Читать книгу Чистое везение - Группа авторов - Страница 10

Семья Федора жила небогато, но чисто: небольшой дом минутах в десяти езды от нашего бывшего. Небольшие окна, рамы которых собраны из малюсеньких квадратов стекла. Пара свиней, валяющихся в грязи, куры, сидящие на свиньях. От дороги к дому разложены ветки и старые доски, чтобы не тонуть в земляной каше.

 Грязь на дороге была такой, что проходящие мимо увязали в ней по щиколотку. Народ брел куда-то в обе стороны, и все шли не с пустыми руками. Улица походила на дорожку перед муравейником. Там, где был наш дом, все выглядело куда чище!

– Анна, встречай гостью. Поживет у нас Елена Степанна пару недель, – зычно крикнул Федор в приоткрытые ворота.

– Мы не будем сходить. Так попрощаемся, – Агафья придержала за руку сестру, собравшуюся выйти.

– Спасибо вам за все, матушка, – в карете я сидела напротив. Когда монахиня протянула ко мне руку и взяла за подбородок, перекрестилась и поцеловала ее сухую ладонь.

– Храни тебя Бог, девочка. Но сама тоже старайся. Ты знаешь, в каком положении твоя семья. Сейчас тебе не будут рады нигде. Но все забывается, как только в городе появится новая история. Не стань ее участницей. Иди с Богом, не переживай за Марию, – Агафья постучала по стенке кареты.

Возница, спрыгнув, протянул ко мне руки.

– Он тебя донесет. Не бойся, – подсказала сзади хозяйка кареты, и я обхватила за шею высокого и сильного мужика.

– Ой, как хорошо, что вы к нам! Идем в дом. Не стойте тут, не стойте, – вышедшая к воротам суетливая баба, видимо, и была той самой Анной, матерью Натальи.

В отличие от меня, они прошли по грязи и сами вытащили из коляски мое барахло. И мне было стыдно за это.

После чая с рыбными пирогами, долгих расспросов о матушке, а еще более подробных – об игуменье, Анна показала мне комнату. Деревянная кровать, занавешенная плотной портьерой, три подушки, лежащие горкой друг на друге, как когда-то у бабушки, домотканый половик из выцветшей давно ткани и ниток, малюсенький столик и стул.

– Небогато тут, – Наталья за моей спиной, наверное, испытывала неудобство за свою девичью светлицу.

– Хорошо, Наталья. Чисто и светло. И матушка у тебя вон какая добрая. Я долго не задержусь. Буду работу искать, – осмотревшись, поняла, что мой гардероб тут повесить некуда, а плечики из шкафа я забрать не догадалась.

– Простите, что я сказанула, не спрашивая, Елена Степанна. Просто… сама никогда и ни за что не хотела бы в монастырь. Вот дитятко родится – это же радости сколько! – улыбающаяся молодая женщина была счастлива от таких простых вещей, что мне стало завидно. Тогда, в той моей жизни, в самом ее начале, я тоже радовалась простому. Но радость – материя зыбкая, и поддерживать ее постоянно довольно сложно.

– Нет, это я тебя отблагодарить должна за сказанное. Даже и не знала, что им отвечать. И не зови меня больше по отчеству. Ты у нас не работаешь, Наталья. Называй Еленой. Да и младше я тебя, наверно…

– Вам восемнадцать зимой исполнилось, а мне девятнадцать летом стукнет. Так что не сильно я вас и старше, Елена Сте…

– Просто Елена!

– Ладно, бежать мне надобно. Дома дел еще невпроворот. Спасибо за хорошую плату. Матушка Агафья сказала, что это вы добавили сверху с проданного гарнитура! – Наталья перекрестилась.

– Деньги, они как вода, Натальюшка. Деньги не самое главное. Купи себе, чего хочется. Иди, не буду держать. А я пока матушке твоей помогу и с братьями познакомлюсь.

И началось моё знакомство с «территорией».  Во дворе на грязи валялись доски. Хозяева ходили по этим колышущимся мосткам достаточно скоро. Вот тут-то я впервые и увидела лапти! Самые всамделишные, не музейные, сплетенные кое-как. Крепкие, белые, но грязные от раскисшей весенней земли. Их носили и Анна, и ее сыновья.

Я приподняла платье и прошла за хозяйкой: та вела показать отхожее место.

Меня это все совсем не пугало. А вот платье с метущим по полу подолом и отсутствие резиновых сапог бесило страшно.

«И как я тут со всеми этими кринолинами сяду?» – пронеслась в голове единственная мысль, и она же вопрос ко Вселенной. Обычный туалет типа «сортир» с дыркой в полу, над которой нужно присесть.

– Тут во гвоздей попрошу забить. Юбки на них станете навешивать, Елена Степановна, – Анна показала место на стенах, и я представила эту великолепную картинку. Сколько платьев я порву на этих гвоздях – неведомо.

– У меня простое домашнее есть. Вы думаете, я с этими юбками дома ходить стану? – поторопилась я умерить ее угодничество.

Старшему брату Натальи было лет пятнадцать, а младшему десять, не больше. Они совершенно не похожи были на сестру, но между собой очень даже копия мать: светлые ресницы и брови, как это бывает у светло-рыжих, веснушчатые носы, полные губы и носы картошкой.

Анна в свои, наверное, тридцать шесть–сорок, не старше, оставалась поджарой, но с большой грудью, отчего талия смотрелась еще уже.

Наталья походила на отца: темные волосы в косе, свернутой на голове караваем, тонкий ровный носик, вздернутая верхняя губа. Высокая и ладная.

– Барышню не донимать! – пригрозила кулаком Анна и повела меня обратно в дом.

– Не помощники, а так, батькины прилипалы. Лишь бы коней пообъезжать да наиграться вволю. Ладно Васька, а Михаил? – Анна, как, наверное, все женщины, жаловалась на своих сыновей, но в то же время хвалила: – Ишь какие вымахали красавцы. И рукастые, вроде, да вот только заставлять все надобно. Навоз третий день перетащить в огород не могут!

– Да он ишшо не полностью оттаял, мать! – голос старшего уже басил, как отцов. Выглядело это смешновато. – Это сверху: бери и ташши. А копнёшь – там ить льдина голимая!

– Батя велел заборы поправить. Я Мишку зову-зову, а он пока барыню не поглядит, не пойдет, – выдал младший, за что получил от брата тумака.

Здесь, на пороге, при входе разувались. И мне очень нравилось всё это: деревянный пол, густо застеленный чистыми половицами, беленая печь, занимающая четверть дома, внушительный, грубо сколоченный стол, начищенный добела,  шторки-задергушки на окнах, икона в углу, накрытая вышитым уголком, мерный звук ходиков. Запах пирогов и солений, принесенных к ужину из подполья, добавлял уюта и домашности.

Я переоделась, разобрала вещи и повесила платья на единственный стул со спинкой. В доме кроме него были только табуретки. В простом платье без нижних юбок и этого дурацкого кольца под ними мне стало удобнее в разы.

Анна подала мне обрезанные короткие валенки и велела носить в доме, потому что пол холодный. Я не спорила. Сама она ходила по дому в суконных чунях. Ей виднее. Болеть мне и правда сейчас было совсем ни к чему. По утрам я кашляла. Видимо, хорошо промерзла Елена в той речке. А если бы она тоже ногу сломала, как конюх? Очнулась бы я без ноги: вот это был бы номер!

Так что невезением это было назвать сложно. Или я уже искала хотя бы крупицу положительного во всей ситуации.

– Анна, где бы я работать могла? – спросила я, когда она поставила в печь большой котел с картошкой в мундире.

– Ой… – хозяйка села за стол напротив меня и вытерла руки о передник. – Даже и не знаю. Коли грамоте обучены, то можно ведь и детей обучать.

– Можно, а еще что? Мне казалось, что я упускаю что-то очень важное, и оно находится на поверхности.

– Стирать можно, да только… не обучены вы тому. И работа тяжелая. Можно кухарить, наняться помощницей и научиться. За телятами щас можно глядеть. Выпускают их по весне на поле, так те хвосты поднимают и ну бежать. Ноги скорые если, тут науки не надо, да только деньги невелики. Мальчишки мои всегда в мае идут подзаработать. На сапоги копють. Какой год уж.

– Давайте я помогу чем-нибудь по дому. Вы говорите, я все смогу! – сидеть тут в «красном углу», как украшение избы, я не хотела. Но Анна меня не допускала ни к чему. Уверена, она просто знала, что я белоручка.

– Нет, ты недавно с болезни, милая. Полежать надо тебе. Столько ведь навалилось на ваши головы. И кого винить? Сейчас вместо батюшки вы станете виновными во всем, – она покачала головой и взялась провожать меня в комнатку, вход в которую закрывала шторка.

До ужина, к которому должен был вернуться хозяин, в доме и во дворе кипела работа. Я решила отстать от женщины, которой и без меня нелегко, и ушла в свою комнату.

Накинув на плечи покрывало из своего «наследства», я решила притвориться спящей и подумать.

Проснулась я то ли на закате, то ли с утренней зарей. Слабый свет еле-еле освещал комнату. На мне лежало одеяло. Очень хотелось пить.

«Наверное болезнь еще не полностью отпустила. А организм собрался с силами в последние дни, потому что я сама его заставила.» – подумала я и прислушалась. Было тихо.

– Значит, раннее утро. Неужто проспала вечер и всю ночь? – прошептала я, осторожно встала и подошла к окну.

Раннее весеннее утро, уже без морозца, но зябкое, ленивое, просыпалось и будто примеряло первые лучики. Я полноценно ощутила разницу между силами и возможностями моего прошлого и этого тела. Тогда утро чаще было недобрым из-за ног, которым нужно было расходиться, спины, которую надо размять. А самое главное, теперь мне не нужно было больше принимать ежеутренние таблетки для понижения холестерина или чего-то еще, найденного в анализах.

В соседней комнате откашлялись, потом заворочались, и послышались шаги. Побряцали на загнете, и по комнате потянуло дымком. Видимо, Анна в первую очередь затопила печь.

Я выглянула в горницу и, увидев ее в сорочке с накинутой на плечи шалью, обрадовалась. Не хотелось застать там Федора в портках. Хозяева спали за печью, а мальчишки на печи.

– Айда, коли встала, провожу на двор, – прошептала она, видимо заметив, что шторка на двери шевельнулась.

Мы вышли в прохладное утро, и я услышала, как один за другим на улице запели петухи. По очереди мы сходили в уборную, потом умылись в бочке с ледяной водой. После этой процедуры бодрости прибавилось как будто на двести процентов.

Анна заторопилась в дом, а я, несмотря на горящее от холода мокрое лицо, осталась постоять. Потянулась, пару раз наклонилась, чтобы, ощутив в спине запредельную для меня гибкость, еще раз улыбнуться такому повороту.

О дочке и внуках я думала постоянно, но успокаивала себя тем, что если все пойдет совсем плохо, они смогут вернуться в Сибирь. Дом моей свекрови давно был отписан на внучку, мою дочь. Мы с ней в последнее время вообще не общались. Но когда он ушел к другой женщине, его мать сделала этакий жест соучастия. И я знала, что Алиса до сих пор с ней созванивается.

А когда чувство вины за то, что я их оставила, начинало захлестывать, вспоминала, что это сказочное происшествие с моим переселением произошло без моего на то разрешения и желания.

Завтракали мы пшеничной кашей, щедро сдобренной маслом, подсушенным на сковороде в печи хлебом. А потом пили чай.

Когда Федор вместе с мальчишками уехал, а Анна пошла во двор кормить скотину, я выглянула на улицу и снова увидела там торопящихся по делам людей. Решила, что пора высунуть нос и совершить более длительную вылазку.

Перебрав платья, решила остаться в своем простеньком. Но сверху надела что-то вроде куртки, облицованной парчой. На голову надела тонкую шаль. Солнышко еще не особо нагрело воздух, да и не очень хотелось, чтобы меня узнали.