Читать книгу По обе стороны стены - - Страница 4

11 августа 1961 года

Квартира располагалась на верхнем этаже израненного осколками здания на Бернауэрштрассе. Построенное еще до войны, теперь, по сравнению с более массивными соседями, оно смотрелось хоть и немного странно, но неожиданно мило со старомодной гипсовой лепниной на карнизах и узкими коридорами. Его мраморные полы и пыльные обои, казалось, за долгую жизнь пережили столько радостей и горестей, что принимали их как должное, и сейчас дом спокойно и равнодушно взирал на посетителей, будто не сомневаясь, что они покинут его так же, как пришли. Чугунный лифт громыхал, здороваясь с храбрецами, рискнувшими довериться его причудливому механизму, но разумнее было подняться по лестнице с некогда сверкающим мрамором, который за годы потускнел под ногами сотен прошедших по нему людей.

Лиза шагала вверх по ступенькам, скользя ладонью по перилам, и обветшалый дом, казалось, говорил с ней, сулил счастливое будущее, которое виделось с кристальной ясностью, – а впрочем, она больше радовалась не своим мечтам, а молодому человеку, который стоял на площадке и протягивал ей руку.

Пара остановилась возле четвертой двери налево. Лиза молча смотрела, как в ржавом замке поворачивается ключ, а в голове крутилась одна-единственная пьянящая мысль: сейчас ей предложат выйти замуж. Ули Нойман сделает ей предложение!

Дверь со стоном отворилась, и Ули с улыбкой повернулся к Лизе:

– Напомни мне, чтобы я смазал петли. Да, и будь осторожнее, тут доска болтается…

Лиза вошла в квартиру и завертела головой, восхищенно рассматривая поблекшие обои и вычурный, в завитушках, лепной фриз под потолком.

– Понимаю, местечко не лучшее, – пожал плечами Ули, – но если обновить обои и мебель, купить телевизор… – Он усмехнулся и пригладил темные волосы. – Просто скажи, что тебе здесь не слишком противно, о большем я не прошу.

– Противно?!

Как и очень многие другие многоквартирные дома в Берлине, этот пережил нескончаемые бомбежки благодаря одной только удаче, и ее Лиза здесь и чувствовала. Да, место ассоциировалось у нее именно с удачей, а отнюдь не с трудом, который им с Ули придется вложить, чтобы комнаты выглядели приличнее.

Справа от скромной прихожей располагалась крошечная кухонька с гарнитуром, выкрашенным в бледно-голубой цвет: Лиза подозревала, что этот закуток когда-то наспех оттяпали от спальни. Девушка потянула на себя ближайшую дверь, будто бы от стенного шкафа, но там оказалась уборная, и Лиза улыбнулась: ее догадка подтвердилась.

Она прошла дальше, почему-то стыдливо отводя глаза от спальни, смежной с кухонькой. А чего стыдиться, если квартира воплощала их с Ули обоюдное желание жить вместе, пусть и невысказанное?

– Мне очень нравится, – заключила Лиза, входя в гостиную в конце коридора. Девушка с улыбкой смотрела, как Ули суетливо придвигает потрепанные кресла к камину, и представляла, как будет выглядеть комната, когда они приведут ее в божеский вид: яркие свежие обои, новая мебель, диван и столик из универмага «Ка-Де-Ве», фарфоровые чашки, висящие на крючках вдоль крашеной верхней рамы раздаточного окна между гостиной и кухней. Вот Ули выкатывает барную тележку, чтобы смешать гостям напитки, пока сама Лиза заглядывает в духовку, проверяя, готов ли ужин, а где-то в колыбельке попискивает ребенок.

Ули наконец установил кресла на нужное место и поднял голову.

– Честно? Может, тебе бы больше понравилось в жутко дорогом новом доме рядом с Кудаммом [1]? Там хоть водопровод нормально работает.

– Да, водопровод – это здорово, – небрежно отозвалась Лиза, раздвигая пыльные шторы, чтобы впустить в комнату побольше солнечного света, – но нет. Наш дом здесь. Тут все какое-то свое, родное.

– Я мечтал, что ты так скажешь.

Он шагнул к ней, обнял и поцеловал, и Лиза с радостью прижалась к нему. Интересно, она когда-нибудь устанет от неугасимого оптимизма Ули? Казалось, его душу специально создали, чтобы разгонять мрак в сердце Лизы и заставлять ее радоваться, не давая привычно скатываться в меланхолию.

Ули отстранился, и его серые глаза блеснули за стеклами очков в роговой оправе. Высокий, стройный, широкоплечий, с копной темных волос, которых словно никогда не касалась расческа, он, по мнению Лизы, напоминал американского певца Бадди Холли, а когда Ули улыбался, вокруг глаз у него разбегались морщинки, каких не было больше ни у кого на свете.

Он подвел Лизу к окну, обнял и уткнулся щекой ей в шею, глядя на оживленную Бернауэрштрассе. Внизу по мокрой от дождя дороге катили привычные легковушки и грузовики, а по тротуару группками по два-три человека брели пешеходы, то пропадая за пушистыми кронами тонких молоденьких деревьев, то снова появляясь в поле зрения. Отсюда Лиза видела небольшой парк на противоположной стороне улицы; там Grenztruppen [2] в зеленом патрулировали город, ни на шаг не отклоняясь от маршрута мимо разбомбленных руин зданий на Шёнхольцерштрассе к дому на Рейнсбергерштрассе, 56, где на верхнем этаже в квартире с крошечными окнами жила сама Лиза с отцом и братом.

– Я знаю, что ты очень не хотела переезжать, – сказал Ули, и его дыхание согрело Лизе щеку. – А так хотя бы останешься в том же районе, и не придется разрываться между двумя домами.

Лиза посмотрела в окна родной квартиры, представляя, как ее отец Рудольф сидит в гостиной, перелистывая справочник по медицине, а брат Пауль допивает кофе и собирается на дежурство в полицейский участок. Между Рейнсбергерштрассе и Бернауэрштрассе пролегала невидимая граница между Восточным и Западным Берлином, и, хотя Лиза выросла в Восточном, западная часть ей нравилась больше, ведь именно здесь она поступила в университет, когда решила пойти по стопам отца и тоже стать врачом, и здесь же встречалась с Ули.

– А тебе самому-то не страшно жить так близко от моего отца? И от Пауля? – улыбнулась она.

– Мы с твоим отцом нормально ладим. Что же до Пауля… Мы просто слишком мало общались, вот и все.

Лиза промолчала. Ули наивно считал себя харизматичным человеком, способным не мытьем, так катаньем постепенно сломить сопротивление ее брата, однако она знала, что дело не только в личной неприязни. Впрочем, Ули обладал редкостной настойчивостью, а уж достоинство это или нет, каждый пусть судит сам. Именно благодаря настойчивости он и сошелся с Лизой: на заре их знакомства он сбегал с лекций по инженерному делу и мчался на медицинский факультет, чтобы дождаться ее с пар и прогуляться по кампусу – и неважно, что тот находился на другом конце города, куда совсем непросто добраться. А теперь упорство и настойчивость помогли Ули найти квартиру совсем рядом с домом любимой, но при этом в Западном Берлине, дабы Лиза могла жить так, как ей хочется, легко перемещаясь из одной части столицы в другую.

Лиза повернулась в объятиях Ули, провела ладонями по его плечам, по спине и прижалась губами к его губам. Потом почувствовала исходящий от него жар, тяжелый и пьянящий, и придвинулась еще ближе.

* * *

Они лежали в обнимку на скомканных простынях и прислушивались к гулу Бернауэрштрассе. Капельки пота начали подсыхать на коже Лизы, и она поежилась от холода. Ули укрыл ее одеялом и крепче прижал к себе.

– Помнишь, как мы познакомились?

Лиза рассмеялась, вспомнив вечер, когда ее жизнь кардинально изменилась: тепло ночного клуба, музыку маленького оркестра…

– Инге наврала метрдотелю с три короба, чтобы нас пропустили. Ей так хотелось познакомиться с каким-нибудь американцем…

– А потом пришел я, и ты весь вечер общалась не с ней, а со мной и моими друзьями, – подхватил Ули. – Надеюсь, Инге когда-нибудь меня простит.

– Ну, она ведь потом три месяца встречалась с Вольфом, значит, в обиде не осталась.

В клубе кишмя кишели туристы, британские и американские военные, и все танцевали под легкий джаз. За громкой музыкой Лиза практически не разбирала ничьих голосов, но ей понравились добрые глаза Ули, и она позволила ему угостить их с Инге коктейлями.

– Ты был таким красавчиком… Стоял там в костюме, в галстуке, будто гордый школьник.

– Школьник? – прорычал Ули. – Имей в виду, эти тряпки – последний писк, но раз вы, осси [3], ничего не понимаете в моде, то и бог с вами. И вообще, это ты тогда пришла с учебниками, а не я.

Клуб находился в американском секторе, совсем близко от Свободного университета, где Лиза училась на медицинском, но далеко от ее дома в восточной части города – слишком далеко, чтобы успеть занести вещи и вернуться. Она тогда только-только поступила на первый курс и с удивлением открыла для себя новую жизнь, неподвластную строгим правилам Германской Демократической Республики: университет стал своеобразным окном в западный мир, куда Лиза надеялась попасть после выпуска.

А когда она познакомилась с Ули, окно превратилось в дверь, и девушка уже тянулась ее распахнуть.

Лиза повернулась к любимому и провела костяшкой указательного пальца по его голой груди.

– Очень красивый школьник, – уступила девушка.

– До выпуска меньше года, – заметил Ули. – А потом я стану очень красивым инженером-строителем.

– А там и у меня будет последний курс.

Она представила свою жизнь через год: пары в Свободном университете, квартира в Западном Берлине, совместный быт с Ули, походы в гости к отцу и Паулю всего в квартале отсюда. Возможно, по окончании учебы они с Ули вообще уедут из Берлина куда-нибудь далеко-далеко и будут присылать домой открытки или же останутся здесь и у них появится круглолицая дочурка, которая сможет бегать к дедушке даже одна.

Ули приподнялся на локтях и потянулся к прикроватной тумбочке.

– Пожалуй, сейчас самый подходящий момент, – сказал он, и голос у него едва уловимо дрогнул.

Лиза села, прислонившись спиной к железному изголовью, и увидела в руке Ули бархатную коробочку. Сердце затрепетало.

– Ули, – прошептала девушка.

– Ты же знаешь, зачем я купил эту квартиру и зачем привел тебя сюда, – начал он. – Ты знаешь, какие у меня намерения; когда я впервые тебя увидел, то сразу все понял. Я люблю тебя, Лиза. – Он замолчал, а потом продолжил срывающимся от волнения голосом: – Будь у нас целая вечность – нам и ее показалось бы мало, но… но хотя бы эту жизнь я хочу провести с тобой.

Ули аккуратно открыл коробочку: внутри покоилось простенькое золотое колечко со скромным бриллиантом изумрудной огранки.

– Это тебе. Если ты согласна, конечно.

У Лизы аж дыхание перехватило. «Вот оно, – подумала она, подставляя палец, чтобы Ули надел кольцо. – Сейчас и начинается настоящая жизнь».

Она приподняла подрагивающую руку и невольно засмеялась: кольцо пришлось точно впору.

– Как ты узнал?

– Твой размер? – улыбнулся Ули. – Мне Инге подсказала.

Лиза восторженно кинулась целовать любимого, да с таким пылом, что повалила его на кровать.

– Это «да»?

– Это «да»! Да! – закричала Лиза, надеясь, что ее вопль счастья не заглушит ни закрытое окно, ни гул машин и он облетит весь Веддинг, Митте, Восточный и Западный Берлин – целый мир. – Да, Ули Нойман, я выйду за тебя замуж!

* * *

Через несколько часов Лиза открыла глаза и отметила, что прямоугольники солнечного света на потолке вытянулись и порыжели.

– Мне пора домой, – прошептала она и легонько потормошила дремлющего Ули. – Пауль скоро придет с работы, а он хотел уехать на дачу пораньше.

Ули со стоном перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку.

– Ты и так дома, – глухо пробормотал он, не поднимая головы. – Оставайся. Побудь со мной, а потом сходим куда-нибудь с друзьями, расскажем им хорошую новость.

Лиза перекатилась на край кровати, спустила ноги на голый пол и сделала себе зарубку на память, что в квартиру, помимо прочего, нужно купить ковер.

– Ты же знаешь, я и сама рада бы остаться, но мне надо идти: я же обещала. – Она дошла до угла комнаты, подняла с пола брошенные там колготки и опять села на край кровати. – Теперь все точно изменится.

– Само собой, – вздохнул Ули. Сейчас восточные немцы с пугающей частотой бежали из ГДР, и ревностные социалисты из числа друзей и родственников примут в штыки решение Лизы выйти замуж за весси [4] и переехать в другую половину города. Коммунистическая ГДР функционировала по принципу плановой экономики: каждый гражданин страны рабочих и крестьян имел равные базовые права на доход, здравоохранение и жилье, но при этом должен был добросовестно трудиться на благо государства.

В одних ситуациях система работала, но в других (их было большинство) – нет. По окончании школы молодежь обычно шла в техникумы или сразу на заводы и фабрики, но Лизе повезло: Государственный секретариат по высшему образованию позволил ей подать документы в вуз. Однако бюджетные места распределяло государство, а ему сейчас требовались не столько врачи, сколько ученые, поэтому ей предложили изучать физику в Университете имени Карла Маркса.

Вдобавок Лизу предупредили: если она откажется, то не получит вообще никакого высшего образования.

Уцепившись за последнюю соломинку, она подала документы в Свободный университет в Западном Берлине и с восторгом узнала, что ее берут на медицинский факультет. Поначалу Лиза хотела после выпуска вернуться в восточную часть города, но учеба открыла ей глаза на то, насколько неполноценна жизнь в ГДР. Здесь, в Западном Берлине, она могла выбирать профессию – да и стиль жизни – по своему разумению. Она видела людей со всего мира, которые ездили не только по братским соцстранам, разрешенным Reisebüro [5], и рассказывали о своих родных местах, где никого не сдерживал железный занавес.

Свобода увлекала и дурманила; по вечерам Лиза рассказывала домашним о жизни в капстранах, и хотя брат неодобрительно поджимал губы, сама она твердо решила, что хочет переехать на Запад. Даже если бы она не встретила Ули, все равно однажды собрала бы чемодан и отправилась в Мариенфельде, в лагерь для беженцев, и попросила бы спасти ее от ГДР и убогого будущего, которое ей там готовят. В конце концов, перебраться на другую сторону легче легкого, границы-то открыты: достаточно дойти до западной части города пешком или доехать на электричке. А благодаря Ули закрепиться в Западном Берлине можно на вполне законных основаниях: выйти замуж и получить местное гражданство, но при этом ее семья останется всего в паре кварталов.

Ули сел на постели и почесал голую грудь, прочерчивая ногтями розовые следы на коже.

– Когда твоим расскажем?

Лиза знала, что новость станет шокирующей, но не столько для отца, который к Ули благоволил, сколько для брата.

– Как только Пауль вернется с работы, мы сразу поедем на дачу, – пояснила Лиза, натягивая колготки и прикидывая, как все успеть. – Наверное, нам не помешает провести семейные выходные: только я, Пауль и папа. А в воскресенье приходи на ужин, и мы вместе расскажем. Или… – Она улыбнулась: ее вдруг осенило. – Ты попросишь у папы моей руки.

– Не слишком ли старомодно? – нахмурился Ули.

– Старомодно, но папа растрогается. К тому же, – она придвинулась к любимому и чмокнула его в губы, – мой ответ тебе и так известен.

– Что ж, тогда ждем до воскресенья, – заключил он, когда Лиза отстранилась. – Но ты точно не сбежишь? А то найдешь какого-нибудь симпатичного моряка или скромного священника, обручишься…

– В воскресенье всё скажем, – смеясь, пообещала Лиза. – Милый, ну подумаешь, два дня потерпеть! – Она мечтательно улыбнулась, представляя, какое прекрасное будущее их ждет. – У нас же вся жизнь впереди!