Читать книгу Синяя чашка красная - - Страница 13

Гассан сказал, что сегодня мы поедем на ужин к его матери в Умм Сайхун, отметить скорое окончание Рамадана.

Мы подъезжали к ее дому, когда я увидела одного из близнецов Аль-Факиров. Он стоял на улице возле дома и смотрел на нас. Когда я вышла из машины – увидела в воротах дома и второго близнецы. Я все сразу поняла. Они с Гассаном родственники. Раньше он мне об этом никогда не говорил. Они оказались его племянниками. Мать Гассана – их бабушка. Оба близнеца невысокие, скудного телосложения, сутулые, со злыми глубоко посаженными глазами, чёрная борода шайтана и бедуинский платок, повязанный у обоих одинаково. Эти двое бедуинов – самые частые персонажи сводок обвинений в мошенничестве, насилии и других преступлений против туристов. Однако со мной они были вежливы и соблюдали дистанцию.

Мы вошли в их хижину. Маленькая темная коробка из глины и сена с чёрным потолком и стенами. Я огляделась. Мы сели на пол. Мать Гассана, вся в черном, с татуировками на лице готовила чай. Похоже ей перевалило за сто. Я повернулась к Гассану:

– Она здесь живёт?

– Нееет, – с усмешкой ответил он. Это как кухня, приемная.

– Конференц зал для приема гостей?

– Точно.

Эта маленькая иссохшая потемневшая старушка находится на самом краю своей жизни, в то же время она может прожить ещё лет двадцать. Многие здесь сомневаются в своем возрасте. Она медлительна, малоповоротлива, худая, сутулая, глубокие морщины по всему ее лицу и безэмоциональность заставляют усомниться в ее принадлежности к этому миру. Она приготовила чай и теперь варит суп.

Один из близнецов, кажется Ахмед, оказывает мне внимание, всячески пытается заговорить, второй, вероятно Мохаммед, наоборот игнорит не поднимает на меня глаз, даже когда подает мне чай – знак вежливости и гостеприимства в арабских странах. Я отказываюсь, так как не хочу ничего принимать из его рук – верх грубости.

Я сижу на полу в чёрной комнате, где все говорят на бедуинском языке. По социальной лестнице, к которой я привыкла в обычном западном понимании, я сейчас нахожусь на самом днище среди мошенников и маргиналов, в одном кругу с насильниками, алкоголиками и наркозависимыми, патологическими лжецами, отсидевшими свой срок преступниками. Это была совершенно иная реальность, не та к которой я привыкла. Но может именно это мне сейчас и нужно? Научиться жить со всеми людскими пороками. Мне предъявили их в лицо. А может это всё я и есть? Может это есть во мне?

Похоже у меня когнитивный диссонанс. Может ли он уравновесить мое нахождение здесь? Все против чего я обычно восстаю сидит здесь, в одном кругу рядом со мной.

Вообще, в этой деревне собрались представители всех людских пороков. Это было похоже на собрание злонамерений в конференц зале после захода солнца. Я все чаще думаю, что мне намеренно подсовывают таких людей на пути моей жизни. Чтобы увидеть свои пороки со стороны.

Старуха приготовила какой-то странный суп из крупы, козьего сыра, и марихуаны. Она и сама курила джойнты по ходу приготовления. Когда суп был готов, его разлили по чашкам и передали по кругу. Я сделала глоток и удивилась странному вкусу. Вероятно все было видно на моем лице, поскольку мне сказали: «Можешь не доедать, если не хочешь». Но я доела, из вежливости наверное. Мне было интересно наступит ли какой-нибудь приход, но ничего такого не произошло.

Однако эффект был от того, что я никак не могла определить легитимность своего нахождения здесь, в этом бедуинском сообществе вообще, и в частности с этими близнецами. Обычно я никогда не ем за одним столом с неприятными мне людьми, так как верю, что вместе с едой поглощаешь и энергию вокруг себя.

И вот парадокс: я не хотела общаться с близнецами, но их упорство было неколебимо. Они продолжали искать мой отклик, игнорируя мое равнодушие.

Мохаммед (один из близнецов) однажды помог мне добраться до дома в Аль Бейду. Он случайно встретил меня на улице в Умм Сайхоне поздно вечером, он спросил нужна ли мне помощь, я сказала что нет, все в порядке, направляюсь домой, он остановил машину и сказал отвезти меня домой. Я поблагодарила его со скупым лицом. Может это и плохой для кого-то человек, он сотворил зло и поступает неправильно с социальной или ещё какой-либо другой точки зрения. Может быть он даже преступник. Но в твоей судьбе он сыграл положительную роль. Могу ли я лично отзываться о нём плохо?

Не думаю, что какой-либо уровень когнитивного диссонанса в моем сознании мог бы узаконить или оправдать эту дружбу с ними. Я пас. Поэтому я просто продолжала игнорить их. Нехотя отвечала на вопросы и их попытки заговорить со мной. Фокусы моего разума.

Через неделю мы снова приехали в этот дом праздновать окончание Рамадана – Ead -kareem. На этот раз здесь было людно, мужчины и женщины, в основном все они были частью одного племени. Был еще один турист из нашего дома, который остановился у нас на несколько ночей, поэтому был приглашен поехать с нами.

Мы вошли в дом, все люди были разделены надвое: мужчины и женщины. Они находились в одном помещении, но соблюдали строгую субординацию разговоров и обязанностей. Женщины выносили подносы с едой и ставили их перед мужчинами. Я спросила Гассана, здесь что, женщины едят после мужчин? – Нет! Женщины едят отдельно от мужчин, в другой комнате.

Когда я зашла в «отдельную едальню» для женщин и уселась в кругу, рядом со мной оказалась еще одна европейска. Ее коварно длинные выбеленные волосы сияли среди женщин бедуинок как палящее солнце посреди пустыни в полуденный час. Казалось эта женщина живет здесь давно, знает местные обычаи и некоторых из женщин. Она не говорила на их языке, но чувствовала себя как дома. Прямиком принялась за еду руками, я же однако помедлила и повертела головой, в надежде найти ложку или вилку, прежде чем приняться за еду. Руки то я не помыла. Когда же нам все же предложили приборы, она взяла их тоже.

Женщины ели почти молча, хотя и переговаривались между собой почти тихо. Все-таки раздельно, но не после, я все же чувствовала кое-какую ущербность из-за того, что меня отселили. Вероятно потому, что мне не с кем здесь было общаться. Тот английский турист сидел в соседней комнате и позже поделился со мной своими впечатлениями. Он сказал, что был ошарашен привычками местных мужчин не просто есть еду руками, но тем, как они брали куски мяса в свои руки и с животной страстью жамкали их в своих руках на подносе, смешивали это с рисом, делали шар в своей ладони и отправляли все это в рот. Он сказал, что это было противно ужасающе. Я старался оградить свой участок подноса и не перемешивать еду ни с кем, есть только из одного места, до которого больше никто не дотрагивался. Я слушала, разинув глаза и уши. Проанализировав информацию своим европейским умом, я предложила вывод, что, вероятно, так мужчины этого племени показывают свою власть. То как они хватают куски мяса на подносе – могут разделаться с любым.

Однажды я вернулась с прогулки с этим английским туристом поздно вечером, Гассан сказал, прищурив глаза, что теперь он немного ревнует меня. С какой стати, Гассан? Я опять отмахнулась от него и пропустила все это мимо ушей, какой очередной бред. Шутит, наверно так. Меня стали напрягать его приколы.

Оказалось, мне повезло чуть больше, чем английскому туристу – у меня еще были приборы и женщин было меньше в нашей комнате, чем мужчин в общей комнате и никто не лез своими руками жамкать еду в подносе. Когда в моей голове все выгоды уравновесились, я перестала переживать об ущемлении моих гендерных прав и неравенства в этой странной стране бедуинов.

Для европейского человека это было неуважением. Неуважение к еде, к окружающим, было что-то дикое в этом, назад к предкам. После трапезы остался целый мешок еды, все остатки со всех поддонов без разбора сбросили в большой мешок из-под муки и превратили это в кашу для животных. Потом им отнесут и они сожрут все это без разбора. И будут рады. Их редко кормят здесь. Их поят водой, чтобы желудок оставался полным. Животные у бедуинов – это необходимость, инструмент заработка, но зачастую о них заботятся в последнюю очередь. Ни медицинского обслуживания, ни полноценного питания. Что для людей, что для животных.

Но это интересно. Смотреть на все со стороны, как они варятся в этом бульоне. Я любопытна.

Почему то весь сегодняшний вечер я была занята воспоминаниями о том, как меня пригласили на шаббатний ужин в Израиле. Наверное, сегодня я хотела быть где-то еще. Тогда я тоже оказалась в пустыне, одна туристка среди членов одной семьи. Меня пригласили из вежливости, как гостя, чтобы не оставлять одну в пятничный вечер, но приняли со всем радушием и теплотой. Все было красиво и вкусно на столе. Это воспоминание я храню до сих пор. Эстетика для меня не менее важна вкуса, количества еды и разговоров.

Все эти дни предшествующие Рамадану и несколько дней после, Гассан щедро раздавал сладкие подарки детям из бедных семей. Есть такая традиция – радовать нуждающихся в Рамадан. Я находила сомнения в его доброте. Потому что они были артикулированы, несколько раз подмечены и сделаны точно в срок. Никогда подобных жестов я за ним раньше не наблюдала. Он говорил о помощи бедным больше и громче, чем его дела.

Когда ужин был завершен и чай подан, я ждала, когда же мы все уберемся отсюда. Ко мне подсел Мохаммед – один из близнецов, попытался о чем-то заговорить со мной, затем спросил, есть ли у меня деньги. Для чего, спросила я? Мы собираем деньги, подаяние для бедных, он показал рукой мне на девочку только что вошедшую во двор дома, она действительно стояла и ждала чего-то, и выглядела как бедняжка. Я потянулась за кошельком и вытряхнула все свои монеты. Их было не много. Все же он взял то, что посчитал нужным. Надеюсь он потом отдал монеты этой девочке.

Вчера был плохой день, а сегодня я счастлива. Позавчера я тоже была счастлива. Поэтому вчера подумала, что буду счастлива сегодня. Все проходит. Даже это.

* * *

Раз в несколько недель я устраивала себе выходной и выезжала в город. Это было далеко и без машины сложно. В этот раз я решила отправиться пешком по дороге, чтобы меня кто-нибудь подвез. На пути из Аль Бейды в Умм Сайхун я пыталась застопить машину, но никого не было на пути. Уже смеркалось, я торопилась, было поздно, только один бедуин предложил меня подвести, но я почему-то отказалась.

Наконец, остановилась ещё одна машина. Большой старый пикап. Внутри были дети. Я немного оторопела и не знала к кому обращаться. За рулем сидела молодая девочка лет 13-14. Один маленький мальчик на заднем сидении и ещё одна маленькая девочка впереди. Они все смотрят на меня с большой улыбкой. Девочка за рулем спросила моё имя, откуда я приехала и куда я иду. «Вади Муса», ответила я. Они ехали в деревню. «Тогда я с вами», сказала я. Я вышла в деревне и отправилась дальше в Вади Мусу. Мне хотелось побыть в городе, съесть пиццу, купить что-нибудь себе в супермаркете, увидеть других людей.

Я выходила из пиццерии, когда встретила Оттмана. Один из друзей Мохаммеда. Мы с ним пересекались несколько раз в деревне, знали друг друга, но никогда особо не общались. Оттман был из деревни, но жил в городе. Он смотрел на меня из своей машины, остановился и выглянул из окна. Мне было приятно его встретить. Он сказал «Ноу проблем, я могу отвезти тебя обратно в деревню». Я села к нему в машину и очевидно мы хорошо поболтали.

Когда приехали к дому Гассана, я пригласила его на чай в качестве благодарности за то, что он подвез меня. Мне хотелось чтобы он составил мне компанию, и не хотелось, чтобы он уезжал. Он ответил: «Как я могу войти в дом без мужчины?». Я и сама это знала, здесь так не принято, я сказала, что я и не приглашаю тебя в дом. Он усмехнулся: «Что, гостеприимство на улице?». Я ответила: «Нет, мы выпьем чаю на веранде». Он все еще отказывался: «Слушай, у меня хорошие отношения с Гассаном… Я не хочу их портить». Уууух.. за этими словами спрятано многое. Опасность. Перед отъездом он сказал: возьми мой номер телефона, если тебе вдруг что-то понадобится. Я записала.

Я вышла из машины и попрощалась с ним, а зайдя в дом, снова позвонила ему, сказав, что Гассана нет дома, и вообще тут нет никого, кроме туристов нет, возвращайся, будем пить чай на террасе. Мне пришлось его еще уговаривать. Он сказал: «Ok, I’m coming». Не знаю, боялся ли он Гассана или это было частью его плана, но он вернулся, а я приготовила чай. Он похвалил мое умение приготовить чай по-бедуински, и мне это польстило. Было классно сидеть на террасе, пить чай с бедуином и курить. На какое-то время к нам присоединились две туристки, я представила его как своего друга, хотя это было излишеством. Оттман вел беседу со всеми нами прекрасно осознавая, что является экзотическим артефактом, который рассматривают как часть экспозиции в Петре. Оттман был красив. Чертовски красив. Просто красавчик. Он сильно отличался от остальных бедуинов. Внешне. Его подведенные углем глаза, черные кудри и белые зубы, красный платок на голове, браслеты на руках – все делало свое дело. Его внешность была с умом атрибутирована аксессуарами, принадлежавшими Капитану Воробью из «Пиратов карибского моря», которые придавали ему этот внешний магнетизм и подчеркнутую инаковость. Я с удивлением обнаружила, что не могу отвести взгляд от него. Так и хочется его рассматривать. Пленительные у него глаза, конечно. Он был одним из самых красивых мужчин, что я видела в своей жизни, но с характером как у самой последней сучки. У него уже была невеста из Франции алжирского происхождения, беременная от него. Она была явно не самой симпатичной кандидатурой среди его опций, но похоже самой практичной.

Время от времени он шел к своей машине, чтобы выпить. Он боялся принести флягу на стол, в случае внезапного появления Гассана. Он сидел на иголках. Он хотел остаться, но боялся быть обнаруженным в неподобающем месте.

На веранду пришли две кошки, одна темная, другая светлая. Оттман начал их гладить, потому что любил кошек. Ему действительно нравилось гладить этих кисок. Не сильно задумываясь и ничего не имея в виду я выдала: «Одну из них зовут «Shakira», а другую «the donkey (осел)». Его глаза мгновенно поднялись на меня, выражение лица изменилось. Глаза округлились и увеличились. Он не знал, что я знаю. Засмеялась, похоже я одна. Кто-то не понял шутку, кто-то её не разделил. Через мгновенную паузу он начал оправдываться, что мол все бедуины в Петре выглядят одинаково, и у них на меня ничего нет, ни звонков, ни доказательств, что я брал деньги или что-то другое. Я кивала и соглашалась, понимая, что невиновному не стоит оправдываться.

Именно об Оттмане я узнала одну из самых фееричных историй про бедуинское скамерство, которое произошло несколько лет назад с одной женщиной из Европы. Эту историю я прочитала в интернете, уже намного позже, вернувшись домой в Россию.

Девушки поблагодарили меня за чай и отправились спать. У меня было чувство, что они не хотели нам мешать или им было просто не интересно.

Оттман посмотрел на время и заметил, что Гассан не возвращается, хотя уже так поздно, значит не приедет. Он сходил за стаканом в машину, и больше не стесняясь, пил на террасе. Оттман сказал, что до этого пил из машины, потому что если бы приехал Гассан, он бы убежал в горы, а я сказала бы, что эта машина гостей.

– Нервничаешь?

– Нет, нет. Ни за что.

Хотя я тоже оглядывалась на каждую проезжающую машину. Время действительно было позднее и наверное я впервые в жизни подумала, что гость задержался и ему бы пора уже уезжать. Последние три раза, когда он подходил к машине, я каждый раз думала, «ну наконец-то, он собрался».

Когда он действительно собрался уезжать, сказал мне, что поедет в город взять свою палатку, и отправится в горы, заночевать под звездным небом, потому что дома слишком жарко. Намека я не поняла, сказала ему хорошо, спокойной ночи. Он уехал.

В середине ночи, где-то часа в четыре утра я получила звонок от Оттмана. Он позвонил дважды, я не успела ответить, он сбрасывал каждый раз. Что за шутки, подумала я? Когда он позвонил в последний раз, единственное, что я услышала: «Я в полиции. Там была драка и моя машина разбита». Я ответила «Oh fuck» и «Wallah». Что я могла ему еще сказать? Что я могу сделать? Я явно не тот человек, которому нужно звонить в такие моменты. Он сказал, что перепутал номера, случайно мне позвонил, он нервничает и извиняется за беспокойство. Я все же подумала, что может он глумится, и единственное, что смогла ответить той ночью: «Whalla whalla whalla . Alright. OK. Bye.»

Утром я вспомнила о том разговоре ночью где-то ближе к полудню, хотя я и сны то почти никогда не запоминаю. Проверила свой телефон, убедилась, что с кем-то действительно разговаривала той ночью. Я отправила ему сообщение: «Ты в порядке? Что с тобой случилось прошлой ночью?». Потому что не хотела бы, чтобы он подумал, будто бы я проявила безразличие и сказала ему «отвали». Он не ответил, но сразу же перезвонил. Вероятно, я забыла, что он не умеет читать, как и большинство бедуинов, хотя не знаю правда ли это.

Оттман рассказал, что прошлой ночью случилась большая драка между бедуинами из деревень и жителями города Вади Муса. Там было много разных людей, и все они дрались между собой, а он проезжал мимо, и когда он попытался выбраться из этой передряги, люди побили и его машину тоже, поэтому он был в полиции.

То, что он рассказал оказалось правдой. В то утро наш водитель не смог приехать из города, забрать туристов в Петру. Большая драка была на самом деле. Это противостояние городских жителей и пещерных обостряется время от времени и дает такие всплески. Теперь бедуины не могут ездить в город две недели, пока не разрешится эта ситуация. Таков закон.

–Что же все-таки будет если ты поедешь туда? Я спросила у Гассана.

– Если я поеду в Вади-Мусу – из меня сделают шаверму.

Я до сих пор не могу освоиться с мыслью, что во времена, когда люди разрабатывают туристические полеты в космос, некоторые из них до сих пор ведут племенные войны.

С тех пор мы с Оттманом даже на какое-то время стали «друзьями» и переписывались почти каждый день. Ах да, он все же умел читать и писать. Или это делал за него кто-то другой. Около полуночи, он написал мне сообщение, что сейчас рядом с Маленькой Петрой и едет в горы ночевать. Наверное, он думал, что я пожелаю присоединиться к нему. Я ответила – вот как здорово! А я уже иду спать. Он сказал спокойной ночи.

Думаю, он был лучшим из всех дельцов, кто рыбачил у Сокровищницы. Ему было легко, вероятно девушки заискивали перед ним и действительно влюблялись. Он наслаждался процессом, и девушки тоже получали удовольствие. Но затем пришли другие бедуины, некрасивые, неотесанные, грубые, для которых эта игра оказалась сложной. У них не было успеха. Поэтому они стали брать силой и обманом, они причинили много боли многим людям. Такие девушки и создали сообщество «Shakira the donkey», чтобы обезопасить других туристок. Именно поэтому Оттман уехал отсюда одним из первых, женившись на выгодной персоне. Кстати, когда он переехал во Францию к своей девушке, то обрезал свои кудри. Так, он вполне мог сойти за европейца во многонациональном Париже, если все еще не подводит глаза углем.

* * *

Я испытывала давление со стороны Гассана, он неоднократно делал мне скользкие намеки, а я каждый раз делала вид, что не понимаю о чем он.

Его молчаливое недовольство тем, что я поступаю вразрез с его желаниями и все чаще предпочитала чью-либо компанию, а не его, с каждым днем усиливало мое нежелание общаться с ним и даже побуждало избегать его, когда это было возможно. Мы продолжали делать свою работу, но теперь каждый из нас по отдельности, мы почти не пересекались, он даже теперь делил всех гостей на «твои и мои». Хотя это было все-таки странно, поскольку дом его, бизнес его, а он делит гостей «на твое и мое», чтобы не делить со мной выручку. Распределение поступающих денег было перекроено. Теперь это не пятьдесят на пятьдесят, а твои и мои туристы и соответственно деньги за них. За эти месяцы я заработала приятную сумму, но оставаться здесь дольше мне не хотелось. Мне было некомфортно в этом доме. Я стала думать, что дальше. Останавливала меня лишь вдалеке болтающаяся возможность с его помощью получить визу. Это была самая неприятная загвоздка во всех моих вариантах будущего. Если я уеду прямо сейчас, кто мне поможет?

Я отправила бумаги с запросом на рассмотрение продления визы в полицию. После поездки с Алией в Аммане я еще несколько раз пыталась сделать это самостоятельно, ездила в местную полицию, оформляла какие-то бумаги, их принимали и говорили ждать. Они должны были пройти все местные, городские, районные инстанции прежде, чем кто-либо примет какое-либо решение. Вся эта виза волокита заняла очень много времени. Бумаги были на рассмотрении и казалось, что процесс завис. К тому времени отношения с Гассаном уже натянулись.

Однажды я услышала его разговор по телефону с кем-то. Он говорил обо мне, про мою работу с ним.

– She is good but… not like before.. but still..

Может он думает, что я не так сильно стараюсь на его работе? Что ж, может это даже к лучшему. Я делаю ровно столько сколько нужно. Не нужно ждать от меня экстра услуг.

Когда он начал терять терпение, он отказался от моих услуг в работе. Он казался сильно раздраженным не из-за работы, а из-за того, что от меня ему больше нечего ждать. Незадолго до этого дня, он предложил мне работу в офисе в туристическом агентстве своего друга. Вероятно он подумал, что это «продвижение по службе» меня удержит и изменит мое отношение к нему. Посколько своих попыток и намеков он не оставлял. Через несколько месяцев совместной работы я съехала от него и переехала в Вади Мусу. Решение, что дальше было наверху – делать свой бизнес. Я не хотела уезжать отсюда, я хотела продолжать работу в туризме.