Читать книгу Чистое везение - Группа авторов - Страница 3

– Не оттого-о, не оттого-оо, – тянул какой-то очень уж неприятный бас то ли в другой комнате, то ли через стенку. Просыпаться я не хотела. Сон затягивал, как это бывает, когда болен или очень устал накануне.

– Доколе ты мне душу рвать будешь, Степан? Они пятый раз уже приходят, Елена в жару мечется, ты не просыхаешь. У меня сердце не выдержит этого, выпрыгнет вот-вот, – тонкий женский голос срывался на плач в ответ басу.

– Не оттого обеднели, что сладко ели, а оттого, что долго спа-али, – протянул тот же мужской голос. – Уйди-и, не перечь мужу!

Женский плач стал слышнее, а потом послышался храп того, с басом.

– Ну и соседи у тебя, Валерьяныч, – прошептала я, понимая, что во рту будто наждачная бумага. И язык о нее цепляется, грозя и вовсе прилипнуть к небу.

Потом в голову приходит все, что случилось до этого. Возвращается в памяти, почему мы остались ночевать у моего пожилого друга. Пожар! С этой мыслью силы вовсе уходят. Но глаза я все же открываю. Свет слепит так, словно я неделю просидела под землей. Голова взрывается болью.

– Еленушка, милая моя, очнулась? – голос той самой плачущей женщины нежен, заботлив и очень трогает мое сердце. Ощущение, будто это мама, будто я снова в детстве, в том прекрасном отрезке моей жизни, где все было хорошо до ее болезни.

Холодок прикасается к губам, теплая рука поднимает голову, а невнятный силуэт, наконец, закрывает нещадно лупящее из окна солнце.

Вода. Холодная, словно со льдом. Она сначала даже не течет в горло, а впитывается во рту и моментально оживляет язык. Женщина наклоняет кружку по чуть. И я благодарна ей за это.

Наконец, напившись, я отвожу голову, но так, чтобы ледяная жидкость не полилась на шею. Что со мной? Заболела? С глазами что-то? Где я?

– Не бойся, Бог нас не бросит. Не бросит. Вот увидишь. Коли ты в себя пришла, значит и надежда есть. Лишь бы ты на ноги встала. А там как пойдет, – голос этот успокаивал и давал ту самую надежду, о которой говорил.

Позже я проснулась, видимо, вечером, или ночью. С улицы комнату освещала полная луна, которую я сначала приняла за фонарь. Тишина стояла такая, что заложило уши. Я уже и забыла, что может быть так тихо. Или у меня с ушами беда?

Только через минуту вспомнила о странном сне, выдохнула, поняв, что голова не болит. А ведь во сне казалось, что вот-вот лопнет: гудела как колокол. Но когда я повернула голову от окна, поняла, что комната мне незнакома. И запахи незнакомы. И обои на стенах слишком уж странные.

А потом, присмотревшись, увидела и женщину. Она спала, наклонившись всем телом на кровать. Сидела, наверное, на низком табурете. Руки ее лежали на одеяле, и я чувствовала их тяжесть своими ногами. Здесь же, возле рук, лежал малюсенький молитвослов. То, что это он, мне подсказал бликующий золотым крест, написанный на обложке. Твердый переплет, но книжица размером с именную иконку, которую я носила в кошельке.

Не помнила я, как снова провалилась в сон. А проснулась от голосов на улице. Свет теперь не раздражал, как до этого, как я считала, во сне. Окна с двумя рамами в глубоких простенках. Подумалось, что стена, наверное, не меньше полуметра, а то и больше. Округлые сверху рамы выглядели мило, но слишком уж по-старинному. Такие окна были в доме бабки, который после её смерти остался нам с матерью.

Деревянные, видно, что крашеные белой краской карнизы для штор над каждым из трех окон. И судя по тому, что улицы не видно, а только деревья и крыши соседних домов, находилась я не на первом этаже.

Беленый потолок, «веселенькие» обои, то ли с лилиями, то ли с ландышами, рассмотреть я не смогла: уж больно мелкими были белые крапинки на бежевом фоне. Зеленые листики различала точно.

Медленно скользя взглядом по стене с окнами, я наткнулась на угол. Потом другая стена, та, что была прямо перед кроватью. Комод, столик вроде секретера, а над ним столько картинок в рамках, что зарябило в глазах. Дальше стоял шкаф. Резной, громоздкий, внушительный. Просто Царь-шкаф, а не какой-то там… Балясины по углам слева и справа от двух дверок явно потолще моей руки и упирались в доску типа порога внизу и в козырек над шкафом. Я впервые видела такое чудовище мебельной промышленности. Даже задержала на нем взгляд, чтобы понять, зачем эти сложности и носят ли эти финтифлюшки хоть какую-то смысловую нагрузку.

Дверной проем тоже имел вид арки, как и дверь. Ну и еще один комод возле кровати справа, с зеркалом, стоящим над ним, был густо заставлен украшениями вроде статуэток в стиле «деревенский скотный двор». Были тут и коровы с белыми, блестящими фарфором боками, гуси, тянущие длинные шеи, видимо, шипящие и кидающиеся на кого-то, кого следовало допридумать самому, коза с пучком травы, торчащей изо рта.

В общем, странным было всё!

Так я думала до того, как решила потереть глаза. Тоненькие, будто детские ручки с аккуратными пальчиками напугали меня больше, чем этот дом. А когда я, кое-как встав с кровати, подобралась к зеркалу, то устояла только благодаря своим морально-волевым качествам.

На меня в отражении глядела светловолосая чуть курносая, светлоглазая девушка. Круги под глазами говорили о болезни, как и торчащие скулы и ключицы под распахнувшейся на груди сорочкой.

Покачала головой, помахала рукой, даже ущипнула себя перед зеркалом. Но девушка не сдавалась, повторяла все ровно то же и в нужный момент.

А потом все увиденное подтвердилось при ближайшем рассмотрении. Ноги, руки, живот, грудь. На ощупь и при рассмотрении оказались теми же.

Не моими!

Кружка воды на столе снова помогла преодолеть сухость во рту. Голова хоть и кружилась, но ничего не болело и даже не было усталости.

Не отпуская рук от кровати, я прошла к окну. И, выглянув, замерла. Там была не привычная мне улица. Там была улочка, по которой кто-то брел, кто-то бежал. По улице ехали лошади, запряженные в коляски и в телеги.

Было грязно, и грязь эта в данный момент засыпалась сеном. Да, мужик в картузе, черной куртке и сером переднике брал сено с телеги и бросал большими охапками туда, где был тротуар. По которому сейчас шли две странно одетые женщины в широченных юбках, замысловатых шляпках и приталенных куртках с мехом. Или это пальто…

Они подошли к коляске, смеясь, по очереди сели, и возница тронулся. Мужик с самоваром вышел из двери дома напротив, пошел налево, дошел до соседнего дома и вошел внутрь. На двухэтажном доме во всю ширину между окнами первого и второго этажа я прочла: «Мануфактурный магазинъ».

Восемь окон наверху, четыре внизу, потому что между окнами первого этажа есть три двери… Кирпичный, солидный и очень похожий на старинный дом в городе, где я родилась. Этот дом сейчас занимает администрация, а раньше, до грандиозного ремонта, в нем был сельсовет. Скрипучая деревянная лестница, голландские печи в каждом большом светлом кабинете. Запах бумаги, печатей: запах бумажной волокиты. Я словно почувствовала его. Но этот дом был свежим.

В какой-то момент я заметила движение на втором этаже и, подняв глаза, увидела девушку, активно машущую мне в открытое окно. Она тоже была в сорочке и поэтому старалась держаться подальше от оконного проема. Я, не думая, помахала ей в ответ.

А потом услышала шаги за дверью и, не зная, что меня ждет, решила притвориться спящей. Я стрелой метнулась на кровать, закинула на себя одеяло, и в момент, когда я зажмурилась, дверь открылась.