Читать книгу По обе стороны стены - - Страница 6

12 августа 1961 года

На берегах озера Флакензе было яблоку негде упасть: всё заполонили отдыхающие берлинцы. Они волокли с собой корзинки и покрывала для пикника и громогласно звали собак, которые радостно кидались в воду вслед за ребятней в цветастых купальниках и плавках. Лиза тоже пришла на пляж с плетеной корзинкой, отыскала свободный пятачок и расстелила там клетчатый пледик, а Пауль поставил на песок маленькую сумку-холодильник с бутылками пива.

Затем он выпрямился, обвел взглядом окрестности и снял рубашку, обнажая крепкую загорелую грудь.

– Окунемся? – предложил он.

Лиза проследила за его взглядом и обнаружила, что из воды за Паулем с неприкрытым интересом наблюдает молоденькая незнакомка. Лиза подавила смешок: ее воображала-братец не в силах устоять перед поклонницами.

– Я лучше пока позагораю, – ответила она и, прищурившись, перевела взор с женщины на высокого широкоплечего парня. – Это не Хорст там в воде?

Пауль так бездарно разыграл удивление, что Лиза догадалась: ни о каких совпадениях не может быть и речи.

– Похоже, да. Позвать его к нам?

– Зови сколько угодно, но имей в виду, что ни на какие свидания я с ним не пойду! – крикнула Лиза вслед брату, уже нырнувшему в озеро, хоть и понимала, что Пауля так просто не разубедишь. Он много лет надеялся свести сестру с Хорстом, своим лучшим другом, и с удовольствием приглашал парня на все семейные сборища и вечеринки, мечтая, что однажды ледяное сердце Лизы дрогнет и она влюбится. Даже когда она сошлась с Ули, Пауль не отказался от своих планов: держался с Ули любезно, но воспринимал скорее как временное препятствие на пути к цели, чем как будущего зятя.

«Эх, если бы он только знал, – подумала Лиза и растянулась на пледе, вспоминая, как любимый сделал ей предложение. – У меня есть жених. Уже завтра мы объявим о помолвке. Интересно, как Пауль отреагирует?» Она знала, что брат непременно будет возражать, причем не столько против самого замужества, сколько против ее отъезда из ГДР. В отличие от Лизы, для которой жизнь в Восточном Берлине превратилась в обременительную обязанность, от которой ужасно хочется избавиться, Пауль искренне верил в идеалы коммунизма. Он был членом Социалистической единой партии Германии, служил в Volkspolizei [9] и защищал местные законы с невероятным рвением, которого Лиза, воспитанная в той же семье и той же культуре, совершенно не разделяла.

Пауль вышел из воды, махнул рукой Хорсту и направился к сестре. Высокий, широкоплечий и светловолосый, Пауль обладал теми же правильными чертами лица и глазами с опущенными внешними уголками, как и у Лизы; все соседки умилялись очаровательным малышам и сокрушались, что те растут без матери. Лиза до сих пор напоминала типичную девочку-отличницу, погруженную в собственные мысли, а вот Пауль, мускулистый и харизматичный, стал настоящим сердцеедом: если бы его поклонницы выстроились в очередь, она бы растянулась дальше Шталин-аллее, однако, хоть он и купался в женском обожании, время для сестры выкраивал всегда. Выезжая по выходным на дачу к берегам Флакензе, Лиза и Пауль засиживались допоздна за разговорами, и она очень ценила минуты, проведенные вместе с любимым братом, ее лучшим другом.

Он залез в сумку-холодильник, достал оттуда три бутылки пива и протянул одну Лизе. Та взяла ее и принялась суетливо искать открывашку – пожалуй, даже слишком судорожно и нервно.

Лизе не хотелось этого признавать, но ей было страшно расстроить Пауля новостью о своем обручении с Ули. Вот она переедет в Западный Берлин – и что дальше? Смогут ли они с братом точно так же выбираться на дачу и болтать до поздней ночи?

– Как дела у вашего папы?

Лиза вскинула голову: на их покрывало плюхнулся Хорст и взял бутылку пива. Здоровяк, каких поискать, – гора мышц, широкие плечи, – он подружился с ее братом еще во времена их полуголодной юности в Союзе свободной немецкой молодежи. И если Пауль отличался удивительным обаянием, то Хорст был прост как табуретка. Но, несмотря на разность характеров, парни по-настоящему подружились, вместе служили в Volkspolizei и патрулировали улицы Восточного Берлина плечом к плечу.

Размышляя, почему эти двое так спелись, Лиза приходила к мысли, что Паулю нравится в Хорсте именно примитивность натуры: на таком скучном фоне сам он сиял еще ярче.

– Папа в последнее время какой-то отрешенный, – поделился Пауль и глотнул пива из бутылки. – Хотя тревожиться вроде не о чем. В следующем месяце пойдет к врачу.

– Как бы не нашли анемию, – подала голос Лиза и, порывшись в корзинке, выудила апельсин. Они оставили отца ковыряться на высоких грядках, которые Пауль специально оборудовал на огороде, чтобы папа мог выдергивать сорняки, не слезая с инвалидного кресла и не наклоняясь. Вообще отец всегда был задумчивым, но в последнее время стал особенно вялым и рассеянным. Лиза в который раз пожалела, что пока не успела многому научиться в университете, ведь иначе она могла бы гораздо лучше следить папиным здоровьем. Может, отца тревожат старые военные раны, или дело в другом?

– Вполне вероятно, – кивнул Пауль. – Поговори с врачами, они помогут.

– Конечно, помогут. У нас же лучшее здравоохранение в мире, – вклинился Хорст. Он смотрел на воду, и солнечные блики отражались в стеклах его темных очков. – И когда-нибудь ты, Лиза, пополнишь ряды наших медиков.

Она дежурно улыбнулась, срезая с апельсина кожуру. Комплимент был вполне в духе Хорста: такой же скучный и примитивный. Неужто Хорст и правда думал, что она мечтает пойти работать в восточногерманскую больницу, если ей даже не дали выучиться на медика в местном университете? К тому же в Западном Берлине квалифицированным врачам платят гораздо больше.

Лиза разделила очищенный апельсин на дольки, Хорст взял одну и сразу повалился обратно на песок, а вот Пауль замешкался.

– Это от твоего западного ухажера?

Лиза отвела руку, чтобы брат не достал до фрукта, и ехидно поправила:

– От моего западного жениха. Что ж, если не хочешь быть с ним приветливее, тогда никакого апельсина не получишь.

– Я просто спросил, – возразил Пауль и попытался выхватить у нее дольку. Американские самолеты привозили в Западный Берлин более чем достаточно фруктов с флоридских ферм, а в Восточном Берлине апельсинов не видели уже несколько месяцев. Вообще-то, проносить еду с Запада на Восток считалось уголовным преступлением, но гэдээровские пограничники частенько поддавались на уговоры контрабандистов и закрывали глаза на такую мелочь.

Но вот если что-то вывозилось в обратном направлении, из Восточного Берлина, контроль был куда строже: весси постоянно приезжали в ГДР, где цены были значительно меньше, и сметали с полок любые товары, а потом перевозили их к себе и толкали с огромной наценкой. И хотя Лиза не любила Восток и стремилась на Запад, даже ей такое положение дел казалось несправедливым. Однажды она наблюдала, как таможенник обыскивал в поезде женщину, которая пыталась провезти у себя за поясом аж двадцать две палки гройсенской салями.

– Он надеется с тобой подружиться, – сказала Лиза. – Дай ему шанс хотя бы ради меня.

– Я просто не хочу, чтобы ты страдала, – буркнул Пауль. – Особенно из-за патлатого западного капиталиста.

– Не такой уж он и патлатый, – рассмеялась она, перевернулась на живот и приподнялась на локтях, подставляя спину солнцу. – Ты же знаешь, я тебя люблю, но решения буду принимать сама: и насчет Ули, и насчет всего остального.

Пауль привстал и швырнул апельсиновую корку в озеро.

– Не торопись принимать окончательное решение, – посоветовал он. – Мужчины непостоянны… особенно если они привыкли всегда получать все самое новое и красивое.

– О чем это ты?

– Он же весси, – скривился брат. – Они думают не так, как мы. Взять даже ту квартиру, о которой ты рассказывала… Чем ему старая не угодила? Вот именно этим мы от них и отличаемся: они вечно меняют одно на другое, ищут свежих ощущений, тешат свою жажду новизны.

– По-твоему, они и с женщинами так поступают? – удивилась Лиза.

– Не обязательно, – пожал плечами Пауль. – Но где гарантия, что он от тебя не устанет?

Лиза игриво пихнула брата в бок, зная, что он просто шутит и его сомнения совершенно напрасны.

– Хочешь сказать, я скучная?

Он расхохотался, уворачиваясь от апельсиновой кожуры, которой сестра попыталась его шлепнуть.

– Я просто говорю, что мужики пресыщаются! Особенно те, кто привык каждый день получать новое. – Пауль улыбнулся и снова придвинулся к Лизе. – А как тебе Хорст? Он говорит, ты симпатичная…

Девушка посмотрела на Хорста, который мирно посапывал на песке.

– Ты пытаешься переключить меня на другого, но я тебе не позволю, – парировала она. – И почему ты вечно ищешь в Ули недостатки?

Пауль улегся на песок и подпер голову рукой, блаженно греясь на солнышке.

– Я не ищу. Честно. Просто… – он улыбнулся, обнажив идеально ровные зубы, – Ули мне не нравится.

– Не нравится он сам? – переспросила Лиза и вгрызлась в следующую дольку апельсина. – Или место, где он родился?

Пауль со вздохом поднял руки, показывая, что сдается.

– Если он переедет в ГДР, я вам и слова против не скажу.

– Он никогда сюда не переедет. – Лиза бросила апельсиновые корки в корзину. – Ули прекрасно помнит дни под конец войны… и помнит, как солдаты поступили с его семьей. – Она осеклась, понимая, насколько ей самой повезло обойтись без воспоминаний о весне 1945-го. В детстве она разве что играла на развалинах Берлина и сидела в разбомбленных классах, где учителя рассказывали, что страну довели до разрухи амбиции фашистов и алчность капиталистов. – Он никогда не переедет в ГДР, никогда.

Пауль досадливо вздохнул и буркнул:

– Хорошо, что ГДР не вошла в состав СССР. Мы все-таки живем в Германии, и здесь командуют немцы.

– Да, только мы по-прежнему платим России репарации.

– Советскому Союзу, – поправил брат, хотя Лиза принципиальной разницы не видела. – Именно из-за таких, как твой Ули, мы не можем двигаться вперед. И чего он цепляется за старые обиды?

– Знаешь, то же самое можно сказать и про тебя.

– Нет уж. Я обижаюсь за дело, – возразил Пауль и посмотрел на нее едва ли не умоляюще. – Против самого Ули я ничего не имею. Просто он такой… пижон. Разбрасывается деньгами направо-налево. Это очень по-западному: покупать подарки, будто нам нужна милостыня.

Лиза даже вздрогнула от такой резкости.

– Он просто щедрый.

– Пусть так, но мы в его подачках не нуждаемся, – презрительно фыркнул Пауль и приподнялся на локтях. – У нас здесь есть все самое необходимое. Почему ты этого не видишь? Нам в семье не нужны никакие проклятые капиталисты, которые собьют тебя с пути истинного.

– Поздно, я уже сбилась, – парировала Лиза.

– Говорил я отцу, чтобы не пускал тебя учиться на Запад, – нахмурился брат. – Знал же, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Она покосилась на похрапывающего Хорста. Дай Паулю волю, он будет спорить часами. У него, как и у Ули, остались воспоминания от 1945 года, которые и сформировали его личность: он стал полицейским и считал своим долгом и великой честью защищать близких и любимых. А уж сестру он любил больше всех, оберегал ее с самого детства, когда отец постоянно пропадал в больнице и Паулю с Лизой приходилось заботиться о себе самостоятельно. Сейчас Пауль тоже тяжело работал и был благодарен государству, которое дало ему все то, чего он не мог добиться собственным трудом.

Вот и теперь он продолжал защищать сестру – так, как сам это понимал.

А она опять вспомнила о кольце, которое оставила на тумбочке Ули, и о завтрашнем ужине с отцом. «Пусть брат считает, что выиграл в этом споре», – подумала Лиза. Она проводит на даче последние выходные, а совсем скоро ее жизнь изменится к лучшему. Так зачем омрачать счастливые часы ссорами?

Лиза расслабленно разлеглась на покрывале, закрыла глаза под ласковым солнышком и пошарила по песку в поисках руки Пауля.

– Ули завтра придет на ужин, и я хочу, чтобы ты вел себя любезно, – попросила девушка и сжала пальцы брата. – Пообещай, что будешь приветлив и не станешь рубить сплеча.

* * *

Наступало ясное воскресное утро, и Лиза смотрела из окна дачи, как бабочки и шмели лениво летают над крупными розовыми бутонами в саду. Как и другие домики по берегам Флакензе, этот был крошечный, с двумя маленькими спаленками и микроскопическим чердаком, который – удивительное дело – давно облюбовал высоченный Пауль. Когда брат приводил с собой какую-нибудь девушку и звал на ужин еще и Хорста, становилось совсем уж тесно, и тогда отца вывозили в сад, накрывали там длинный стол и зажигали свечи. Сегодня же обошлось без лишней суеты. Прошлой ночью Пауля и Хорста неожиданно вызвали обратно в Берлин, и Лиза неторопливо занималась хозяйством, пока папа копался в огороде.

Она оттирала от жира посуду, оставшуюся с ужина, и поглядывала в окно, как отец ездит от одной высокой грядки к другой. В молодости Рудольф отказался служить в гитлеровской армии и предпочел спасать жизни, нежели отнимать их. Он работал хирургом в одной из лучших берлинских больниц и как раз заканчивал операцию по удалению желчного пузыря, когда в здание попала американская бомба и сровняла больницу с землей; отец оказался погребен под обломками и просидел там два дня, а когда его спасли, выяснилось, что его парализовало от пояса и ниже, а в правой руке появился постоянный тремор.

В саду Рудольф громко поздоровался с соседкой фрау Боттчер и подкатил поближе к забору, чтобы перекинуться с ней парой слов.

Лиза не уставала поражаться оптимизму отца и тому, как легко он двигался по жизни. Казалось, он не оглядывается с горечью назад, не злится, что война отняла у него жену, работу, способность ходить. Нет, он растил детей, делился профессиональным опытом, преподавая медицину в университете имени Гумбольдта, ухаживал за огородом. Папа выстроил хорошую жизнь, тихую и удобную, и довольствовался тем, что имеет.

Лиза отставила сохнуть только что помытую тарелку и вспомнила, как Пауль вчера отзывался об Ули: «Мужики пресыщаются! Особенно те, кто привык каждый день получать новое». Это было нечестно по отношению к Ули: он доказал, что мыслит и поступает совершенно по-другому. И все же тот разговор не давал ей покоя. Сможет ли Пауль когда-нибудь перешагнуть через свои моральные принципы?

Наверное, душевный ужин помог бы снизить градус напряжения. Лиза прикинула, что из продуктов надо купить по приезде в Берлин: тушенку, морковь, лук, перловку… Ули, конечно, принесет вина, а во внутреннем кармане парадного пиджака – еще и кольцо.

Лиза опять погрузила руки в мыльную воду и краем глаза заметила, как отец с неожиданно грозным видом закатывается по пандусу в дом. Она схватила полотенце, чтобы не заляпать дверь, и открыла ее. Все мысли об ужине напрочь вылетели у Лизы из головы, уступив место дурному предчувствию.

– В чем дело?

– Включи радио, – с порога потребовал отец. – Что-то случилось.

Лиза вытерла руки и включила приемник, настроенный на новости. Сквозь жуткий треск донесся далекий удивленный голос диктора:

– По непосредственному приказу первого секретаря Вальтера Ульбрихта Национальная народная армия воздвигла на территории страны Антифашистский оборонительный вал, чтобы защитить граждан Восточной Германии от западного вторжения. – Лиза ошарашенно уставилась на не менее шокированного отца и открыла рот, собираясь заговорить, но Рудольф поднял трясущуюся руку, и девушка осеклась. – В полночь на тринадцатое августа граница между Восточной и Западной Германией была закрыта.