Читать книгу По обе стороны стены - - Страница 16

Ноябрь 1961 года

Лиза отцепила от шторы с окна, выходящего на Рейнсбергерштрассе, первое тяжелое кольцо и закашлялась от облачка пыли, поднявшегося от плотной материи. За столько лет жизни в этой квартире ни ей, ни Паулю не приходило в голову снять портьеры с карниза и выбить их, как ковры. Сами шторы почти тридцать лет назад выбирала мать, и она же научила бы Лизу и Пауля их чистить, будь дети чуть постарше, когда она умерла.

Девушка сняла портьеру, перебирая в уме скудные воспоминания о маме, образы на грани сна: каштановые волосы, еле слышный ласковый шепот… Теперь Лизе самой предстояло родить ребенка, и она жалела, что не смогла поделиться с мамой своими радостями и горестями, мечтами и планами, успехами в учебе, неловкостью от первых месячных, болью от первой любви.

А еще рассказать об Ули и той жизни, которую они вместе создали.

Видимо, о матери сегодня думали и остальные домочадцы. Отец у себя молча разбирал ящики комода, куда она когда-то складывала вязаные свитера; Пауль в гостиной благоговейно заворачивал в бумагу безделушки, стоявшие на каминной полке и чудом уцелевшие в бомбежке в сорок пятом, когда вся посуда попа́дала и разбилась. Призрак мамы по-прежнему витал в темных углах квартиры, вдыхал жизнь в каждую скатерть, в каждый стол или кресло, в каждую картину, которую мать когда-то выбирала. Но вот останется ли память о ней в старых вещах, когда они переедут в новое жилье на Шталин-аллее?

Лиза открыла окно и вытряхнула шторы, осыпав улицу пылью, скопившейся за два десятилетия. Мать умерла под конец войны, когда солдаты хлынули в Берлин – пожилые горожанки еще не забыли их широко раскрытых, горящих злобой глаз, но старались об этом ничего не рассказывать. У Лизы, к счастью, не сохранилось никаких воспоминаний о том страшном времени: либо потому, что она тогда была слишком маленькой, либо потому, что мозг предпочел убрать жуткие картины в дальний чулан подсознания. Сама она толком не знала, что случилось, но много лет спустя слышала горестные разговоры о том, как отец оказался погребен в руинах операционной, а в квартиру в этот момент вломились военные. Они нисколько не дрогнули, когда молоденькая еврейка, которую родители Лизы годами прятали в крошечной нише между кухней и спальней (внутренний голос подсказывал, что ту девушку звали Элли), взмолилась о пощаде; Пауль, еще совсем ребенок, бесстрашно пытался дать отпор, но его так сильно ударили по голове, что очнулся он аж почти через сутки.

Дверь кухни распахнулась, и в гостиную вышла Анна с картонной коробкой в руках.

– Вся посуда здесь, – прощебетала она и поставила коробку на стол.

Пауль завернул в бумагу подсвечник и заключил Анну в объятия.

– Ты чудо, – похвалил он и смачно чмокнул свою избранницу в щеку. Они с Паулем познакомились примерно месяц назад, и Анна влилась в их семью с обескуражившей Лизу стремительностью. Теперь Анна со своей лучезарной улыбкой, одетая в очередной практичный наряд из государственного магазина, постоянно путалась у Бауэров под ногами и настаивала на том, чтобы все делалось так, как она считает правильным. Казалось, она по определению неспособна никому и слова дурного сказать, но было в ней и врожденное упрямство, не уступающее упрямству самой Лизы.

Это до крайности бесило: неужели Анна считает, что мир должен вращаться вокруг нее?

– Стараюсь как могу, – ответила та и обвила Пауля ручками-палочками за шею.

Анна вообще была какая-то деревянная: плоская как доска, волосы обрублены совсем коротко, светлые глаза кажутся неестественно большими из-за впалых щек. Лиза считала ее слишком тощей и не слишком красивой, но Анна зацепила Пауля, как ни одна другая девушка, даже самая привлекательная, интересная и неординарная, поэтому Лиза полагала, что какая-то изюминка в Анне все-таки есть.

– К тому же мне нравится вещи собирать, – добавила Анна.

– Еще бы, – пробормотала Лиза, не заметив, что говорит вслух; подняв голову, она увидела, что Пауль и Анна смотрят на нее с одинаково озадаченным выражением лица. – Я к тому, что у Анны так споро все получается.

– Я же пионерка-тельмановка, когда-то успела немало палаток упаковать и знаю, как это делается. – Анна разулыбалась и отсалютовала с пионерским девизом: – Всегда готов!

Лиза сдержала порыв закатить глаза и убрала штору с подоконника. Ну разумеется, Анна была пионеркой. Лиза так и видела, как та в непременном галстуке бегает по лесам и выкрикивает революционные лозунги, которые партийные функционеры превратили в популярные песенки.

– Ты ж моя умничка! – изрек Пауль, нежно поцеловал Анну в щеку и вернулся к каминной полке. Перспектива получить столь же примитивный комплимент от Ули внушала Лизе отвращение, однако она знала, что в устах брата это величайшая похвала. – Всегда готова помочь.

Будто в подтверждение его слов, Анна прошла к окну и подобрала волочащийся по полу край шторы, которую держала Лиза.

– Вот так проще, – улыбнулась гостья и с бесцеремонной деловитостью принялась складывать ткань, а Лиза еле успела прикусить язык, чтобы не съязвить.

Она понимала, что несправедлива к Анне: та искренне старалась помочь, и без нее собрать вещи было бы гораздо труднее и дольше.

– Боюсь, мне пора бежать, – продолжила Анна, почти силком вырывая сложенную штору из рук Лизы. – У меня после обеда пары… Ну, вы знаете, анатомия.

В этом заключалась еще одна причина, почему Лиза так ее не переваривала: Анна училась на втором курсе медицинского факультета университета Гумбольдта. Неужели Пауль не мог выбрать другую подружку?

– Что ж, мы запросто справимся без тебя, – натянуто улыбнулась Лиза.

Анна заметно сникла, но все же вежливо попрощалась, будто и не уловила презрения в свой адрес.

– Могла бы вести себя с ней и полюбезнее, – проворчал Пауль, беря коробку с посудой и направляясь вслед за Анной. – Она всего лишь хочет подружиться.

* * *

К ночи квартира почти опустела. Отец уехал в новый дом, чтобы потихоньку разбирать вещи, а Пауль, который решительно не позволял беременной сестре таскать тяжести, мотался туда-обратно на грузовике. Лиза вызвалась остаться в старой квартире, пока брат не вернется за последними коробками.

Лиза представляла новый дом, сияющую бытовую технику и чистейшие окна. Паулю и папе очень нравились светлые коридоры и новенький кухонный гарнитур с пластиковой столешницей, шпрелакартовская [15] этажерка в гостиной и детская, которую оборудовали специально для будущего малыша Лизы и выкрасили в жизнерадостный желтый цвет.

– Чего еще желать? – провозгласил Пауль, когда они загрузили в машину очередную партию коробок.

Того, чего больше не будет. Подавать сигналы западным берлинцам запрещалось, но Лиза все равно зажгла лампу и подошла к окну. По ту сторону стены в квартире Ули свет не горел, и девушка сжала губы, стараясь не поддаваться разочарованию. Она надеялась в последний раз посмотреть на любимого, прежде чем расстанется с ключами от квартиры.

Наверное, он уже начал копать; может, в этот самый момент Ули стоит по колено в земле и постепенно прокладывает путь к Лизе.

Эта часть плана осуществлялась легче всего. Сложнее было найти в Восточном Берлине безопасное место, куда мог вести тоннель и куда Лиза могла проскользнуть незаметно и для бдительных пограничников, и для фопо.

Она отошла от окна, жалея, что почти не участвует в собственном спасении. Лиза всегда умела мыслить практически и привыкла сама пробивать себе дорогу в жизни: она ведь и учиться на Западе решила сама, да и вообще старалась выискивать способы воплотить мечты без чьей-либо помощи. Если бы она оказалась на Западе, а Ули – на Востоке, взялась бы за лопату и вырыла бы тоннель, но здесь ей оставалось только сидеть сложа руки, пока друзья геройствуют, и ждать.

Она покрутила на пальце помолвочное кольцо. Наверное, если хорошенько подумать, она тоже сумеет кое-что сделать, например тайком поговорить с другими восточными берлинцами – Акселем, родственниками Юргена и другими диссидентами, которые точно так же стремятся попасть на Запад. Как-никак, у Инге не получится постоянно ездить в Восточный Берлин: примелькается пограничникам и вызовет подозрения. Зато Лиза может действовать изнутри ГДР, чтобы основательно подготовить побег и убедиться, что тоннелем получится пользоваться и усилия Ули себя оправдают.