Читать книгу Чарльз Мэнсон, ЦРУ и тайная история шестидесятых - - Страница 12

И все же нашелся один крупный игрок, согласившийся поговорить со мной, – Винсент Буглиози. Он не только выразил готовность дать интервью, но и пригласил меня в свой новый дом в Пасадене, тот самый, где много лет спустя будет угрожать мне «так навредить, как [тебе] еще никто не вредил», если я только решусь опубликовать свои выводы.

Во время нашей первой встречи признаков подобной враждебности он не проявлял. Солнечным весенним днем Буглиози уделил мне целых шесть часов своего времени, пока возил меня по городу, показывая связанные с преступлением места, и наслаждался долгим обедом со мной в одном из любимых ресторанов. Его внимание мне льстило – передо мной все же сидел человек, сумевший упрятать в тюрьму одного из монстров двадцатого века. Позже я задамся вопросом о мотивах, стоявших за его великодушием.

За время работы в прокуратуре любой успевает нажить себе немало врагов, а Буглиози, как мне стало известно, нажил их даже больше, чем остальные, причем как в офисе окружного прокурора, так и за его пределами. Но, несмотря на то что ему когда-то угрожал смертью сам Мэнсон, он жил в доме, на удивление незащищенном, типичном для пригорода. Когда я приехал к ним в апреле 1999 года, Буглиози и его сорокатрехлетняя жена Гейл еще не до конца распаковали вещи. Приветствуя меня крепким рукопожатием, седовласый, худощавый и голубоглазый Буглиози извинился за стоявшие повсюду коробки. В гостиной горшки и вазы чуть не лопались от всевозможных видов цветов – живых, засушенных, искусственных.

Их кухня, украшенная любимыми безделушками Гейл с изображением петушков и курочек, могла бы сойти за декорацию для ситкома пятидесятых. Буглиози взял на руки лысого кота, тершегося о его ногу, и сообщил мне, что это редкая сиамская порода. Кота звали Шерлок, «потому что он вечно все разнюхивает». Гейл поставила перед нами тарелку с печеньем и две чашки чая со льдом.

Буглиози оказался тем еще собеседником. Он окатывал меня цунами слов, то и дело вскакивая со стула без всякой видимой причины. Хлопотавшая на кухне Гейл в сравнении с ним выглядела островком спокойствия. Я заметил, как она закатила глаза, когда ее муж заявил мне, что вышедшая в 1976-м экранизация «Helter Skelter»[22] стала «фильмом номером один в том году» и «получила самые высокие рейтинги в истории телевидения, пока не уступила первенство „Корням“[23]». По сути, Буглиози все эти тридцать лет выписывал один и тот же круг почета, так что его тезисы давно уже приелись. Заставить его свернуть с наезженной колеи было непросто. Возя меня по городу, он словно и не выходил из зала суда, где продолжал препираться с Мэнсоном. Порой казалось, что Буглиози чуть ли не дословно цитирует свою книгу. На первый взгляд, он был очень общительным и отвечал на вопросы с явной охотой, но все, что он говорил – на протяжении многих часов, – было давно известно.

По-прежнему надеясь нащупать оптимальный подход к материалу, я попытался осторожно вывести собеседника на тему подмеченных мной в «Helter Skelter» слабых мест. Прежде всего, как копы умудрились упустить из виду такое множество улик – почему они не раскрыли дело намного раньше? Буглиози в ответ, как и в своей книге, сослался на небрежную работу полиции. Не будь его, заявил он, копы вообще бы не раскрыли это дело.

Я попросил его рассказать о смотрителе Уильяме Гарретсоне, единственном выжившем в ту ночь на Сьело-драйв. Гарретсон жил в скромном гостевом домишке, расположенном на некотором удалении от главного дома. Его показания выглядели настолько неправдоподобными, что полиция Лос-Анджелеса поначалу сочла его главным подозреваемым. У Гарретсона тогда играла громкая музыка, которая, как он клялся, заглушила звуки убийств. Из-за своей стереосистемы он абсолютно не слышал жестокой бойни, хотя крики и выстрелы раздавались всего в шестидесяти футах[24] от окна его спальни. Буглиози признал правдивость слов смотрителя, хотя и неохотно. Полиция, напомнил он мне, проводила звуковые тесты, и их результат подтвердил показания Гарретсона [50].

Я перешел к Терри Мелчеру. Если Мэнсон хотел преподать ему урок, зачем тогда приказал убить людей, которые фактически не имели к Мелчеру никакого отношения, кроме того, что спустя некоторое время жили в том же доме? Мелчер не был знаком ни с одной из жертв в доме Тейт. Насколько я знал, он никогда не встречался ни с кем из них, даже мимоходом. Кроме того, по собственному признанию Буглиози, Мэнсон отправил своих последователей в дом на Сьело, прекрасно зная, что Мелчер там больше не живет.

Буглиози уклонился от ответов на эти вопросы, взамен рассказав об ужасе, который Мелчер испытывал во время судебного процесса и на протяжении нескольких лет после него – из опасений, что Мэнсон или кто-нибудь другой из «Семьи» по-прежнему желает его смерти. Не может ли он свести меня с Мелчером? Казалось, просто задав этот вопрос, я заставил Буглиози занервничать. Он заявил: мне будет трудно заставить Мелчера говорить. Позже, когда мне все-таки удастся выйти на Мелчера, я пойму почему.

Ближе к концу нашего многочасового разговора, когда солнце уже садилось за горизонт, я спросил Буглиози, не может ли он поделиться со мной информацией о случае, который раньше не становился достоянием общественности, – последний проблеск журналистской надежды. Судя по его нахмуренным бровям, он задумался над этим всерьез. Я достал из сумки книгу «В ожидании солнца» Барни Хоскинса, рассказывающую о музыкальной индустрии Лос-Анджелеса. Я взялся читать ее, готовясь к написанию статьи – из-за большого количества полученных отказов у меня образовалось больше свободного времени, чем я ожидал, – и хотел, чтобы Буглиози взглянул на подчеркнутый мной фрагмент. По утверждению Хоскинса, в доме Тейт было снято несколько садомазофильмов, а какого-то наркоторговца однажды на вечеринке связали и выпороли против его воли [51]. Другие источники, включая вышедшую в 1971 году книгу Эда Сандерса «Семья», приводили похожие факты, однако Буглиози почему-то пренебрег возможностью включить в «Helter Skelter» столь сочный эпизод.

Буглиози выглядел так, словно увяз во внутренней дискуссии. Выдержав длинную паузу, он попросил выключить диктофон. «Не подписывай это моим именем, – начал он. – Просто скажи, что сведения поступили из очень надежного источника». (Позже я объясню, почему рассматриваю сказанное как записанное на пленку.)

Вступив в дело, Буглиози узнал от детективов, что они нашли на чердаке дома на Сьело-драйв одну видеокассету. По словам полицейских, кадры, явно снятые Полански, запечатлели, как Шэрон Тейт принуждают к сексу с двумя мужчинами. Сам Буглиози эту кассету не видел, но сказал тогда детективам: «Верните ее туда, где нашли. Роман достаточно настрадался. Ничего хорошего из этого не выйдет. Только навредит ее памяти и причинит ему лишнюю боль. Они оба жертвы».

Слова Буглиози показались мне дешевыми понтами, тем более что он сам уже сообщал о большей части этого эпизода раньше. В «Helter Skelter» он написал: копы нашли кассету, на которой Роман и Шэрон «занимаются любовью», а потом незаметно вернули ее в дом [52]. Полански забрал ее вскоре после этого, во время уже упоминавшегося визита с Джулианом Вассером и экстрасенсом. Он «поднялся по лестнице на чердак», пишет Буглиози, «нашел возвращенную полицией Лос-Анджелеса видеокассету и, по словам одного из присутствовавших копов, сунул ее в карман» [53].

Чем больше я думал об этом, тем больше ужасался, насколько отвратительной была сама идея такой видеозаписи. Рефрен «Дико живешь – дико умрешь» обрастал новыми подробностями. Вскоре мне пришла в голову мысль: если Полански заставил Шэрон переспать с двумя мужчинами и снял это на видео, разве такое не может считаться супружеским насилием? «Роман – псих,– признал Буглиози.– Он заставлял ее делать это». Так там было изнасилование? Если Буглиози говорил правду – «если» тут под большим вопросом, как я вскоре узнал, – запись повышала шансы Полански стать подозреваемым, и, следовательно, полиция должна была сохранить ее в качестве улики.

Я надеялся, что смогу подтвердить историю Буглиози. Это была единственная новая информация, которую мне удалось раскопать. Я настолько торопился продолжить работу, что не заметил в признании Буглиози одной существенной неувязки, на осознание которой мне потребовалось целых шесть лет. Он никак не мог велеть полицейским вернуть пленку обратно на чердак. Офис окружного прокурора поручил ему заняться делом Тейт только 18 ноября 1969 года – через несколько месяцев после того, как Полански 17 августа впервые вернулся в свой дом после убийств [54].

На ранних стадиях расследования полиция могла связаться с людьми вроде Буглиози только для получения ордера на обыск. Если Винсент узнал о пленке от детективов еще в августе – и если именно он, как он утверждал, велел вернуть ее в дом, – значит, его участие в полицейском расследовании потребовалось гораздо раньше, чем он заявлял. Возможно, повод был пустяковым, а может, это было нечто, о чем, как он полагал, следовало молчать ради защиты репутации знаменитостей. Правду мы никогда не узнаем, поскольку он раз и навсегда решил скрыть это от своих читателей. И хотя тогда я не увидел эту нестыковку, в будущем мне еще не раз доведется сталкиваться с подобным. Когда я, наконец, все пойму, это полностью изменит характер наших с ним отношений.