Читать книгу Синяя чашка красная - - Страница 9

За неимением больших впечатлений, время от времени мне приходилось тусоваться с Мохаммедом и Акрамом и другими его друзьями-бедуинами. Просто чтобы развлечь себя и выехать из этого поселка, посмотреть на других людей, и понять, что здесь еще происходит.

Однажды мы поехали в «Cave Bar», нас было четверо – я, Мохаммед, Акрам и еще одна девушка, которая тоже была волонтером в этом поселке бедуинов. Судя по названию бара, я многого не ожидала от этого места. Думала название – не шутка, а оказалось, это было одно из самых популярных и приятных мест в Вади Мусе. Действительно уютное, красивое и даже веселое место. Бар был выполнен в виде настоящей пещеры с несколькими комнатами – углублениями в стене, которые создавали чувство уединения. Мы же заняли столик посередине и хотели побольше веселья, внимания и музыки. Было интересно, кто эти люди вокруг. В основном зале находились арабские гости, немного местных жителей и еще меньше европейских гостей. Играла арабская музыка, почти у всех на столах стояли безалкогольные напитки – кому то дорого, кому-то нельзя. Мы играли в Блэк Джек, я объясняла правила, и у меня было весьма приподнятое настроение. Мы поднялись и начали танцевать под эти арабские мотивы. Я заметила, что в зал приходили и другие бедуины тоже с европейскими девушками. Бедуины переговаривались между собой, а девушки недоверчиво разглядывали друг друга. Это был единственный раз, когда мне удалось повеселиться.

В другую ночь все прошло не так гладко. Мы поехали все вместе в город поужинать. Я стояла одна на углу деревне, рассматривала фонари и курила. Мимо меня проехала белая машина Акрама, их было трое: Мохаммед, сам Акрам и та девушка-волонтер, которая тоже с ними тусила. Мохаммед спросил, хотела бы я поехать вместе с ними за едой. Я не отказалась. Мне просто нужно было развеяться, сменить обстановку, выехать из этой деревни, увидеть других людей, вспомнить, что они есть. Только сев в машину, и выехав из деревни, я поняла, что все они пьяны. Мохаммед вел машину резво, неаккуратно, быстро. С одной стороны дороги – все те же холмы, а с другой – обрыв. Я напряглась, но все же подумала, что может и в этот раз пронесет.

Мы вышли в центре города, и зашли в кафе, заказали еду. Пока я стояла и ждала, меня угостили фалафелем. Люди обычно любят меня угощать. Я увидела краем глаза, что Мохаммеда это взбесило. Он подошел ближе посмотреть в чем дело. С чего бы это? Он просто любит на все реагировать. Импульсивный и агрессивный. Как будто бы это все вокруг его собственность. На самом деле ему принадлежало ничего.

После еды мы еще немного покатались по городу. У бедуинов, самое большое развлечение, когда нет денег – это покататься на машине по городу пьяным. Их не любят в городе, не только за животный стиль жизни, который они ведут в деревне, но и за пьянство на дорогах, аварии и драки, которые устраиваю бедуины. Когда я услышала об этом впервые, даже мне показалось это грубостью, когда я увидела тому подтверждение – оказалась смущенной в их правоте.

Мне надоело напрягаться на каждом повороте. Мохаммед на протяжении всей дороги в шутку повторял одно и тоже: «Tonight accident. Everybody die». Может ему и не хотелось жить. Меня взяла дрожь. Я увидела, что он по настоящему пьян. Каждый раз, проезжая обрыв, мое тело вжималось в сидение, сердцебиение замедлялось, я переставала дышать. Зачем я это делаю? Может быть для меня это тоже было развлечением? Но рисковать жизнью и полагаться на случай? Это слишком даже для меня.

Иногда я совершала самые странные поступки, и теперь, оглядываясь назад, не могу распознать себя. Почему я так поступала и рисковала жизнью? Это было не впервые.

Однажды на Бали, когда я закончила очередной сезон детского лагеря и мне нужен был отдых – сменить обстановку, уехать в какое-то другое место, я выбрала соседний остров Нуса Пенида. Множество раз я слышала о нем, и мне хотелось узнать в чем отличия соседних тропических островов в Индонезии.

Когда я сошла с лодки на берег, везде был песок. Я подумала, а где же начинается дорога? И вдруг мне показалось, что здесь нет дорог, это же остров. Здесь всякое может быть. На таком тропическом, нетуристическом острове я никогда не бывала раньше. Хотя странное дело, он чем-то мне напомнил Хвар.

Я арендовала байк у местного жителя, когда сошла с причала. Он сам предложил мне взять его в аренду, назвав чуть завышенную цену, мне даже искать ничего не пришлось. Этот байк был намного тяжелее моего привычного Scoopy, хотя и не сильно отличался по габаритам или мощности.

Я ездила по острову без какого-либо плана, осматривая тропические заросли, натыкаясь на местных обитателей, как будто бы заставая их врасплох в самых неожиданных местах. Жизнь здесь протекает медленно и все улыбаются. Они рубили листья пальмы, складывали из них крыши дома и даже ставили стены. Из инструментов у них в руках были только мачете и веревки. На головах у них были панамки, а на ногах – шлепки. Такие воспоминания навсегда остаются в моей памяти. А я для них – очередной заехавший фаранг (турист, белый иностранец) на их остров.

В такие моменты ощущаешь полную свободу, забывая, что в любой момент можешь оказаться без бензина, застрять под тропическим дождем или столкнуться с местными жителями, требующими деньги за бесплатную парковку или просто заблудиться в джунглях. Неожиданно могут возникнуть и другие трудности, например, несчастный случай на дороге из-за размытого земляного слоя после вчерашнего ливня или семейство обезьян, мирно расположившихся посреди дороги и совершенно не ожидающих твоего появления здесь.

Я открывала для себя дикие пляжи, которые не соответствовали привычному представлению о переполненных курортах – здесь не было ни толп туристов, ни супермаркетов, ни симпатичных кафешек, а кофе здесь подавали на самодельном столе, стоящем на песке на берегу океана, под крышей сделанной из листьев пальмы.

Так, бесцельно катаясь по острову, ощущая ветер в волосах, наслаждаясь солнцем и океаном, радуясь улыбкам местных детей, увидевших белого туриста, и исследуя неизведанные дороги, которые обычно приводили меня к неожиданным приключениям, я остановилась на большой равнине, она завершалась обрывом, с которого открывался потрясающий вид на океан.

Я захотела большего – приблизиться и рассмотреть его вплотную, спуститься к подножию скалы и побыть в укромном месте, вдали от всех, как будто бы это место принадлежало только мне. Посмотреть на волны океана вблизи. Когда я занималась скалолазанием, мы тренировались на подготовленных скалодромах, незаконченных стройках в городе, и в походах на мраморных скалах Карельского перешейка, иногда зимой в минус двадцать. А здесь – океан, тропики и солнце. В своих силах я была уверена. Я захотела спуститься вниз по скалам скорее ради самого процесса, а не для того, чтобы потрогать океан. Весь спуск занял около получаса. Я наслаждалась каждым шагом, каждой веткой и камнем на моем пути, лучами солнца, что пронизывали лес. Когда я добралась до самого низа, и успев только немного насладиться волнами, которые обрызгивали камни бухты, я поняла что уже скоро заход солнца, наступает прилив, и я, если задержусь здесь ещё ненадолго, окажусь отрезанной от пути обратно по скалам, которыми я пришла, а подниматься вертикально вверх по скале – будет уже слишком опасно. Здесь действительно я точно никого не встречу – слишком укромное место, помощи ждать будет не от кого. Я собрала свои вещи и начала быстрый подъем наверх. Поднималась я по тому же пути, но теперь он был явно сложнее, чем до этого. Скрывающееся солнце создавало панику, вселяя чувство опасности. Я знала, что самым главным испытанием будет для меня не физическое, а психологическое преодоление суеты, не нервничать, не совершать быстрых, необдуманных ошибок, из-за которых я могу слететь вниз, действуй размеренно, четко, шаг за шагом. Я все время повторяла себе: «Im not gonna die here…Im not gonna die here…Not today…»

Вот и сейчас, я сижу в его машине и повторяю про себя все те же слова: «Im not gonna die here. No way». Я видела так много в своей жизни, и я еще ничего не успела сделать. Я не готова умереть сегодня. Я не дам тебе убить себя.

Зачем я снова создала для себя эту ситуацию, почему вновь оказалась в ней? Ведь я могла отказаться и не поехать вместе с ними.

Мы повернули на дорогу домой. Акрам и Мохаммед все время менялись местами, кто за рулем. Последним сел за руль Акрам. Он сказал, что Мохаммед слишком пьян. Он и сам недалеко от него отставал. Все это превратилось в кошмар. Я подумала, что если буду молиться всю дорогу, это не сильно поможет их состоянию и аккуратности вождения.

Дорога теперь выходила на обрыв. Сейчас будут 10 минут ада, подумала я. Отрезок дороги, на котором, даже в дневное время суток случаются столкновения и машины летят в овраг. No way. Я крикнула STOP THE CAR! Акрам дернул за ручник. Горячий чай обжег мою руку. Плащ оказался мокрым. Я с размахом открыла дверь и вышла из нее матерясь. Я шла в обратном направлении, подальше от этих чертовых бедуинов, допивая оставшийся чай, и матерясь на русском и английском одновременно. Эмоции зашкаливали, я не знала, что делать дальше. Я просто хотела уйти от них подальше. Проезжала мимо машина. И я посчитала, что сесть в нее будет безопаснее, чем оставаться здесь на одной улице с ними, и ждать пока они меня догонят. Я выкинула стакан с чаем и села в машину в машину к незнакомцам.

Я попросила отвезти меня к ближайшему банкомату. Мне сказали, что он в Movenpick, это было недалеко, в конце улицы. Я хотела, чтобы меня отвезли куда-нибудь подальше отсюда, but ok. Эти двое парней, сказали, что если тебе нужна еще какая-либо помощь, дай нам знать. Я спросила откуда вы – из деревни или города? Они сказали no way, мы отсюда, из города, мы не бедуины.

Я зашла в отель, и вежливо спросила где банкомат, как будто бы ничего не произошло. Мне указали правильное направление. Я шла по коридору и чувствовала себя в безопасности. Здесь меня никто не найдет. Этот чертов банкомат не выдавал мне деньги. Что черт возьми происходит? Я стояла и смотрела на него. У меня совсем не было денег на такси, чтобы добраться до деревни.

Я разворачиваюсь и направляюсь к выходу, вижу Мохаммеда, идущего мне навстречу. Я оторопела, потому что никак не ожидала его здесь увидеть. Он что-то в своем духе начинает мне говорить. Как же он ужасен. Безобразен. Зол. Ничего кроме ярости и отвращения я к нему не испытывала.

Я шипела ему в лицо, что не готова расстаться с жизнью, так глупо, здесь, по его воле, кто ты такой, чтобы лишать меня жизни? Потому, что у меня есть люди, которым не безразлична моя жизнь. Только эти слова застряли у меня в горле. Я запнулась. Я смогла вызвать в памяти только образ своих родителей – те, кому будет небезразлична моя смерть. Никому кроме них, не будет дела до меня. Я одна. И почувствовала из-за этого глубочайший стыд. И радость, что мне удалось от него это скрыть. Никто даже не заметит моего исчезновения. Наверно для меня самой это было открытием. Мне пришлось признаться самой себе в том, что никого кроме меня моя жизнь не интересует. А моё собственное отношение к своей смерти – лишь разочарование в том, что я не успею что-то сделать, поскольку у меня слишком много планов и ожиданий от неё, мечтаний, что когда-нибудь все будет по-другому, так, как этого захочу я.

Сколько же дерьма я вылила ему в лицо, наговорила ему кучу неприятностей, смотря ему прямо в глаза, только лишь для того, чтобы он отстал от меня, хотя все, что я сказала было правдой. Я спрашиваю себя зачем я все это сделала? Неужели ради развлечения? Это было веселее, чем сидеть дома. Чтобы испытать хоть какие-то эмоции, это было лучше чем ничего.

Я вышла из отеля, он шел за мной. Я не понимала, почему бы ему просто не поехать домой? Видимо, ему тоже хотелось приключений. Я шла впереди, он позади меня нес какую то чушь, что если увидит меня с кем то другим, то убьет и меня и его. Это было даже не смешно. Он шел за мной по следам на расстоянии 20 метров. Я зашла в другой отель, спросить нет ли у них банкомата. На ресепшн мне ответили, что банкоматы либо в Мовенпике, либо в центре города – на холме. У меня не было денег, чтобы доехать туда. Что же мне делать?

Я вышла из отеля и Мохаммед не глядя на меня заходит в тот же самый отель. Это уже чересчур. Наверное, зашел спросить зачем я заходила.

Внезапно передо мной останавливается белая машина. В ней Акрам. Похоже он больше не пьян. Очень вежливо, слишком вежливо, чтобы быть правдой он просит сесть меня в машину. Я прохожу мимо него, не обращая на него внимания, и захожу в ресторан, заказываю чай.

Что происходило далее, могу обозначить как необоснованное стечение обстоятельств, которое повергло меня в замешательство, и, несмотря на все мои попытки вести себя как ни в чем не бывало, сделать вид , что я тут вообще не причем, в конечном итоге именно я послужила триггером последующей неразберихе. Люди оборачивались и смотрели на меня, пытаясь понять при чем здесь я , потому что Мохаммед выкрикивал мое имя, я пряталась за колонной, но он увидел меня и направился в мою сторону, хозяин заведения остановил его, они спорили, я снова поднялась наверх, но любопытство взяло верх и я вернулась обратно на позицию наблюдателя. Я поднимаюсь на верхний этаж и вижу Мохаммеда, разговающего с хозяином заведения у входа в ресторан. Они знали друг друга. Тот ему что-то объяснял. Я спряталась за колонну, но он меня увидел и теперь направляется ко мне. Он говорит мне: «Либо ты едешь сейчас домой с нами, либо собираешь свои вещи и уезжаешь». Я думаю с хера ли, и говорю так, чтобы это было больше похоже на драму: «You are not the one who is going to tell me that». – No, I am.

Я разворачиваюсь и бегу наверх, пытаясь на ходу заплакать . Я хоть и была взволнована и расстроена, но помню, как чувства и эмоции мне приходилось подогревать искусственно . Я немного посидела за столом наверху, ко мне подошел официант, спросил в порядке ли я . Да нихрена я не в порядке, друг, и он мне говорит, посиди здесь, успокойся, сейчас все будет нормально. Я даже удивилась его заботливости и вежливости.

Ничего не происходит. Прошло 1,5 минуты, слишком тихо, надо спуститься, посмотреть что там. Одной здесь скучно сидеть. И почему меня никто не приходит и не успокаивает?

Ситуация продолжала развиваться по совершенно непредсказуемому сценарию, оставляя меня в состоянии полной разрозненности. Началась драка, она уже была в самом разгаре, когда я спустилась и просто стояла и смотрела, что будет дальше. Мне хотелось как то все это предотвратить, но слишком поздно, кто-то забрался на крышу машины Акрама и бьет битой на лобовому стеклу.

Я спускаюсь вниз и вижу их за стеклом, снаружи, как будто бы в витрине, человек двенадцать и белая машина, между ними происходит драка. Кто все эти люди? Конечно, это было событийно. Но в чем дело я понять не могла. В момент испуга, я всегда думаю: это не я, это не я. А кто блин? Потасовка началась серьезная, все посетители заведения встали из-за столов и смотрят попеременно то на меня, то на драку. Я не знаю как на это реагировать. Мне хочется стать невидимой. Исчезнуть, чтобы никто не заметил. Кто-то забирается на машину, у него в руках дубинка, он начинает бить по лобовому стеклу. Я замерла, мои глаза расширились. Посетители кафе здесь уже не на шутку встревожились и приготовились бежать, но выход только один и он заблокирован. Я крикнула: кто-нибудь вызвал полицию? Потом, когда дома меня спросили, кто вызвал полицию, я сказала, что не знаю. Я и вправду не знала.

Красно-синие огни. Приехала полиция, несколько машин, драка остановилась. Я направилась к выходу. Владелец заведения был весьма потрепан, рубашка нараспашку. Он на ходу потряс пальцем в мою сторону: «Это все из-за тебя, это все из-за тебя». Я не спорила. Абсурдное обвинение для тех, кто хочет приключений. Я стояла в недоумении. Кого-то увезли на скорой из-за сильных побоев. Офицер в форме спрашивает хочу ли я дать показания. Я отказываюсь. Я курю и делаю вид, что переживаю.

Приехал Резек. Мы все поехали в полицию. Я – в машине Резека, Мохаммед в полицейском машине, Акрам и та девушка – на белой машине. Мы провели час в полиции, потому что Мохаммеда обвинили в избиении того парня, которого отправили на скорой в госпиталь.

На следующий день Резек сказал мне, что Мохаммеда не арестовали только из-за его влияния и дружественных отношений с владельцев кафе, где все произошло. Ему кто-то должен и он попросил об услуге, чтобы его не упекли. Резек сказал, что «если ты еще раз себе позволишь что-то в таком духе.. I ll take my ID, go to police and you will be in jail». Я пропустила эти слова, отмахнулась от них как от чего-то самого нелепого, что могла услышать. Кто ты такой, чтобы угрожать мне? Кто ты мне такой, чтобы ставить условия?

Самое нелепое и забавное во всей этой истории – это то, что мы все вместе вернулись домой на одной машине. Я хочу понять все эти эмоции, что я испытывала прошлой ночью – это все фэйк и я сама себя заставила почувствовать их или же и это настоящее чувство, которое человек должен испытывать в подобных ситуациях. Я настолько растождествлена со своими эмоциями, что придумываю их, чтобы наполнить свою жизнь. То что произошло той ночью, просто какое-то дичайше совпадение ненужных, бессмысленных, неосторожных, необдуманных действий. Я не должна была оказаться там.

Я вижу, как вихрь событий плотно закручивается вокруг меня. Хотя, вероятно, этот циклон существовал всегда рядом со мной, меня лишь затягивает в него с непреодолимой силой с момента моего появления здесь. Я здесь не при чем. Это все они. Их действия и выбор, взаимоотношения создают эту бурю, а я лишь оказываюсь в эпицентре этого хаоса. Когда ситуация обострилась, в моей голове проскользнула ясная звучащая мысль, что мне могут причинить здесь вред люди или даже нанести серьезный ущерб мне или моей жизни. Однако тюрьма никогда не входила в мои планы. Я знаю, что некоторые богатые мужчины предпочитают путешествовать по странам, где идут военные действия, там где можно подержать оружие взаправду и пострелять, чтобы испытать сильные эмоции, адреналин. Наверно, мои отклонения из этой же серии.

На следующий день, когда я разговаривала с Омаром, я снова в который раз пересказывала историю о случившемся прошлой ночью с моей точки зрения, потому что истории разнились. Каким то образом меня стали негласно считать виновницей этого происшествия. Хотя это было не так.

**О, ты поменял лобовое стекло?**

"Какое лобовое стекло?"

"Переднее лобовое стекло."

"Да, поменял. И за это нужно заплатить, потому что оно разбито из-за тебя."

"Не думаю, что это так. Оно разбито, потому что кто-то был слишком пьян."

"Мохамед кого-то ударил?"

"Да, потому что у него была палка.»

"Я дрался?"

"Он ничего не помнит с той ночи."

"Серьезно? Я дрался? Как Брюс Ли?"

"Да… как Брюс Ли."

Все смеялись, но та ночь была невероятно драматичной.

Возможно, мне всегда хотелось дружить с плохими парнями, как и всем хорошим девочкам, быть частью их команды. Лучше быть среди опасных людей, чем с теми, чей характер ты не знаешь.

Думаю, что я уже свыклась с мыслью, что все эти люди вокруг меня – отражение моего внутреннего я. Все пороки, которые я вижу в других, существуют и во мне. Может быть, моя цель – найти мир с ними, и тогда я обрету мир с самой собой.

Когда я делилась событиями прошлой ночи, Омар внимательно слушал меня не принимая ничью сторону. Я рассказала о том, что наговорила Мохаммеду очень много гадостей прямо в лицо – вот как я была зла на него. И я даже наслаждалась этим, видя как мои слова попадают точно в цель, больно задевая его. Это доставляло мне странное удовольствие.

Омар слушал меня, а потом сказал: «Даже если я знаю что-то про человека, что может его сильно задеть, сделать ему больно и мы находимся во вражде, я все равно не скажу этого, даже будучи очень злым на него». Эти слова стали для меня откровением своего рода. В его словах было много чести и благородства, оказалось мне есть куда расти в человеческом плане, раз бедуин говорит мне такое. Меня заставило это задуматься, почему я причиняю боль другим, используя это как средство самозащиты? Это моя эссенция жизни, того, что я вывела для себя из детства: топтать топтать топтать ногами чужие чувства, чтобы мне самой было не так больно ощущать свои собственные. Обиженные в детстве люди редко церемонятся с чувствами других. Мы так привыкаем к боли, что начинаем находить облегчение в том, чтобы причинять боль другим. Это как будто бы временно снимает собственные болевые ощущения с незаживающих ран, вроде анальгетика. Это то, что не заметно взгляду, но видно всем. Этакая внутренняя ссученность. Я русская, поэтому мне даже не приходится извиняться и притворяться в своей «хорошести». Люди любят жалить. Я к этому привыкла, но вдруг поняла, что можно поступать и по-другому. Не обязательно переносить свою боль и неуверенность в себе на окружающих. Возможно, в этом и заключается настоящая сила духа – не причинять боль, даже когда у тебя есть такая возможность.

Через день, когда Резек вновь мне объявил, что я нарушаю правила его дома, он сказал: «Я больше не хочу видеть твое лицо. Собирай свои вещи и уезжай!». Где-то я уже слышала раньше такое?