Читать книгу Чарльз Мэнсон, ЦРУ и тайная история шестидесятых - - Страница 6

Устроенное первобытное кровопролитие – убитая беременная кинозвезда, мужчина, продырявленный кухонной утварью, – подтвердило ощущение разлада в американском обществе. Бунтарский дух шестидесятых принял слишком экстремальный оборот. Нечто подобное рано или поздно должно было случиться – по крайней мере, так казалось постфактум. Подспудно копившаяся ярость не могла сдерживаться вечно.

Вся страна погрузилась в обсуждение этих событий, в поиски мотива и преступников, а потом и в сенсационный судебный процесс 1970 года, продлившийся девять с половиной месяцев. Однако в первые четыре месяца Мэнсону и его подельником обвинений никто не выдвигал. Подозреваемых не было, виновные оставались на свободе, в результате поползли неприятные слухи и напряжение достигло апогея. Какое-то время полиция утверждала, что эти два эпизода не связаны между собой: Ла-Бьянка якобы стали жертвами нападения подражателя. Даже Трумену Капоте, всего три года назад выпустившему «Хладнокровное убийство»[10], страстно захотелось поспекулировать на этой теме, и он отправился на вечернее телешоу, где поделился своими «фантазиями» о мотивах убийств. По его словам, в произошедшем был повинен один и тот же человек, который действовал в порыве ярости на фоне паранойи.

Дни превращались в недели, недели – в месяцы, но две отдельные группы детективов полиции Лос-Анджелеса – одна, работавшая по делу Тейт, другая по делу Ла-Бьянка, – так и не догадались обменяться информацией, полагая, что преступления никак не связаны. Видя, как детективы теряют драгоценное время на проверку притянутых за уши зацепок, пресса обрушилась на них с насмешками, ставя под сомнение их работу. Почти четыре месяца полиция твердила, что у нее нет убедительной версии, кто совершил одно из самых ужасных массовых убийств в истории страны.

Стоит ввязаться в более-менее длительную дискуссию об этих преступлениях, и в разговоре непременно всплывет знаменитое высказывание Джоан Дидион из «Белого альбома»[11]: «9 августа 1969 года шестидесятым пришел конец… В тот день напряжение спало. Паранойя материализовалась». В приведенных словах есть зерно истины. Однако все произошло не так стремительно. Процесс начался в тот день, но завершился на самом деле только 1 декабря 1969 года, когда полиция объявила, что преступления раскрыты, и общественность впервые узнала имена убийц. Именно тогда паранойя нашла свое финальное воплощение, то был последний вздох идеализма шестидесятых.

В штаб-квартире Департамента полиции Лос-Анджелеса его глава Эдвард М. Дэвис подошел к выстроенным в ряд пятнадцати микрофонам и объявил ошеломленной толпе из двухсот репортеров, что дело раскрыто. Суд выдал ордера на арест Чарльза Уотсона, Патрисии Кренуинкел и Линды Касабиан. Имена остальных соучастников будут названы до представления обвинительного заключения на суд Большого жюри[12]. Ко всеобщему удивлению, Дэвис также сообщил о связи убийств в домах Тейт и Ла-Бьянка. Кроме того, подозреваемые, возможно, причастны к совершению ряда других нераскрытых убийств.

В тот день Дэвис не упомянул Мэнсона и Сьюзан Аткинс, поскольку они и так уже находились под стражей. В середине октября Мэнсона вместе с группой последователей арестовали по подозрению в угоне автомобилей – они скрывались на ранчо Баркер, в неприступной Долине Смерти[13]; укромность этого убежища превосходила даже уединенность ранчо Спэн. Аткинс взяли под стражу по обвинению в другом, никак не связанном с этим делом преступлении – убийстве Гэри Хинмана, давнего приятеля Мэнсона. Она находилась в Сибил Брэнд, женском исправительном учреждении округа Лос-Анджелес, где начала хвастаться сокамерницам, что участвовала в убийстве Тейт. Ее прометчивая откровенность позволила лос-анджелесской полиции совершить прорыв в деле и найти связь между фактами, которые четыре месяца были у нее перед глазами.

Журналисты ухватились за эту историю. Изображения Мэнсона и участников «Семьи», сделанные во время ареста фотографии красовались на первых полосах изданий и телеэкранах по всему миру. Возник глубокий когнитивный диссонанс. Показанные лица не принадлежали закоренелым преступникам или сбежавшим сумасшедшим. Это были хиппи, типичные «дети цветов» в сиянии наивной юности: небритые длинноволосые мужчины с бусами, в куртках из оленьей кожи; женщины со спутанными немытыми волосами, в синих джинсах и крашенных в технике тай-дай[14] топах на голое тело.

И говорили они тоже, как хиппи: проповедовали идеалы свободной любви, отрицали моногамию и брак, высказывались в пользу сексуальных экспериментов. Они жили в бродячих коммунах, разъезжали по Золотому побережью в раскрашенных в неоновые цвета автобусах и развалюхах, собранных из разномастных запчастей. Они верили, что галлюциногены укрепляют дух и расширяют сознание. Они устраивали домашние роды и воспитывали детей все вместе, в самых простых условиях.

Однако в других аспектах их философия сводилась к гностицизму, граничащему с теологией. Времени не существует, заявляли они. Нет ни хорошего, ни плохого, ни смерти. Человеческое существо – и Бог, и дьявол сразу, одно с другим переплетено. Всё во вселенной – неразделимо, находясь в единстве с самим собой. Моральный кодекс «Семьи», если таковой вообще существовал, был полон противоречий. Убивать животных считалось неправильным – даже со змеями и пауками, заползавшими в их хибары, полагалось обращаться бережно, – зато убивать людей было нормально, поскольку человеческая жизнь по сути не имеет ценности. Убить кого-то все равно что «отломать крошечный кусочек от космического печенья», как выразился впоследствии Текс Уотсон [20]. Смерть в любом случае надо принять, ибо она наполняет душу чувством единства вселенной.

Откуда взялись эти убеждения? Убийцы выросли и получили образование в самых обычных крепких американских общинах, ни одна из которых не признала их своими. «Семья», с ее оторванной от реальности жизнью в коммунах, сексуальной раскрепощенностью и культом ЛСД, стала неким экраном, на который любой мог спроецировать свои страхи перед политикой и вызовами той эпохи. Притягательность движения хиппи заключалась в его готовности отказаться от давно устоявшихся институтов в пользу новых и еще неопробованных. После убийств в доме Шэрон Тейт стало казаться, что хиппи и всякие фрики – это не просто забавные маргиналы, что они действительно могут разрушить существующий порядок. Их неразборчивость в связях неизменно вызывала осуждение со стороны встревоженных моралистов, а кто-то и вовсе испытывал плохо скрываемую зависть. Родители опасались, что их дети могут бросить школу, стать хиппи и никогда не найти себе приличную работу. Подростки повально увлекались путешествиями автостопом. В традиционном обществе устоялось мнение, будто хиппи в целом безобидны, однако становиться одним из них настоятельно не рекомендуется. И хотя было зафиксировано несколько случаев насилия, приписываемых хиппи, ничего подобного жестоким, спланированным, методичным убийствам, совершенным «Семьей» Мэнсона, ранее не случалось. И не забудем о преступлениях, мотивы и количество жертв которых так и остались невыясненными. По некоторым оценкам, за те четыре месяца 1969 года тридцать три человека, возможно, были убиты лишь потому, что кое-кто приказал это сделать [21]. Произошедшее действительно было чем-то совершенно иным.

12 декабря, когда общественность еще не оправилась от новостей о предъявлении обвинений, статья в журнале «Тайм» провела не лишенные смысла параллели между хиппи и насилием. Издание предупреждало: «на призывах движения к свободе» с легкостью взращиваются не только мирные граждане и пацифисты, но и «преступники и психопаты» [22]. Однако, задавался вопросом «Тайм», «не могут ли детям, которые бросили школу ради добра и заботы, любви и красоты, потом приказать убивать?» Доктор Льюис Яблонски, социолог, написавший книгу под названием «Путешествие хиппи», утверждал, что многие представители этого движения были «одинокими, отвергнутыми обществом людьми»:

Даже если они ведут себя так, словно исповедуют любовь, они могут быть начисто лишены истинного сострадания. Вот почему они способны убивать так буднично… Многие хиппи почти мертвы внутри с социальной точки зрения. Некоторым требуются сильные эмоции, чтобы почувствовать хоть что-то. Им нужны странные, яркие действия, дабы ощутить себя живыми – секс, насилие, обнаженка, все виды дионисийских наслаждений.