Я опять начинаю переживать. Почему он подмигнул? Просто так или?.. Неужели он слышал?

– Не думаю, что он услышал твои слова, – успокаивающе произносит Лера, дождавшись, пока Стас окажется вне зоны слышимости. – Если что-то и слышал, то только мою последнюю фразу. Ну и на здоровье. Не переживай.

Люблю Леру за то, что она всегда все понимает.

Через пять минут мы уже сидим в зале за большим разложенным столом. Рассадкой руководит Лера, и мне достаётся место между Мишкой и Стасом. Я сверлю её взглядом, но она притворяется, будто не замечает этого. Черт, ну и ладно.

Но постепенно моё беспокойство все же уходит, уступая место умиротворению. Я отбрасываю в сторону тревоги и просто наслаждаюсь отличным вечером в компании близких людей – потому что именно такими для меня они и являются. Да, и Стас в том числе, несмотря на то что тесно общаемся мы всего неделю. Я раньше не думала, что можно за такой короткий срок узнать человека, почувствовать, что он твой, но знакомство со Стасом доказало мне обратное.

А Стас чувствует себя абсолютно в своей тарелке. Он весел, раскован, шутит по поводу и без вместе с Мишкой и Антоном и кажется совершенно счастливым. Как будто у него случилось что-то очень хорошее, и теперь он не может удержать эту радость в себе, она выплескивается из него, как вода из переполненной кастрюли. Настолько счастливым я его ещё не видела, и это так умиляет и удивляет меня одновременно, что я не могу удержаться от того, чтобы то и дело не поглядывать на него. То, что он весь лучится от радости, замечает и Лера. Она и не выдерживает первая:

– Кажется, у тебя сегодня прекрасное настроение, Стас, дорогой?

– О да, превосходное, – жизнерадостно отвечает тот, допивая свой морс. Его тоже приготовила Лера по какому-то особому рецепту своей бабушки.

– А если не секрет, в чем причина? – любопытствует она, подливая ему ещё из большого стеклянного кувшина. Стас быстро обводит взглядом всех присутствующих, которые внимательно смотрят на него. Встречается глазами с Мишкой поверх моей головы. Я поворачиваю голову от одного к другому, и мне кажется, что они ведут какой-то молчаливый разговор.

– Гитару новую купил, – выдержав поистине мхатовскую паузу, сообщает Стас. Мишка тихонько хмыкает. Мне отчего-то кажется, что Стас лукавит, и по Лериным вздернутым бровям я понимаю, что и она не особо поверила крестнику. Однако никто не продолжает расспросы. Какой смысл, если человек не хочет говорить правду?

– Какую? – Антон кажется заинтересованным. – Это уже третья у тебя?

– Третья, – кивает Стас. – Электро. И пару приблуд к ней. Только отцу не говори, я потом сам, – предупреждает он серьезно, и я вспоминаю, как вчера он рассказывал, что его отец не считает увлечение сына чем-то стоящим. Антон медленно кивает:

– Не скажу. Но это же недешевое удовольствие… Где деньги взял?

– Накопил, – пожимает плечами Стас. И я понимаю: судя по всему, Антон с Лерой, в отличие от Мишки, тоже не знают о том, что Стас выступает в клубе. Брат помалкивает, и я тоже молчу, внимательно глядя на Стаса. Он чувствует мой взгляд и, чуть повернувшись ко мне, улыбается уголками губ. Обожаю эту его кривую усмешку!

– Мальчишки, а может, вы нам сыграете что-нибудь? – вмешивается в разговор Лера, успевшая убрать со стола грязную посуду. – А потом чай попьем. Стас, какая-то твоя гитара же вроде у Мишки была?

– Да, она здесь, – подтверждает Мишка. – Можем и сыграть. Стасян, ты как?

Точно, Мишка ведь тоже умеет играть на гитаре. Правда, он обычно отказывается это делать, когда я его прошу, так что я даже забываю об этом его умении. Удивительно, что он согласился сейчас.

Стас почему-то смотрит на меня и тихонько спрашивает:

– Хочешь?

– Очень, – смутившись, так же тихо отвечаю я, чувствуя на себе прицелы взглядов Леры и Антона. Потому что я правда ужасно хочу услышать, как Стас поет, – еще со вчерашнего вечера. Стас улыбается, хлопает в ладоши и вскакивает.

– Тогда решено!

Они с Мишкой исчезают в его комнате и меньше чем через минуту возвращаются обратно с двумя гитарами – темно-коричневой, в которой я узнаю Мишкину, и из светлого дерева, очевидно, принадлежащей Стасу.

– Это электроакустическая гитара, – объясняет мне Стас, выдвигая стул на середину комнаты и перекидывая ремешок от гитары через плечо. – Видишь, в нее встроен звукосниматель? – он показывает на небольшой черный прямоугольник с разъемами и кнопками на боку гитары. Я киваю. – Это чтобы можно было ее подключить через провод, тогда звук будет сильнее. Но можно играть и без усиления, как на обычной акустике.

Мишка устраивается в свободном кресле и удобно располагает инструмент на коленях.

– Что играем? – выжидательно смотрит он на Стаса. – Или давай как всегда: ты начинай, я подхвачу.

Очевидно, у них уже выработана система общей игры. Стас на несколько секунд задумывается, а потом вдруг улыбается и лезет в карман джинсов. Достает телефон, что-то печатает на нем и спустя пару минут показывает экран Мишке.

– Поможешь в припеве?

Мишка бросает беглый взгляд на экран и громко хмыкает. Это хмыканье вкупе с выразительным взглядом, которым он награждает лучшего друга, можно истолковать как «совсем спятил, братец». Однако вслух он не говорит ничего, лишь поудобнее перехватывает гитару и забирает у Стаса телефон. Что на нем открыто, мне с моего места не видно.

Стас проверяет струны, что-то вертит на грифе (надо будет уточнить у него или Мишки, как называются эти штучки, брат уже рассказывал мне когда-то, но я забыла), снова трогает каждую струну в отдельности и наконец начинает негромко перебирать их. Я закрываю глаза. Я очень люблю гитарную музыку и сейчас просто наслаждаюсь льющимися из-под пальцев Стаса чистыми звуками, которые постепенно начинают складываться в мелодию. В знакомую… в очень знакомую мелодию! Его игру подхватывает Мишка, хоть и не так уверенно, и теперь они ударяют по струнам вдвоем. Я распахиваю глаза и пораженно смотрю на Стаса, желая встретиться с ним взглядом. Но он не смотрит на меня; он вообще ни на кого не смотрит – чуть опустив голову, так, что длинные светлые пряди упали ему на глаза, он сосредоточен на струнах, которые зажимают его пальцы. На среднем пальце правой руки я вновь вижу знакомое уже кольцо с волками. А потом Стас резко поднимает голову, начинает петь, и меня от макушки до пят словно пронзает острой иглой.

– What more can I do?

That’s nothing I haven’t tried…2

Он поет одну из первых песен Bon Jovi – группы, которую уже несколько лет беззаветно люблю я и о которой, по его же собственным словам, до вчерашнего вечера ничего не слышал он. И, боже мой, какой у него голос! Чистый, сильный, он словно обволакивает меня со всех сторон, и я тону в этом голосе с головой, проваливаюсь в него. Он поет негромко, но энергетика, волнами исходящая от него, захлестывает меня, и я вдруг представляю его на сцене перед многотысячной беснующейся толпой. Поет на английском – красиво, не дрожа голосом, как будто свободно говорит на этом языке. Поет очень трепетно – так, что кажется, будто он прекрасно понимает, о чем эта песня, мало того – будто он сам чувствует то же, что и ее лирический герой… В исполнении просто под гитару эта песня звучит иначе, но ни капли не проигрывает оригинальной записи с большим количеством инструментов. И он играет так, как будто исполнял ее уже сотни раз до этого. Господи, да когда же он успел ее выучить?!

– I dream of when she’ll be mine,

I dream of crossing that line

And holding her so tender…3

«Я мечтаю о том, чтобы она стала моей». Он поет эти строки, не отводя взгляда от моего лица, и под его взглядом по моей спине и рукам не прекращают бегать очередные толпы мурашек. В припеве, который в оригинале группа поет вместе, ему помогает Мишка – и где-то на периферии сознания я наконец понимаю, что было открыто на телефоне, который ему протянул Стас, – текст песни. Лишь когда оба парня в последний раз ударяют по струнам, а затем прижимают их ладонями, я осознаю, что, во-первых, держу обе ладошки у щек, а во-вторых, практически не дышала все это время. Лера бурно хлопает, а я медленно выдыхаю и, отнимая ладони от лица, чувствую, как они дрожат. Мне нужно что-то сказать. Мне нужно похвалить его. Их. Их игру и его пение. Его голос. Но мысли скачут, как разбегающееся от пастуха стадо, и я не могу ни одну ухватить за хвост.

Стас, впрочем, и не ждет, когда я что-нибудь скажу. Пока я безуспешно пытаюсь облечь эмоции в слова, он уже вновь ударяет по струнам. Эта мелодия тоже кажется знакомой, и Мишка, подхвативший ее практически с первых же аккордов, явно знает ее – играет гораздо увереннее. Но лишь когда Стас начинает петь, мой затуманенный мозг наконец соображает, что его выбор пал на репертуар группы «Кино».

Еще минут двадцать-тридцать длится наш домашний концерт. Стас поет без перерыва то на английском – но к Bon Jovi больше не возвращается, – то на русском, но все без исключения относящееся к рок-музыке. Я больше не закрываю глаз и не подношу ладоней к щекам. Сижу, откинувшись на спинку стула, и не отрываясь смотрю на Стаса. В периферийное зрение попадает, разумеется, и брат, но глаза мои – как и мысли – сконцентрированы на Стасе. Я как губка впитываю его энергию, которой он щедро делится с теми, кто его слушает. Музыка, извлекаемая им из инструмента, его голос, их симбиоз – все это обволакивает меня, я ловлю настроение Стаса и продолжаю ощущать себя так, словно я сижу на рок-концерте, а передо мной – звезда. Я плохо понимаю в музыке, но погрузиться в атмосферу, «поймать вайб», как говорят, – могу. И я точно знаю, что вчера была права, когда, еще даже не слышав игры Стаса, уже сказала ему, что он талантлив.

Стас допевает и, прихлопнув струны, улыбается чуть устало.

– Пожалуй, на сегодня хорош?

Мишка тоже останавливает звучание своего инструмента. Они со Стасом переглядываются и отбивают друг другу пять.

– Молодцы, – одобрительно замечает Антон. – Стас, растешь. Отлично стал петь, прямо рок-звезда.

Я вижу по глазам Стаса, как много для него значит эта похвала.

Лера, поднявшись с места, расцеловывает обоих мальчишек. Стас с легкой улыбкой позволяет себя поцеловать, а брат отбивается:

– Мам, ну перестань, ну что ты в самом деле…

– Ой, ну ладно уж, посмотрите, какие мы взрослые, – ворчит Лера, но оставляет его в покое. – Пойду тогда тарелки и кружки для чая принесу. Кто хорошо пел, тот заслужил вкусное угощение.

– Лер, я принесу, ты посиди, – вскакиваю я с места.

Мне жизненно необходимо выйти из комнаты, проветрить мозги.

Лера внимательно смотрит на меня, но не спорит, опускаясь на свое место на диване.

– Хорошо, давай. Посуда на столешнице. В холодильнике конфеты и тортик.

Я выхожу из комнаты, и уже на пороге голос Стаса ударяет мне в спину:

– Я помогу.

Не оборачиваясь, я добираюсь до кухни, но все время спиной чувствую его присутствие. Лишь там, опершись спиной о кухонный гарнитур, я позволяю себе взглянуть на него. Он замирает на пороге, на расстоянии от меня, скрестив руки на груди. Мышцы на них натянулись под тонкой тканью черной рубашки. Я отмечаю про себя, что рубашки Стасу очень идут.

Стас криво улыбается. Я вдруг ловлю себя на том, что очень волнуюсь. Кажется, грохот моего сердца можно услышать на другом конце квартиры.

– Когда ты успел?

Я говорю шепотом, во-первых, потому, что не хочу, чтобы в зале слышали наш разговор. А во-вторых, потому, что от волнения голос мой куда-то пропадает.

Он делает вид, что не понимает. Его брови недоуменно изгибаются.

– Что успел?

По какой-то причине он тоже шепчет.

– Ты же понимаешь, о чем я. Ты сказал, что не знаешь песен Bon Jovi…

– Я и не знал, – подтверждает он, и кривая усмешка вновь озаряет его лицо. – До вчерашней ночи.

– До ночи? – ахаю я. – Неужели ты…

– Полночи слушал твою любимую группу, – весело говорит он и, оттолкнувшись от косяка плечом, подходит ближе, остановившись на расстоянии пары сантиметров. Ментоловый аромат, вновь овеявший меня со всех сторон, будоражит мне кровь. Или это не аромат, а близость Стаса заставляет меня терять голову?..

– Мне понравились песни, – продолжает он и, заметив, видимо, недоверчивое выражение, появившееся на моем лице, добавляет серьезно: – Правда понравились. Действительно хорошая группа, странно, что я не слушал ее раньше. А эта песня… Она легко запоминается, у нее простой текст, несложный мотив. И она ровно о том, что я чувствую, – последнюю фразу он произносит еле слышно, приблизив губы к моему уху. Бабочки в животе просыпаются и взлетают. Я нервно сглатываю и скорее угадываю, чем вижу, как он усмехается. А потом отстраняется от меня.

– Я не знаю, как сказать тебе, насколько мне понравилось, – нахожу я в себе силы признаться, встречаясь взглядом с аквамариновыми глазами. – Ты так играл и так пел… У тебя такой голос, Стас! Я просто…

И, не сумев подобрать подходящее слово, я в смущении развожу руками.

– Ты правда очень талантлив, я вчера не ошиблась.

Стас протягивает руку и легко касается моей щеки. Каждое его прикосновение будит мурашек, которые толпами начинают бегать по моему телу. Как и в этот раз.

– Спасибо, Орешек, – шепчет он. – Я счастлив, что тебе понравилось.

А потом он наклоняется ко мне, и не успеваю я практически потерять сознание, подумав, что сейчас он меня поцелует, как он действительно целует меня… в нос. Быстро чмокает и выпрямляется с широкой улыбкой на губах.

– Ты поцеловал меня в нос? – ошарашенно говорю я, недоуменно хлопая глазами.

– В знак благодарности за твои слова, – подмигивает он, не переставая улыбаться во все тридцать два зуба. – А ты ждала, что поцелую в губы? Нет, крошка, я же сказал: ты должна сама это сделать…

Вот же паразит, дразнить меня вздумал! Мне хочется чем-нибудь хорошенько стукнуть его, но я не успеваю ничего предпринять, потому что он, схватив стоящие на столешнице тарелки, со все той же широкой улыбкой выкатывается из кухни.

Ближе к восьми часам, после нескольких выпитых кружек чая, нескольких партий в дженгу и бесконечного количества разговора и смеха я, хоть и с сожалением, но начинаю собираться восвояси. Лера с Антоном не хотят меня отпускать, сетуя, что мы очень редко видимся, но я обещаю в ближайшее же время вновь навестить их, и только тогда они с неохотой соглашаются со мной расстаться. Пока мы разговариваем, Стас с Мишкой о чем-то быстро переговариваются полушепотом, и, стоит мне подняться из-за стола, как они тоже встают со своих мест.

– Мы отвезем Риту, – заявляет Мишка в ответ на недоуменно поднятые материнские брови.

– Вдвоем? – не понимает она. – Потом вернетесь?

– Ну, вообще-то нет, – извиняющимся тоном произносит брат, глядя, как Стас упаковывает свою гитару в кофр и застегивает его. – Мы потом погуляем немножко, а ночевать я к Крис поеду…

– Начинается, – сердито говорит Лера. – Ты вообще дома не бываешь! Стас, а ты тоже не дома будешь ночевать?

– Дома, – откликается он, – наверное.

И бросает быстрый хитрый взгляд на меня. Снова дразнит, поросенок, но я не поведусь.

– Да ладно тебе, Лер. Парни выросли, – вмешивается вернувшийся в комнату Антон, который уносил на кухню грязную посуду. – Им же не пять лет. Вспомни нас в их возрасте…

Я вспоминаю про найденную сегодня фотографию. Меня так и подмывает торжествующе заявить: «А я видела вас в нашем возрасте!» – но я сдерживаюсь. Почему-то мне не хочется говорить об этом при мальчишках.

Всей толпой мы выходим в прихожую. Стас тащит с собой кофр.

– Стас, а гитару ты чего забираешь? – удивляется Лера.

– Побренчу дома, – неопределенно отвечает он. Я замечаю взгляд, которым Антон на него смотрит. Кажется, дядя знает или подозревает больше, чем говорит об этом.

Мишка обувается первым и, бросив: «Я вас во дворе подожду», выскакивает на площадку.

– Курить понесся, – с неприязнью замечает Лера. – Нет бы с друга пример брать.

– Это ты про меня? – удивляется Стас, сдергивая с вешалки мою куртку и галантно помогая мне ее одеть (и касаясь при этом моего голого плеча, уж не знаю, случайно или намеренно). – Брось, у меня полно своих недостатков.

– Но ты хотя бы не куришь!

Наконец, после многочисленных объятий и поцелуев мы покидаем квартиру Галаниных-младших и в молчании спускаемся на первый этаж. Стас открывает передо мной дверь, и мы выходим на морозный воздух. Мишка с сигаретой в зубах топчется у подъезда.

– Ну наконец-то! Замерз как собака, пока вас дождался.

Он первым направляется к машине Стаса, припаркованной неподалеку.

– Он с тобой в клуб поедет? – спрашиваю я Стаса, который идет рядом со мной. Он кивает:

– Да, он моя группа поддержки. А потом я его к Крис закину.

– Вы не опоздаете, если меня завезете? – волнуюсь я. Стас с широкой улыбкой щелкает меня по носу:

– Не переживай, Орешек, все схвачено.

Ну если схвачено…

– А где вы были-то? – вспоминаю я, наблюдая, как брат в нетерпении прыгает возле хонды Стаса. Стас смеется:

– Да в музыкальном магазине и были, гитару мне покупали. Сейчас увидишь ее, она в машине.

– А чего тогда Мишка интригу развел? – удивляюсь я. – «Потом расскажем, не при родителях»…

– Кто ж его разберет, – усмехается Стас.

Едва он щелкает брелком, как Мишка резво выкидывает сигарету и тут же забирается на пассажирское сиденье. Стасу ничего не остается, как открыть передо мной заднюю дверь, но при этом он награждает друга сердитым взглядом. Брат этого, впрочем, не замечает – он уже сосредоточенно крутит что-то на приборной панели. Как выясняется, громкость на магнитоле – салон резко заполняют мощные гитарные риффы и барабанные биты.

– Кто это? – спрашивает Мишка, перекрикивая музыку.

– Sixx:A.M., – отвечает Стас, закидывая кофр с гитарой на заднее сиденье рядом со мной, где уже лежит еще один кофр – очевидно, как раз новое приобретение. – Я тебе говорил про них. Проект Никки Сикса.

– А, помню. Твоя новая любовь.

Я вспоминаю, что мне Стас вчера тоже называл эту группу как одну из своих любимых. Что ж, он ночью слушал то, что люблю я, а я теперь послушаю то, что любит он. Голос вокалиста кажется приятным, музыка – драйвовой, именно такой, как я люблю сама, и я получаю двойное наслаждение от поездки. Жаль, что она заканчивается быстрее, чем мне бы этого хотелось. Вечером на улице машин мало, да и Стас едет быстро, а потому уже всего через двадцать минут останавливает хонду на торце моего дома.

– Мамы сегодня дома нет, – замечаю я, отстегивая ремень.

– Тогда сиди, я подъеду к подъезду, – он хочет снова завести мотор, но я качаю головой:

– Не выдумывай, тут идти два метра.

Я первой выхожу из машины, Стас с Мишкой – за мной.

– Спасибо, что приехала, систер, – говорит брат, обнимая меня.

– На здоровье, – великодушно говорю я и требовательно спрашиваю: – Когда ты познакомишь меня с Крис? Почему Стас ее знает, а я нет?

– Скоро, – неопределенно отвечает Мишка. – Обязательно.

– Хорошо вам посидеть с девчонками, – говорит Стас, и я поворачиваюсь к нему:

– А тебе – хорошо выступить. Мне очень жаль, что я не могу поехать с вами, но всеми мыслями я с тобой.

– Всеми мыслями только относительно выступления или вообще? – невинно спрашивает Стас. Я краснею, а Мишка пихает его в бок:

– Эй, чувак, сбавь обороты! Свои провокационные вопросы задавай без меня, понял?

– А ты в машину сядь и не слушай, – парирует Стас и вновь обращается ко мне, уже серьезно: – Спасибо, Орешек. Если хочешь, я тебе напишу потом, как все прошло.

– Конечно, хочу! – восклицаю я и вдруг замечаю Таську, торопливо идущую через двор к моему подъезду. – Тась!

Подружка вздрагивает и оглядывается. Мы синхронно машем ей, и она, заметно расслабившись, направляется в нашу сторону.

– Какие люди, – говорит она, обнимаясь с Мишкой и Стасом. – Вы тоже идете на наш девичник, мальчики?

– Нет, мы идем на свой мальчишник, – подмигивает ей Стас. – Просто привезли Риту.

Он не говорит о клубе, и мы с Мишкой тоже молчим. Как бы мне ни хотелось поделиться с подругой тем, что Стас поет – и поет потрясающе, – это не моя тайна, и я не могу этого сделать до тех пор, пока он сам не решит, что хочет этого.

– А где были? – интересуется Тася, кидая на меня острый горящий взгляд.

– У меня, – отвечает Мишка и, взглянув на часы, спохватывается: – Так, Стасян, все, хорош лясы точить, погнали. Девчонки, пока!

Он первым запрыгивает в машину. Стас смотрит на меня:

– Я подожду, пока вы зайдете в подъезд.

– Да ничего не случится, езжайте, – пытаюсь протестовать я, но он остается непреклонен:

– Ты же знаешь, что со мной не надо спорить. Я посмотрю, как всегда.

Мне ничего не остается, как вслед за Таськой обнять его, пожелать хорошего вечера и направиться к своему подъезду.

– Что значит как всегда? – свистящим шепотом спрашивает по пути подруга.

– Когда он провожает меня, то всегда стоит на углу, пока я не зайду в подъезд, – так же шепотом объясняю я. – Чтобы мама из окна случайно его не увидела.

Таська оборачивается, и я вслед за ней. Стас наблюдает за нами, прислонившись к машине и сунув руки в карманы. Мы машем ему, и он немедленно отвечает.

– Ну, подруга, – торжественно заявляет Таська, первой входя в подъезд, – сейчас мы дождемся Александру, а потом ты расскажешь нам все до мельчайших подробностей.

И взгляд ее обещает мне, что так и будет.

Сашка появляется минут через пятнадцать, и, как и было обещано, они с Тасей наседают на меня, азартно выпытывая подробности вчерашнего вечера. Сначала я отвечаю скупо и односложно, но они, как заправские следопыты, клещами вытягивают из меня детали одну за другой, и не успокаиваются, пока я не рассказываю им события всего вечера от и до, умолчав, правда, о том, что Стас занимается музыкой, и о его желании посвятить этому жизнь. Он не говорил держать это в секрете, но и не давал добро на то, чтобы рассказывать всем подряд, учитывая, что от родителей он это скрывает. Так что я решаю: если захочет, сам расскажет когда-нибудь.

Зато я рассказываю о сегодняшней неожиданной встрече у Мишки, и девчонки сходятся во мнении, что это для меня встреча была неожиданной, а Стас приехал туда специально, зная от Мишки, что я там буду. У меня, честно признаться, тоже мелькала такая мысль, но я отмела ее.

– Когда ты уже устанешь сопротивляться ему, Рит? – говорит Таська, прихлебывая чай из кружки с «Гарри Поттером». – Между ними все искрит просто, Саш, ты даже не представляешь.

– А вот она наконец познакомит нас как-нибудь, и я все увижу своими глазами, – хищно смотрит на меня Саша. – Хотя я и по рассказам представляю, что там за химия творится.

– Могла сегодня познакомиться, если бы приехала пораньше, – пожимаю я плечами.

– Ты не увиливай от ответа, – требует Таська. – Сколько можно, отвечай? Чего ты ждешь?

– Еще слишком мало времени прошло, – отбиваюсь я. – Всего-то пять дней, девочки!

– А тебе сколько надо? – всплескивает руками Сашка. – Полгода?

– Ну не полгода… Ну недельку еще, может… Две…

– Ага, то есть ты все-таки признаешь, что он тебе нравится и что ты хочешь быть с ним? – клещами вцепляется в меня Таська.

– Да признаю, признаю, – ворчу я, и девчонки восторженно визжат.

Через некоторое время, когда им наконец надоедает обмусоливать нас со Стасом, они переключаются на обсуждение моего дня рождения. Он у меня уже совсем скоро, через пару недель, и я очень хочу отметить его с друзьями, но еще не знаю как. Хочется какого-нибудь легкого, расслабляющего отдыха, и я делюсь с подружками этой мыслью.

Сашка ненадолго задумывается.

– А может, сауну забронировать? Там и погреться можно, и поплавать в бассейне.

– Идея супер! – оживляется Тася. Мне Сашкина мысль тоже нравится.

– Да, можно подумать… Но тогда мне нужен купальник.

– А давайте одинаковые закажем! – воодушевленно говорит Сашка, уже стуча клавишами возле компьютера. – Или похожие, но в разных цветах.

– А Стаса позовешь на день рождения? – вдруг хитро спрашивает Тася, лукаво щуря глаза. Сашка тут же оборачивается к нам, забыв, что искала.

Я не сразу нахожу, что ответить. Я не знаю, как быть. Я уже думала об этом и не нашла ответа. С одной стороны, нужно пригласить, ведь мы друзья. «Может быть, к тому моменту вы уже будете больше чем друзья», – ехидно вставляет мой внутренний голос. С другой стороны… Не знаю.

Наверное, все мои сомнения отражаются у меня на лице, потому что Сашка решительно заявляет:

– Конечно, нужно позвать. Не звать некрасиво. Тем более, – ее узкое лицо озаряется хитрой улыбкой, – если мы действительно пойдем в сауну. Должен же он увидеть тебя в купальнике!

Они с Таськой начинают хихикать, а я чуть было не говорю, что он вчера и так меня в нем видел, но вовремя сдерживаюсь. Ни к чему им такую информацию знать, а то всю душу из меня вынут.

Девчонки устраиваются возле компьютера и с головой уходят в просмотр купальников всевозможных видов и цветов. Я сижу рядом и сначала рассеянно поддакиваю, а потом перестаю это делать, погрузившись в мысли о Стасе и его выступлении. Интересно, он уже спел или нет? Как все прошло? Как там вообще все проходит? Я ничего не знаю, ни сколько по времени длится его выход, ни то, один ли он поет за вечер или выступает кто-то еще… Надеюсь, он и правда напишет мне, как обещал.

Уйдя с головой в свои мысли, я забываю о времени, и выныриваю из размышлений, только когда телефон, лежащий рядом со мной, вибрирует, оповещая о новом сообщении. Может быть, это Стас? Пользуясь тем, что девчонки пялятся в компьютер и оживленно обсуждают модели купальников, не обращая на меня внимания, я хватаю свой гаджет. Сердце бьётся быстрее, чем часы на стене отсчитывают секунды. Пока пальцы бегают по экрану, вводя пароль для разблокировки, я мысленно подгоняю сама себя. Ну же, ну! Это он? Это он написал?

Это он. Скинул сообщение в одном из мессенджеров; я открываю его и сразу расплываюсь в улыбке. С экрана на меня смотрят весёлые аквамариновые глаза. Стас стоит в дверном проёме, одной рукой опершись о косяк, а другой придерживая гитару, которая свисает у него с плеча. За ним видны очертания какой-то комнаты, может быть, это гримерка или что там бывает в клубах, я не знаю. Он все в той же чёрной рубашке с закатанными до локтя рукавами, две верхние пуговицы расстегнуты, обнажая кусочек груди. Глаза горят абсолютно счастливым блеском, он улыбается широко и открыто – так, что нельзя не улыбнуться, глядя на этот снимок. Подписи к фотографии нет, но она и не нужна – все и так ясно без слов.

– Ты чего там лыбишься? Стасик, поди, написал? – как раз в этот момент обращают на меня внимание девчонки. – Ну-ка дай сюда!

Бесцеремонная Сашка протягивает руку и вырывает у меня телефон, прежде чем я успеваю спрятать его или хотя бы закрыть фотографию. Они с Таськой стукаются над ним головами.

– Саша! – громко возмущаюсь я. – Что за фигня?

Я уже жду очередных подколов и шуточек на тему отправления друг другу своих фото, но Сашка задумчиво произносит:

– Прекрасная фотография.

Я с удивлением таращусь на неё, но она и выглядит, и говорит серьёзно. Таська, разглядывая снимок, добавляет:

– Стасик здесь такой… одухотворенный. Хороший. А почему он с гитарой? Это когда снято? Они же с Мишаней сказали, что на мальчишник поехали. Это где? Ритик, ты чего молчишь?

А я не знаю, что сказать. И выгляжу, наверное, при этом очень несчастной, потому что девчонки недоуменно переглядываются, и Сашка осторожно спрашивает:

– Эй, Рит, ты чего? Обиделась, что мы телефон забрали?

– Да нет, – говорю я. – Просто вы увидели то, чего не должны были бы видеть…

– Это как? – искренне не понимают подружки. И я, решившись и предварительно взяв с них самую строгую клятву, что они никому об этом не расскажут ("Даже Энди и Дейву, вы поняли?"), рассказываю им про Стаса и его секрет. А заодно и про то, как он пел сегодня в гостях у Мишки и как поразил меня, всего за одну ночь выучив песню моей любимой группы.

Как я и ожидаю, девчонки находятся под огромным впечатлением.

– Бог ты мой, Рита, ты встречаешься с рок-звездой, вот это да! – восторженно визжит Сашка, от избытка чувств дубася подушки, лежащие на кровати.

– Я с ним не встречаюсь, – осаживаю её я, а сама не могу удержать улыбку. Она нетерпеливо отмахивается:

– Но все к тому идёт! Обалдеть, я в шоке!

– И он не рок-звезда, – зачем-то занудно добавляю я, – пока что.

– Но будет, – Сашку ничем не проймёшь, – сама же говоришь, он здорово поёт!

Это да; впрочем, в блестящем музыкальном будущем Стаса я сама не сомневаюсь, главное, чтобы у него хватило сил пойти по этой дорожке.

– Коллега, значит, – задумчиво говорит Тася, снова разглядывая снимок. – Надо нам как-нибудь спеть с ним вместе.

– Идея огонь! – с жаром заявляет Сашка. – Но сначала ты, Ритик, обязана нас сводить на его выступление!

Таська с энтузиазмом кивает.

– Я ещё сама на нем не была, – отбиваюсь я, и в этот момент мой телефон начинает звонить. Таська, которая так и держит его в руках, взглядывает на экран и с приторной улыбкой протягивает мне:

– А вот и твой рок-звезда тебе звонит.

Я чувствую, что пунцовею щеками, хватаю телефон и поспешно выбегаю из комнаты, не слушая хихиканья и комментариев, доносящихся мне вслед.

– Да?

– Орешек, не разбудил?

Голос Стаса звучит негромко, но очень отчётливо, и из трубки больше не доносится никаких посторонних шумов. Очевидно, он, как и я, ушёл в какое-то тихое место, чтобы беспрепятственно поговорить.

Я останавливаюсь у кухонного подоконника и смотрю в слабо освещенный двор.

– Нет, что ты, все в порядке. Мы не спим и маловероятно, что скоро ляжем.

Возле ног раздаётся недовольное и требовательное мяуканье. Кускус, до этого спавший в маминой спальне, трётся об меня, всем своим видом показывая, какой он голодный. У него какое-то шестое чувство насчёт кухни – стоит хоть кому-нибудь там оказаться, как кот сразу же тут как тут.

– Просто ты не ответила мне, вот я и решил позвонить…

– Стасичек, милый, прости, я не успела тебе ничего написать, девчонки отобрали у меня телефон, как раз когда я смотрела твою фотографию, – сердито объясняю я, зажав трубку ухом и плечом и насыпая Кускусу корм в миску, даже не заметив вылетевшего у меня ласкового обращения. Кот тут же, громко урча, принимается за еду, а я отхожу обратно к подоконнику.

Стас облегчённо смеется:

– Понятно. Хорошо, а то я уж было подумал, вдруг ты за что-нибудь на меня злишься…

– Что ты, мне не за что на тебя злиться! – искренне говорю я. – Стас… Ты такую чудесную фотографию прислал. Значит, все прошло отлично?

– Да, все хорошо, меня хорошо принимали, – судя по голосу, он улыбается, хотя мне и чудится в нем лёгкая усталость. – В следующий раз поедешь со мной?

– Обязательно! – горячо говорю я. – И буду хлопать тебе громче всех.

Он снова приглушенно смеётся.

– Ловлю тебя на слове.

– Ой, Стас, – вспоминаю я, – прости меня, пожалуйста, ты вправе на меня сердиться, но мне пришлось раскрыть твой секрет девчонкам. Потому что они увидели фотографию и стали пытать меня, почему ты с гитарой и где ты, и я…

– Орешек, – мягко перебивает меня он, – притормози. Всё в порядке, я на тебя ни капли не сержусь. Это только от родителей секрет, а от друзей что скрывать.

– Ты точно на меня не сердишься? – жалобно спрашиваю я. Его голос звучит уверенно:

– Конечно, нет, глупышка.

Как он ухитряется даже такие слова, как "глупышка", произносить настолько нежно и ласково?

– Они были в восторге, когда узнали, – говорю я. – Сказали, что ты рок-звезда.

О словах Сашки, что я встречаюсь с рок-звездой, я тактично умалчиваю.

Он усмехается:

– Пока это только в мечтах, но передай им спасибо.

– А ты так и не показал мне новую гитару, – вспоминаю я. – Я только чехол и видела.

– Покажу на днях, обещаю, – говорит он. – Твой братец все карты мне спутал…

Он на секунду замолкает, но я не успеваю спросить, что он имеет в виду.

– Черт, кажется, он идёт сюда, я тут спрятался от него, чтобы спокойно поговорить, так что, Орешек, давай прощаться. Я позвоню тебе завтра, если ты не против.

– Я никогда не против, – вырывается у меня, прежде чем я успеваю прикусить язык. Тут же я краснею и, мысленно ругая себя на чем свет стоит, торопливо говорю в трубку, пока Стас не успел как-нибудь прокомментировать мои слова:

– Доброй ночи, Стас. Будь аккуратен за рулём.

– Я всегда аккуратен, Орешек, – слышу я в ответ самоуверенное. – Сладких тебе снов.

Я уже почти нажимаю на отбой, когда из трубки вдруг доносится:

– Орешек!

– Да? – я снова прижимаю телефон к уху.

– Мне понравилось, как ты назвала меня милым, – говорит Стас, а потом быстро отключается, и в ухо мне больно бьет тишина.

Когда я возвращаюсь в комнату, то жду, что девчонки начнут подшучивать, но вместо этого Сашка заявляет:

– Мы тут решили, что надо Стасику тоже фото отправить.

– Какое фото? – не сразу понимаю я, проходя к кровати и двигая Кускуса, бесцеремонно растянувшегося во всю свою немаленькую длину. Кот, не открывая глаз, издает недовольный мяв.

– Твою, – поясняет Таська и, видя, как я хлопаю глазами в недоумении, принимается мне растолковывать: – Ну а что, у тебя теперь есть его фотография, а у него должна быть твоя.

В целом идея мне нравится, поэтому я даже не спорю.

– Ну давайте, я не против. Только переоденусь сейчас…

Как и всегда, я гоняю дома в коротких джинсовых шортах и завязанной узлом рубашке, которая открывает половину живота. Девчонок стесняться нечего, но вот Стасу, пожалуй, видеть меня в такой одежде не стоит. Он и так вчера видел меня на пилоне практически без ничего…

– Я тебе переоденусь! – Сашка хватает меня за руки. – Ты что, с ума сошла? Ты сейчас – чистый секс, Тась, скажи ей.

– Да-да, – с жаром кивает Тася, – и думать забудь про переодевание.

– Но…

– Никаких но, – решительно пресекает мои попытки сопротивляться Тася. – Зачем ему твои фотки в балахоне, сама подумай? И вообще, ты абсолютно нормально одета, шорты и рубашка, все, что нужно, прикрыто. Не в трусах же! Не возникай!

Я развожу руками, показывая, что покоряюсь судьбе.

– А вот гульку твою надо распустить, – азартно потирает руки Тася. – Иди сюда, давай тебя расчешем красивенько…

– Нет-нет-нет, – тут же противлюсь я, для пущей убедительности выставляя перед собой ладошки. – Никаких расчесываний, причёсок, макияжа. Он все равно не поверит, что я в одиннадцать часов ночи так выгляжу. Тут вы меня не переубедите.

Сашка с Таськой обмениваются взглядами.

– Хорошо, – со вздохом уступает Таська, – с гулькой так с гулькой. Иди вон сядь в кресло.

Я выполняю её приказ и удобно устраиваюсь в кресле, перекрестив ноги и расслабленно откинувшись на спинку. Сашка делает несколько кадров на свой телефон, а потом пересылает мне. С получившихся снимков на меня смотрит довольно-таки симпатичная девчонка с очень длинными ногами в коротких шортах.

– Какие у меня тут ноги длинные, – вслух удивляюсь я. Сашка радостно заявляет:

– Они у тебя и правда длинные, но правильный ракурс творит чудеса.

– Стасик будет доволен, – подмигивает мне Тася. – Отправляй. А мы пока за чаем сходим…

Они выходят из комнаты, весело переговариваясь, а я с гулко бьющимся сердцем выбираю один, наиболее удачный, на мой взгляд, снимок и отправляю его Стасу. Тоже без подписи.

Долго ждать ответа мне не приходится. Телефон извещает о новом сообщении буквально через минуту.

"Ты меня убиваешь, Орешек".

"Почему?"

"Отправляешь парню фотографию в суперкоротких шортах и с голым животом и ещё спрашиваешь почему?"

"Не такие уж они и короткие…"

"Они ОЧЕНЬ короткие. Ты всегда так дома ходишь или этот наряд для меня?"

Он опять начинает флиртовать со мной, и я чувствую приятное волнение в груди, когда пишу ответ:

"ЭТОТ наряд не для тебя, это моя обычная домашняя одежда".

"Хм, то есть для меня будет какой-то другой?" – тут же реагирует он.

"Может быть".

Ну а что, если он позволяет себе дразнить меня, почему я не могу подразнить его?

"И как я теперь должен спать?"

"Сладко, очень сладко:)".

Он долго не отвечает, и я откладываю телефон. Уже девчонки, нагруженные кружками с горячим чаем и печеньками, возвращаются в комнату, уже включен на компьютере новый сериал от Нефликс и просмотрено почти две его серии, когда телефон мой вибрирует вновь. Часы показывают половину второго ночи. Я открываю пришедшее смс.

"Ты невероятно красивая, Орешек. И мне очень нравятся твои ноги в этих неприлично коротких шортах".