Читать книгу (Не)разрушенная репутация - - Страница 4

Ноа

Я не новичок в прессе. Черт возьми, я для них практически золотой гусь, с помощью которого они, вероятно, кормят свои семьи. Ноа Пратт много раз попадал в заголовки газет, но сейчас была совершенно новая ситуация. Если этим стервятникам нравилось выставлять напоказ все то грязное белье, в котором я, казалось, постоянно оказывался (хотел я того или нет), то теперь в глазах всего мира печально известный вспыльчивый чемпион по боксу стал настоящим святым. Что было просто уморительно. Если бы я знал, что все, что для этого потребуется, – это поцеловать девушку с безупречной репутацией – Джину Бруно – на глазах у всех, я бы сделал это давным-давно.

Ладно, может, и нет.

С тяжелым вздохом я нажал кнопку блокировки на своем iPad, не потрудившись дочитать статью о том, что Джина, возможно, беременна от меня, и выскользнул из машины, направляясь к дому моей матери.

Двухэтажный коттедж с деревянной отделкой выглядел точно так, как я его помнил. Знакомые тонкие коричневые двери, деревянные окна, просторный, светлый и уютный интерьер. Даже для меня, который довольно давно жил один в дорогом пентхаусе в центре Лос-Анджелеса, этот дом казался настоящим домом. Хотя я заменил старые полы и окна, когда заработал свой первый миллион, и восстановил то, что мама и мой отчим не позволили мне выбросить. Мама любила этот дом, и не имело значения, что он помнил. Теперь он полностью принадлежал маме и Юджину – моему отчиму.

Из кухни донесся смех, голоса моей матери и сестры сливались воедино, и я прошел через маленькую гостиную, которая вела в нее.

Глаза мамы загорелись, когда моя высокая фигура появилась в дверном проеме.

– Ноа! – воскликнула она, бросая кухонное полотенце на стол и бросаясь обнимать меня, будто мы не виделись годами, а не неделю.

Вот такой была Вирджиния Пратт – шумной, любящей и всегда со счастливой улыбкой на лице. Редко можно было увидеть эту женщину озлобленной или хмурой. Через ее плечо я заметил, как Лана ухмыляется и одними губами произносит слова "маменькин сынок". Я показал ей средний палец, как сделал бы любой уважающий себя младший брат, в то время как наша мама пребывала в блаженном неведении. Но я любил свою сестру, и, черт возьми, я бы без колебаний убил любого, кто попытался бы причинить вред ей или остальным членам моей семьи. В этом-то и были наши различия; если мама и моя сестра были милыми и дружелюбными, то я был полной противоположностью. Что в значительной степени объясняло мою дерьмовую репутацию.

– Привет, мам, – я поцеловал маму в макушку и отступил назад, проходя на кухню и усаживаясь на высокий стул рядом с Ланой, не забыв при этом взъерошить идеально уложенные локоны сестры, за что получил тычок в бок, – И тебе тоже привет, Элана.

Она терпеть не могла, когда ее называли полным именем. Бросила на меня сердитый взгляд.

– Не могу поверить, что ты мой брат, – фыркнула она, но я заметил, как дернулись уголки ее губ, и Лана добавила: – Ноа Себастьян Пратт.

– Просто мистера Пратта, Лана, было достаточно, – сухо пробормотал я.

– Придурок.

– Заноза.

Мама ударила меня деревянной ложкой по лбу.

– Эй, за что?

Она указала на нас своим оружием.

– Прекратите спорить.

Мы с сестрой обменялись ухмылками, но прекратили подшучивать друг над другом. Для нас это было своего рода стандартным приветствием. Только эти несколько человек знали меня настоящего.

Настоящий Ноа Пратт не был тем придурком, за которого все его принимали. Настоящий Ноа Пратт, хоть и был немного грубоват, просто предпочитал, чтобы его оставили в покое.

Мои приятели всегда околачивались по барам или клубам, пытаясь подцепить кого-нибудь на одну ночь, в то время как я оставался дома, будь то в колледже или сейчас. Не поймите меня неправильно, я не монах, но я не горел желанием засунуть свой член в первую попавшуюся девушку. У меня было много предложений, но это было не по мне. Лана говорит, что я слишком старомоден для своих двадцати четырех лет, а я просто говорю ей, чтобы она не лезла не в свое дело. Мы были типичными братом и сестрой: в детстве постоянно ссорились, и Лана обычно брала надо мной верх, пока я не научился драться. Может быть, я и ударил ее пару раз, но в свою защиту скажу, что семилетний я не понимал, что бить женщин – это не круто, тем более что на самом деле я не думал о своей сестре как о женщине. Она была не женщиной, а просто… старшей сестрой и занозой в моей заднице. Сейчас мы переросли этот период, хотя по-прежнему часто спорим, как и сегодня, но все это делается с любовью. У меня замечательная семья. Очень жаль, что именно я был их родственником.

Юджин вошел на кухню с корзинкой в руках. Запах свежеиспеченного хлеба сразу же наполнил маленькое пространство, и у меня заурчало в животе.

– Ты как раз вовремя, сынок, – усмехнулся он, похлопав меня по плечу. – Надеюсь, кукурузный хлеб не испортит твои мышцы. Держу пари, ты уже забыл, каково это – питаться "правильно".

Я откинулся на спинку стула и слегка улыбнулся, покачав головой. Когда я был маленьким, Юджин и моя мама открыли пекарню. Они оба были отличными пекарями. Так эти двое стали семьей. Два партнера в небольшом бизнесе, два друга. Юджин был отличным парнем, относился к нам с сестрой как к родным детям и, самое главное, обожал мою мать, которая, черт возьми, заслуживала любви всего мира.

Юджин был моим отцом, и другого для меня не существовало. Он вытащил нас из темноты, из нищеты, в которой мы тонули, когда мой настоящий отец потерял все, что было у нашей семьи. Именно Юджин отдал меня в бокс, и благодаря ему я стал чемпионом. Но гены есть гены, верно? Каким бы крутым и любящим ни был мой отчим, кровь моего отца, чье имя я предпочел бы вообще стереть из своей памяти, все равно кипела в моих жилах. У меня была фамилия Юджина, но выглядел я как Эллиот Рэсс, у которого был судебный запрет на приближение к моей семье. Он был игроком и наркоманом. Не человек, а его оболочка.

Лана и мама снова зашептались у плиты, где кипела кастрюля с чем-то ароматным. Они привлекли мое внимание, и я покосился на двух женщин.

– Вы не хотите поделиться со всей комнатой тем, о чем вы шепчетесь? – проворчал я, прекрасно понимая, о чем они тихо беседуют. – Если вы хотите быть незаметными, я бы посоветовал вам выключить свои телефоны.

Лана быстро вернулась на свое место, выключив телефон, на экране которого появилось большое зернистое фото меня и Джины возле полицейской машины.

– Чего ты хотел? – проворчала в ответ она, указывая на меня пальцем. – Ты сидишь взаперти в своей квартире, а новость распространяется уже больше недели.

– Лана, – прошептала мама, – не дави на него.

Лана проигнорировала мать, а Юджин, который хихикал, вероятно, пожалел, что у него в руках нет попкорна, чтобы сделать допрос более интересным.

– Джина Бруно? – моя сестра приподняла бровь и уперла руки в бока. Она была миниатюрной, с такими же темно-карими глазами и каштановыми волосами, как у меня и нашего отца, но с маминым темпераментом. И Лана была чертовски любопытной. Она взмахнула рукой. – Ты хочешь сказать, что я пропущу новость о том, что ты поцеловал дочь самых отъявленных идиотов во всем Голливуде на глазах у всех? Какого черта?

Я закатил глаза.

– Не верь всему, что пишет пресса, – я сделал глоток сока из ее стакана. – Ты же знаешь, как быстро распространяются слухи.

– Твой язык, который был у нее в горле, говорит об обратном.

– Лана! – Мама попыталась снова: – Боже мой, ты такая грубая…

Ругань в нашей семье была не в новинку, но я пока придержал язык, решив вместо этого спровоцировать сестру. Мой взгляд невольно переместился к окну, откуда открывался вид на соседний дом. Лана в чем-то была права. Родители Джины были ужасными людьми, претенциозными и помешанными на своей репутации. Отчасти из-за них я сделал то, что сделал: притворился бойфрендом Джины, взял вину на себя, получил отстранение на сезон, только чтобы спасти их дочь от заголовков.

Кому-то пара ударов может показаться пустяком, но в нашем мире, среди элиты, это может стоить тебе всего. Кара терпеть не могла Джину, а Джей Ти все еще переживал из-за того, что проиграл мне чемпионский пояс в колледже. Это была прекрасная возможность подставить и меня, и Джину. Или, может быть, это было просто совпадение. Я ведь случайно оказался на парковке, когда Джей Ти предложил "наверстать упущенное" своей бывшей девушке. Он был пьян и распускал руки. Я не мог стоять в стороне, когда из-за его широких плеч выглянуло испуганное лицо Джины. Все, что я увидел, было красным. Если бы я и пальцем не пошевелил ради родителей Джины, то ради Джины был готов на все. И, вероятно, это относилось не только к прошлому, но, как вы могли заметить, и к настоящему.

Когда мистер и миссис Бруно впервые предложили мне присматривать за их дочерью в обмен на солидную сумму, я подумал, что она будет такой же, как Кара. Избалованная девчонка, жаждущая внимания. Но Джина была лучшим человеком, которого вы только могли знать.

Я часто задавался вопросом, что бы я хотел с ней сделать: задушить эту девушку, у которой всегда хватало наглости ставить меня на место, или поцеловать эти чертовы идеальные губы, которые извергали в мой адрес проклятия, когда я таскался за ней. Она была приветливой ко всем, кроме меня. Но именно это и привлекало в ней.

Тихий омут, но со своими демонами.

Но она всегда была недосягаема. Все это могли видеть. Будучи вспыльчивым ребенком из семьи, которую считали ниже Бруно, я бы погубил ее, разрушил все, над чем работала ее семья.

Репутация.

Идеальная дочь из идеальной семьи.

Я был пятном на ее безупречном имидже.

Но, я больше не был подростком, который нуждался в их помощи, и, поскольку я наконец-то обрел свой статус, я все еще не стал останавливать все слухи, которые распространялись по миру подобно проклятому торнадо.

Я думал.

Я много, очень много думал о том, что мне делать.

Наконец, решив нарушить молчание, я прочистил горло:

– Поцелуй был ненастоящим, – сказал я, переводя взгляд с одного члена семьи на другого. – Либо так, либо нас с Джиной, вероятно, оштрафовали бы. Я… Я просто не думал, что новость распространится таким образом.

Мама улыбнулась мне доброй улыбкой.

– Ты все еще не принимаешь тот факт, что ты знаменит, Ноа, – она начала наполнять наши тарелки едой, – Все, что ты делаешь, будет предано огласке. И добавь к этому кого-нибудь с фамилией Бруно, и… вы уже можете видеть, во что это вылилось. Удивительно, что Дарла и Рон до сих пор хранят молчание. Тебя не было в их списке идеальных кандидатов для их дочери.

– Они тоже не были в наших списках лучших невест, – пробормотала Лана, всегда защищавшая своего младшего брата, даже если я уже давно им не был. Она посмотрела на меня: – Знаешь, мне любопытно, а ты – моя семья, Ноа. Я не хочу вдаваться в подробности. Видит бог, у меня своя жизнь, но что ты собираешься с этим делать? Тебе нужно поговорить об этом с Джиной и постараться сделать так, чтобы никто не пострадал. У нее, насколько я знаю, впереди Олимпийские игры, а ты опять планируешь завладеть чемпионским поясом.

– У Коула есть план, – сообщил я, все еще скептически относясь ко всему, что придумал мой агент, – Он предложил подождать еще немного. Если слухи не прекратятся, я свяжусь с Джиной.

– Какой у нас план? – Юджин впервые задал вопрос.

Я покачала головой.

– Я не могу говорить об этом, и прежде чем ты посмотришь на меня щенячьими глазами, я прекращу эту драму: это касается не только меня, но и Джины, так что это останется между нами. Будем надеяться, что она не пошлет меня к черту.

Мама усмехнулась.

– Она умела усмирить тебя, когда вы были детьми.

– И я помню, как это бесило его, – добавила Лана со смешком.

Это было правдой. Если я был огнем, то Джина была тем чертовым топливом, которое заставляло меня разгораться еще сильнее. Не на нее конечно, но я бил свою боксерскую грушу в подвале этого дома после малейшего контакта с этой девушкой.

Я вспомнил разговор со своим агентом. Он излагал свой "блестящий" план, а я просто недоверчиво смотрел на него.

– Это не сработает. Ни за что, ни при каких обстоятельствах. Плохая идея, Коул.

Коул вздохнул, потирая виски.

– Послушай, просто постарайся набраться терпения. План продуман, Джина хороший человек, и ты знаешь, что она тебе нужна.

– Тебе легко говорить, – проворчал я. – Тебе не придется иметь с ней дело.

– Только подумай о рекламе, а она уже есть, – указал он, стараясь, чтобы его голос звучал оптимистично. – Это будет здорово для твоего имиджа.

– Да, но мой имидж полетит в тартарары, если кто-нибудь увидит, как я душу ее в каком-нибудь переулке за рестораном.

Как бы я ни старался сопротивляться, на кону стояла моя жизнь. Моя репутация. Шанс исправить все ошибки, которые я совершил за эти годы. Я мог отказаться, оставаясь человеком, который напал на зрителя в разгар собственного боя, человеком, который разбивал камеры репортеров, человеком, в которого меня превратили.

Я мог отказаться.

Но я этого не сделал.

Все, что оставалось, – это убедить Джину, попросить ее согласиться. Попросить ее, впервые в жизни, пойти по темному пути, не имея возможности гарантировать, что я не разрушу все, что у нее есть.

Боже, я действительно собирался набрать номер Джины Бруно в ближайшем будущем и, ради всего святого, быть с ней вежливым.