Читать книгу Чарльз Мэнсон, ЦРУ и тайная история шестидесятых - - Страница 11

Первым, у кого я взял интервью, был Джулиан Вассер, фотограф журнала «Лайф». Когнитивный диссонанс, ставший моим верным спутником на протяжении всей работы над статьей, я ощутил почти сразу же. С источниками я обычно встречался в выбранном ими модном ресторане – в тот раз это был «Ле пети фур», залитое солнцем уличное кафе в Западном Голливуде, – и уже через несколько минут, стоило разговору свернуть на тему насилия, как окружавшая нас шикарная обстановка начинала казаться совершенно неуместной. Так было и в случае с Вассером, который за салатом нисуаз с тунцом поведал мне об одном из самых печальных дней в своей жизни.

Спустя несколько дней после убийств Вассер по редакционному заданию «Лайф» сопровождал Романа Полански во время его первого после возвращения из Лондона визита в дом на Сьело-драйв. Один из сделанных тогда Вассером снимков стал истинным воплощением горя. Ссутулившийся и опустошенный Полански в обычной белой футболке сидит на крыльце своего дома, старательно отводя глаза от полустертого слова «свинья», написанного на входной двери кровью его жены.

«Мы слишком поторопились», – сказал мне Вассер. Он тенью следовал за Полански, пока тот бродил по залитым кровью комнатам. Дом уже не казался домом, это было место сбора улик. «После снятия отпечатков пальцев вся спальня и телефоны там были усыпаны порошком, а на ковре – кровь. Густая, как желе». И ее было так много, что она, по словам Вассера, никак не могла высохнуть. «Ты по-прежнему чувствовал ее запах… Соленый, плотский». Запах напомнил ему скотобойню.

Вассер моментально пожалел, что взялся за эту работу. Однако Полански настаивал на его присутствии, даже в самые эмоциональные моменты. И он не играл на публику, по крайней мере не совсем. В надежде поспособствовать раскрытию убийств Полански привез с собой экстрасенса Питера Херкоса, заслужившего кое-какую славу якобы имевшимся у него даром ясновидения. Вассера попросили передать копии сделанных им фотографий Херкосу, чтобы тот потом мог извлечь из них «психические вибрации».

Полански повел их в детскую, которую Тейт тщательно обставила и украсила в ожидании малыша. «Роман подошел к детской кроватке и тут же заплакал. Я сказал: „Это слишком личный для вас момент, мне не стоит здесь находиться“, а он ответил: „Пожалуйста, не надо меня сейчас снимать“. За всю свою карьеру я не видел ничего печальнее. Мне кажется, я никогда не ощущал неуместность своего присутствия сильнее, чем тогда, хотя он сам позвал меня туда… Это просто чудовищно, – добавил Вассер, – войти в спальню беременной женщины и увидеть самую сокровенную ее часть, сплошь засыпанную порошком для снятия отпечатков пальцев, понимая, что там произошло».

Херкос, как выяснилось позже, не разделял нахлынувших на Вассера возвышенных чувств. За неделю до того, как «Лайф» опубликовал свою статью, полученные незаконным путем фотографии Вассера появились на первой странице таблоида «Голливуд ситизен ньюс». Экстрасенс с легкостью продал переданные ему дубликаты снимков вместе с вибрациями и всем прочим.

Вассер описал «грандиозный страх», охвативший Лос-Анджелес после убийств. «Я жил в Беверли-Хиллз. Если бы ты тогда заявился к кому-то домой, тебя бы точно не впустили. Привычные эгоизм и паранойя усилились во сто крат. Появился лишний повод не открывать никому дверь».

Во время первых интервью я слышал подобное не раз. В городе, как сообщалось, резко выросли продажи охранных сигнализаций и систем безопасности, а его обитатели стремились как можно скорее избавиться от своих запасов наркоты. В той самой статье «Лайф», которая сопровождалась фотографиями Вассера, есть одна знаменитая строка, чей источник остался неизвестным: «По всему Беверли-Хиллз разносится звук смываемых сливных бачков: у канализации Лос-Анджелеса чуть не случился передоз» [49].

Некоторые прибегали к более радикальным мерам предосторожности. По словам пресс-агента Уоррена Коуэна, его клиент Стив Маккуин появился на похоронах своих друзей Тейт и Себринга с пистолетом за поясом. Актера мучили те же опасения, что и остальной Голливуд: там все тогда подозревали, что убийца может по-прежнему бродить поблизости. Журналист «Вэнити фейр» Доминик Данн, известный своими репортажами об индустрии развлечений, сказал мне: «Голливуд действительно изменился… Танцы стали другими. Наркотики стали другими. Даже трахаться стали иначе». Лично его с женой произошедшее напугало настолько, что они на время отправили детей к бабушке, в Северную Калифорнию.

Дочь Фрэнка Синатры, Тина, рассказала, как ее отец нанял охранника. «Он несколько месяцев дежурил у нас дома от заката до восхода,– объяснила она.– Кажется, мама чуть не закормила его до смерти. Он носил униформу и пистолет и всю ночь сидел у нас на кухне. Я хорошо помню, какие тогда в городе царили настроения… Главным был страх».

В 1999 году этот страх, кажется, по-прежнему был жив-здоров, по крайней мере, среди тех звезд Голливуда, которые отказались говорить со мной, хотя с момента убийств прошло уже тридцать лет. Я получил резкий отказ от друзей Тейт, Полански и Себринга – иногда яростный, порой в виде лаконичных электронных писем или вежливых телефонных звонков. «Не заинтересован». «Не впутывайте меня в это». Или всего одно слово: «Нет». «Нет» сказали Уоррен Битти и Джейн Фонда. «Нет» и «нет» от Джека Николсона и Денниса Хоппера, которые, по общему мнению, оба были близки с Тейт и Полански. Кэндис Берген, на момент убийств бывшая подружкой Терри Мелчера, тоже сказала «нет» – как и Дэвид Геффен, и Миа Фэрроу, и Анжелика Хьюстон, среди прочих.

По мере накопления отказов я и сам поддался паранойе. У них там что, одна методичка на всех? Я всего лишь спрашивал, не готовы ли они высказаться на тему последствий этих убийств для голливудского сообщества: вряд ли такое можно счесть вмешательством в личную жизнь. К тому же «Премьер», полностью посвященный кинобизнесу, обычно вызывал у этой публики больший энтузиазм. Брюс Дерн – «нет». Кирк Дуглас – «нет». Пол Ньюман – «нет». Эллиотт Гулд, Энн-Маргрет, Хью Хефнер – «нет», «нет», «нет». В общей сложности мне отказали более трех десятков человек. Некоторые из них прикрывались своей известностью, но причины отклонить мою просьбу нашлись даже у тех, о ком уже стали забывать. Все шло к тому, что мне вскоре придется писать статью о Голливуде, в которой не будет никого из Голливуда.

В надежде наскрести хоть что-то поинтереснее я обратился к менее известным личностям. Питер Барт, много лет проработавший редактором журнала «Вэрайети», в свое время довольно близко общался с Полански, и его рассказ дал мне некое подобие зацепки.

«Должен признаться, эта тусовка меня слегка пугала,– заявил Барт, имея в виду круг общения Полански и Тейт.– Их окружала аура опасности… ты инстинктивно ощущал, будто там ее усиливает буквально каждый, так что ситуация вот-вот может выйти из-под контроля. Мы с женой до сих пор это обсуждаем. Любой, кто умаляет значение случившегося, просто не знает, о чем говорит».

Так я впервые лично столкнулся с точкой зрения «Дико живешь – дико умрешь»: идеей о том, что круг общения Полански, с его вакханальными вечеринками и гниловатой моралью, закономерно привел к совершению этих убийств. Я решил, что такая идея, возможно, не лишена смысла. Убийства ведь были раскрыты, жертвы, казалось бы, не сделали ничего такого, что могло бы их спровоцировать, однако Барт и прочие, с кем мне еще предстояло поговорить, по-прежнему утверждали, что во всем виноват образ жизни погибших.

Мне нужно было выйти на кого-то, кто лучше знал Шэрон и Романа, на человека, который лично бывал на их предположительно зловещих вечеринках. Но я по-прежнему получал одни отказы. Случайно узнав, что Дайан Лэдд на момент убийств была замужем за Брюсом Дерном и вращалась примерно в тех же кругах, что и Тейт с Полански, я связался с ее менеджером. Она пообещала мне организовать интервью, но на следующий день перезвонила, сообщив, что у Лэдд случилась «сильная эмоциональная реакция». Менеджер призналась: «Не знаю уж, что произошло с Дайан в шестидесятые, но она не хочет иметь никакого отношения к вашей статье. Она даже сказала мне, что, если в этом материале появится ее имя, то она свяжется со своим адвокатом».

Еще одно «нет» я получил от Питера Фонды. Вскоре после его отказа я неожиданно наткнулся на него – кто бы мог подумать! – на заправке посреди пустыни Мохаве, примерно в пяти часах езды от Лос-Анджелеса. Он был в кожаных штанах и на «харлее». Я насел на него с визитной карточкой наперевес, стараясь изложить свою просьбу как можно лаконичнее. Он, казалось, воспринял мои слова адекватно. Однако позже, когда я вновь попросил его об интервью, ответом снова стало «нет».

Я рассказал о потоке отказов Питеру Барту. Его по-прежнему интересовала моя работа, особенно когда по прошествии нескольких месяцев я начал понимать, что Мэнсон, вполне вероятно, был связан с Голливудом гораздо больше, чем кто-то готов признать. «Потрясает сам факт, – заявил Барт, – что все они говорят „нет“».