Читать книгу Тайна рутьера - - Страница 2

Я нашел его на берегу подле лодки, где он чинил сети. С сожалением посмотрев на свои замшевые, стачанные по моде сапоги, вымазанные в чем-то мерзком, пока сюда шел, я, тем не менее, дружелюбно произнес:

– Бог в помощь! Хозяин!

Его сутулая спина в мешковатой куртке, сшитой из кусков невыделанной кожи, слегка вздрогнула. Он медленно обернулся и глянул на меня через плечо. Поколебавшись, лодочник стащил с головы шапку. Жизненный опыт подсказывал ему, что кем бы ни был подошедший чужак, меч на его боку сам по себе является достаточным основанием для почтительности. То, что он пробормотал на наречии, лишь отдаленно напоминающем французский язык, могло быть истолковано как что угодно Вашей милости. Так и пошел ты к дьяволу! Выбирать приходилось самому. Я истолковал его тарабарщину в свою пользу и продолжил едва наметившийся диалог.

– Мне нужно в Мо, Лодочник. Я хорошо заплачу.

В подтверждение своих слов я хлопнул рукой по кошельку, висящему на поясе, который издал приятный любому уху звон. Добрые намерения явно повысили мой статус во мнении лодочника, и он снизошел до более пространных объяснений.

– Никак не можно, Ваша милость. Никак. Я бы со всем удовольствием, деньги всем нужны, да жизнь, вить, дороже. А у меня семья, детки, трое. Нет, ваша милость, не повезу. Даже не просите!

Другого ответа я и не ждал. В харчевне неподалеку меня уже просветили насчет Речной Крысы. Так звали разбойника, засевшего в полуразрушенной башне на излучине и грабившего без разбора всех путников, проплывающих по реке. Успех его шайке обеспечивало то обстоятельство, что у ближайших к реке местных господ руки не доходили. Вспыхнувшая между феодалами война занимала все их силы. Вот только мне нужно было попасть на тот берег во что бы то ни стало. Замок Мо, являющийся конечным пунктом моих странствий, находился именно там, да еще в таком месте, что если дорогу к нему не закрывали естественные преграды, вроде поросших лесом гор, то эту обязанность брали на себя люди. Здешний граф воевал со своим вассалом и перекрыл заставами все дороги. Короче, я хотел переплыть реку и как можно скорее. А разбойников я не боялся с тех пор, как начал бриться. То есть уже довольно давно.

Я повернулся к лодке и сделал вид, что тщательно ее осматриваю. Даже обошел вокруг. Хозяин, следя за мной, выглядел обеспокоенным, насколько было возможно что-либо заметить на его невыразительной физиономии. Намеренно отвернувшись, я сказал:

– Крепкая посудина. Выдержит и коня. Плыть на такой лодке одно удовольствие.

Возбужденное кудахтанье за спиной явилось неразборчивой ремаркой на мои слова. Не обращая на лодочника внимания, я продолжил забрасывать наживку:

– Скажи-ка, коли не было бы никакой Речной Крысы. Какую цену ты брал за перевоз?

– Два серебряных денье,1 господин. Это по-божески. Да.

– Цену ты завысил. Ну все равно, сколько нужно тебе заплатить, чтобы твоя жадность перевесила страх? Три монеты? Четыре? А может, пять?

С каждым произнесённым мною словом возбуждение лодочника нарастало. Он топтался рядом, ведя отчаянную борьбу с самим собой. Я повернулся к нему:

– А шесть? Подумай, шесть серебряных кружочков. Кто из твоих приятелей смог бы заработать такие деньги за какие-то два часа?

И тут его прорвало.

– Ах, Ваша милость, нешто можно так? За шесть-то монет я на многое пойду! На многое! А все же боязно. Третьего дня один рыбак из соседней деревни торговца взялся отвезти на ярмарку. Так и нет, как нет. Ни его самого, ни лодки, ни торговца того шустрого. Ясно, что попались они на зуб Речной Крысе. Вот вы, ваша милость, что ли из другого теста? Стрелы вас не берут, да? Поостереглись бы. А то еще лучше поезжайте вниз по реке, там за милую душу вас перевезут. Ей-ей!

Мысль лодочника была дельная, но только удлиняла мой путь в несколько раз. А еще мне не терпелось встретиться с этой Крысой. Ну, хоть тресни.

– Погоди. Со мной тебе нечего бояться, – значительно сказал я. – Потому как я не торговец, а солдат. Рутьер. Ты, наверное, слышал. Так зовут наемников.

– Спаси, Господи! Не знаю, кто и страшнее вашего брата.

– Вот, вот, – сказал я покровительственно. – Меня тоже можешь бояться, ибо мне ничего не стоит пролить христианскую кровь. Твою, к примеру. Говорю тебе, соглашайся, чтобы не пожалеть потом.

Я многозначительно положил руку на рукоять меча. И может быть, я нагнал на него страху еще большего, чем страх перед Крысой? А может, обуяла его жадность? Но лодочник сдался.

– Быть по вашему. Отвезу вас за шесть монет, но половину вперед.

– Согласен, – рукой в перчатке я стукнул его по плечу. – Жди меня здесь, я схожу за своими пожитками.

Ругаясь в полголоса, я двинулся обратной дорогой, старательно выбирая места посуше. Недавно прошедший дождь делал мои усилия напрасными. Грязь кругом стояла непролазная. Я мог бы сразу взять свои вещи, не так уж их было много. Да, мой друг Шарлемань настоял, чтобы я вернулся за ними. Он и еще двое моих бывших товарищей по оружию сопроводили меня сюда. И негоже было отвечать неблагодарностью. С прошлого вечера они засели в харчевне и пили всю ночь напролет. После нескольких «сухих» дней пути мои приятели решили возместить недостаток жидкости в своих телах, усиленно вливая в себя то скверное вино, что еще хранилось в подвале харчевни. Меня тоже не миновала эта участь. Лишь просидев за дружеским застольем до полуночи, я настоял отправиться на «боковую» отговорившись необходимостью продолжения пути следующим днем.

Наконец, изрядно помесив грязи, я выбрался на пригорок и по мокрой траве дошел до низкого и продолговатого каменного строения, крытого камышом. Сейчас ко мне была обращена его задняя, глухая, без окон сторона, так как фасадом харчевня, а это была она, выходила на дорогу. Пройдя мимо пахучей выгребной ямы, я обогнул здание по узкой тропке и оказался во дворе, или, вернее, в его подобии. Низкая ограда из известняка была разрушена и сохранилась лишь местами, ни для кого не представляя преграды. Дощатая, наполовину ушедшая в землю конюшня, притулившаяся с боку, больше походила на какой-то сарай. И только лошадиное ржание, доносившееся оттуда, позволяло угадать её предназначение. Посреди двора находился обложенный камнем колодец. Из него как раз брала воду рослая, не первой молодости служанка лет за двадцать, в затрапезном платье и покрытом жирными пятнами фартуке. Судя по ее горящему румянцем лицу и неласковому взгляду, брошенному на меня, она вдоволь вкусила от рутьеров и сомнительных комплиментов, и наглых поглаживаний, на которые Шарлемань был большой мастак. Впрочем, он, вояка, с малолетства никогда не доходил до прямого насилия в отношении женщин, столь привычного в наши дни.

Я толкнул тяжелую, разбухшую от льющих беспрерывно дождей дверь и вошел, пропустив вперед служанку, в мрачноватое, сильно закопченное помещение, освещенное лишь пламенем очага и чахлым светом из маленьких, похожих на бойницы окошек, полуприкрытых ставнями. Трое моих приятелей сидели у противоположной глухой стены, прямо напротив входа. Хотя, если быть совсем точным, сидели только двое, а голова третьего покоилась на столе среди объедков. Сидящие наемники тоже выглядели осоловевшими. Однако мой приход не прошел для них незамеченным. Шарлемань, увидев меня, с такой радостью двинул кулаком по столешнице, что опрокинул глиняный кувшин, оказавшийся пустым, и это для меня было совсем не удивительным.

– Жолли2, ты вернулся? Черт меня дери, только один человек во всей армии герцога способен проявлять вежливость по отношению к самой последней шлюхе! И это ты, Клод-Франсуа. Садись скорее! Ты, верно, успел проголодаться? Хозяин готовит нам рагу из говядины. Он, правда, не ручается, что мясо не старовато, зато отвечает за его съедобность, причем собственной головой.

Тут Шарлемань, прозванный в армии так за внушительную благообразную внешность, необычайно высокий рост и недюжинную силу, смел со стола все, что на нем находилось, не исключая и головы уснувшего Фавра. Бедняга свалился на грязный камышовый пол и растянулся там, продолжая слегка похрапывать. Жилистый и худой Колен Гомер, по прозвищу Гнус, успевший подхватить другой кувшин, протянул его мне. Я сделал несколько глотков кисловато-терпкой жидкости, сообразив, что пью сидр.

– Да, брат, – заметив, что я недовольно поморщился, грустно сообщил Гнус. – Вино закончилось. И была его тут самая малость – едва-едва утолить первую жажду трем усталым путникам. Вот и приходится нам, как распоследним мужланам, пить эту гадость.

Гнус раньше был послушником в монастыре и сохранил от тех лет некоторую велеречивость в разговоре.

– Эй, хозяин! – закричал Шарлемань. – Ты скоро? Бегом тащи жратву сюда. И не забудь свое пойло! В нём стоило тебя утопить. Да не водой же запивать добрую еду?

На кухне громче загремели посудой.

Ну как – обратился он ко мне. – Нашел лодку?

– Нашел, – отвечал я.

– Когда отчалишь?

– Вот прямо сейчас. Пожитки заберу и в путь.

– Сначала закуси с нами. Не дело пускаться в путь на голодный желудок, – он непритворно вздохнул. – Плохо, брат. Скучно без тебя будет.

– Ничего, ты найдешь способ повеселиться, – утешил я его.

– И то правда, мы с Гнусом и Фавром всегда найдем себе дельце, – он весело захохотал.

– Ладно, поезжай. И не забудь прислать весточку, коли что случится.

– Может, тебе нужна помощь против этого грызуна? – вмешался Гнус. – Терпеть не могу этих тварей, что обирают добрый народ, а сами даже не солдаты.

– Зачем? Сам справлюсь.

Шарлемань внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я знал, что моего решения путешествовать дальше в одиночку он не одобрял. Даже считал большой глупостью. Лишь разница в положении не позволяла ему высказать мне это без обиняков.

Служанка принесла поднос. На нем стояло внушительное деревянное блюдо с ушками, от которого исходил аромат тушеного мяса и овощей, залитых густым соусом, и лежали четыре ложки, тоже из дерева, походившие на маленькие лопаты, лишь с небольшим углублением. Шарлемань не утерпел смачно хлопнуть служанку по заду и захохотал в ответ на ее возмущенную брань.

– Эй, козочка, хватит бодаться! Лучше бы присела рядом. Я тебя не съем. Готов спорить на что угодно, что мужа у тебя нет. А я бы тебя приласкал, моя крошка. Сердце у меня большое и ласковое, а душа добрая.

– Что-то не слишком она торопится к твоему большому сердцу. Уж не греет ли она постель нашему хозяину? – встрял Гнус, успевая быстро жевать, не закрывая рта. Служанке пришлось подойти к столу еще раз, чтобы принести большой кувшин с сидром. Она зашла с моей стороны, загородившись столом, но Шарлемань протянул свои длинные руки и успел ущипнуть ее за пышную грудь, прежде чем она вырвалась. Ухмыляясь во весь рот, он взял ложку и приступил к еде, а за ним и я с Гнусом. Втроем мы так налегли на рагу, что уже скоро стали скрести по дну блюда, прерываясь только на то, чтобы выпить сидра. О бедном Фавре никто и не вспомнил, пока он сам не проснулся и не подал голос:

– Что? Уже обед?

– Завтрак. Но ты его проспал. Несчастный! – объявил ему Гнус.

– Так вы что, все съели?

– А как ты думал? Засоня!

Тут над столом показалась косматая голова Фавра с грязной соломой в волосах. На него больно было смотреть. Так он оплакивал свой несостоявшийся завтрак.

– Дайте хотя бы попить, – сказал он, хватая кувшин. Он запрокинул его над головой. И сидр излился ему в глотку. Все молча наблюдали за тем, как он пил, пока не опустил на стол уже пустую посудину.

– Ну и брюхо у тебя, Фавр. Прямо бочка без дна, – ухмыльнулся Шарлемань.

– Хозяин! Тащи еще кувшин! – крикнул Гнус.

Тот только покачал головой и побежал в погреб. Беспокойные гости были просто набиты серебром. И он не хотел упускать своей выгоды. Рутьеры, коли досидят до вечера и за все заплатят, принесут немалую прибыль. Все эти мысли были просто написаны у него на лбу, когда он поставил на стол следующий кувшин и солонину для Фавра. Я смотрел на все происходящее с улыбкой. Мои товарищи, конечно, грубые и неотесанные, но не раз и не два защищали мне спину.

Однако меня ждал лодочник. И времени засиживаться не было. При первом ударе церковного колокола, прозвучавшего где-то вдалеке, я сказал, что мне пора, и поднялся из-за стола. Моя поклажа была невелика. Дорожный кожаный мешок с одеждой, арбалет и сумка, в которой я хранил связку арбалетных болтов. Поверх кольчуги из тонких колец, доставшейся от плененного мною рыцаря, и панциря, стоившего немало денег, я натянул сюрко3. Шлем с забралом пристегнул специальным ремешком к поясу, арбалет повесил за спину, а плащ накинул на плечи. Меч же всегда висел у меня с левого бока. И без него я и не мыслил выходить на люди уже лет этак семь. Снарядившись таким образом, я повернулся попрощаться и увидел, что Шарлемань встал со скамьи и опоясывается мечом.

– Куда это ты собрался? – спросил я удивленно и с некоторым раздражением. Не люблю, когда мне перечат.

– С тобой, – коротко отвечал он.

– Но мы же договорились. Разве нет? Не нужно, чтобы нас видели вместе. Если хоть кто-нибудь из замка опознает тебя, вся наша затея рухнет в одночасье.

– Одного я тебя не пущу. Вот и весь сказ, – он упрямо продолжал собираться. – Не волнуйся, я не выйду из лодки и тотчас же уплыву обратно. И, если хочешь, надену капюшон.

Я лишь махнул рукой. Спорить с Шарлеманем было бесполезно. Упрямством он походил на осла. Мне показалось, что он задумал все еще раньше, когда узнал про Речную Крысу. Потому и убеждал меня не брать с собой вещи.

– А мы? Мы с вами! – завозился Гнус, пытаясь встать и тут же падая обратно. Фавр замычал с полным ртом, согласно кивая головой.

– Вы сидите здесь, прикрываете наши тылы. Ясно? Нас четверых будет слишком много для бедной мыши, – Шарлемань передернул своими широкими плечами. – Да смотрите, не обижайте крошку служанку. Шкуры спущу.

– А хозяина?

– Его можно, но не до смерти.

Услышав эти слова, хозяин бросился к Шарлеманю.

– Господин солдат! Разве я не обслуживал вас со всем старанием? Чем вы можете быть недовольны? И вы даже не заплатили мне ничего, кроме двух денье.

– Не голоси так. Я всего лишь пошутил. Никто не собирается тебя трогать. И вот, держи еще. Эти будут покрупнее.

Серебряный лиард4 перекочевал из руки Шарлеманя в руки хозяина, начавшего кланяться чуть ли не до земли.

– Лучше раздобудь где-нибудь бочонок вина, я щедро заплачу тебе за него. Надоело пить эту мочу.

– Не извольте беспокоиться. Все сделаю.

Хозяин снова поклонился.

Но Шарлемань уже не обращал на него внимания. Сделал служанке козу и скорчил такую умильную рожу, что она не выдержала и прыснула в кулак.

– Ладно, пойдем, – он взял свой английский лук.

– Прощай, Жолли! Бог даст, свидимся, – сказал Гнус, приветственно поднимая руку.

– Прощай, – как эхо повторил за ним Фавр. – Не дай себя укокошить и не поддавайся девкам.

– Не дам и не поддамся. Прощайте, ребята!

Я дружески пожал им руки, а Шарлемань погрозил кулаком. И мы с ним вышли из харчевни.