Читать книгу Бой титанов - Группа авторов - Страница 7

Когда летом 1941 г. над Россией сгустились тучи, и запахло грозой – это не изменило общую атмосферу Кремля. Сталин хотел отсрочить войну чисто политическим путем в момент, когда политика себя исчерпала. Историей уже правил последний довод королей. Махнув на это, Москва лукавила, будто ничего не происходит, лишая себя возможности заранее что-то предпринять.

Тяжелой войны с немцами СССР, видимо, не удалось бы избежать в силу объективных причин. Однако то, что их нападение вышло внезапным, с разумной точки зрения объяснить нельзя. К нему можно и нужно было готовиться. Но в российских властных кругах не нашлось человека, который, как реалист, озвучил бы этот «большой» секрет.

Военные понимали, что за опасность дышит в дверь, но не имели в своем распоряжении политической воли. Осуждать их за чужие ошибки несправедливо. И все же, даже с учетом этого обстоятельства, командование вооруженных сил молча умыло руки. Да, о давлении на Сталина не могло быть и речи. Он не изменил бы свою политику в угоду генеральному штабу. Однако его следовало склонить к более гибкому поведению применительно к немецкой угрозе.

Советские генералы и маршалы не разобрали ситуацию по косточкам, и не сформулировали военную доктрину России, как адекватный ответ на любой внешний вызов. Если этого не сделали они, чего же было ожидать от простых армейских военных? А партийное руководство с товарищем Сталиным, затеяв игру в самообман, усугубило и без того свое сложное положение накануне войны. В Кремле в корне неверно оценивали планы Гитлера, субъекта ловкого на авантюры.

= I =

Сталин считал, что Гитлер попридержит войну, исходя из мысли, что Германия не будет, как в Первую мировую, вести ее на два фронта. Поражение кайзеровской Германии четверть века тому назад служило для него страховкой от повторения Гитлером ошибок прошлого.

Логика в этом взгляде присутствовала. Но с учетом того, что в жизни бывает все что угодно, полагаться на одну логику ему было нельзя. Тем более что в Москву летели шифровки о планах фюрера, а вермахт уже громыхал гусеницами на границе. Сталин же размышлял не столько о конкретной войне с Германией, сколько о том, как бы ее отсрочить.

Перед войной Гитлер переиграл его аналитически. Всем видом Сталин изображал, что готов с ним поделить карту Европы при соблюдении некоего баланса. Сам Сталин, на месте фюрера, конечно, так бы и поступил. Однако фюрер, которому вдруг стало тесно, не собирался идти с русскими на компромиссы. Гитлер вообще считал любые ограничения неприемлемыми для себя. Безусловно авантюрно, но не утратив доли хитрости, он вел свою большую игру, где риск сочетался с редким умением поставить себя на чужое место. Гитлер словно читал мысли Сталина, чтобы на практике обмануть его. Сталин тоже неким образом хитрил. Но разница между ними была в том, что Гитлер размышлял о действиях Сталина, т.е. другого человека, а Сталин пытался понять, чего бы он сам сделал на месте Гитлера, приписывая ему свои взгляды.

И все же, главная его ошибка была глубже. Сталин не хотел верить в войну, понимая, что ни Красная Армия, ни Россия к ней до конца не готовы. Психологически он тоже не был готов к войне, пока руководимая им страна не дотягивала до нужных кондиций. Ему, во что бы то ни стало, хотелось отодвинуть начало боевых действий от нее еще. Чтобы успеть вооружить и лучше подготовить армию, внутренне адаптировать Россию к жизни в чрезвычайных условиях.

Сильное нежелание им войны приводило к абсурду. Вопреки здравому смыслу Сталин игнорировал планы немцев, когда их уже нельзя было не заметить. Вождю СССР недоставало мужества смотреть правде в глаза. Качество это не всем дано, и Сталин, увы, не был в тот момент исключением.

Надеясь выиграть время, Сталин опрометчиво пошел на сотрудничество с Германией. Чем другим можно объяснить факт, что вплоть до июня 1941 г. СССР осуществлял экспорт туда сырья и продовольствия, тоже необходимого внутри страны. Это, в рамках его мирной идеи, служило залогом его «дружбы» с Гитлером, чтобы тот мог, не оглядываясь, воевать в Европе. Тогда бы его страна имела отсрочку на случай войны с немцами (если она все же будет).

С другой стороны, Сталин понимал, что кроме Гитлера в Европе есть еще и Черчилль, как лицо заинтересованное. И он не хотел, чтобы Черчилль столкнул их лбами, преувеличивая возможности джентльменов. Англичане, конечно, так бы и поступили, по на сей раз этого не потребовалось. На выручку Лондону пришел человек, открыто наводивший на него ужас.

Влиять или навязывать ему решения было бесполезно. Гитлер имел свой взгляд на будущее, отличный от кем-то присвоенного ему. Только от содержимого в его голове зависело, что должно случиться завтра. Для нас с вами, к несчастью, завтра случилась война.

После того, как в 1939 г. в Европе вспыхнула мировая война, ее кровавое продолжение было неизбежным. Летом 1941 г. война еще не миновала экватора, не говоря уже о том, чтобы приблизиться к своему логическому концу.

Что касается Германии, процесс ее милитаризации длился уже давно. Он обрел такую инерцию, что фюрер уже не мог, если бы захотел, без вреда для экономики и немецкого уклада жизни отказаться от продолжения войны. Но у него и в мыслях такого не было! Подражая другим известным завоевателям, Гитлер мечтал о покорении мира. По крайней мере, мира граничащего с разросшимся до неприличных размеров рейхом.

В Старом свете у Германии и союзников было всего лишь два препятствия на этом пути. Вопреки многообразию Европы, никто, кроме России и Англии, им не мешал. Неужели Гитлер, молниеносно ломавший соперников, делал это исключительно для того, чтобы на полдороги резко остановиться!

Плюс ко всему, следовало учесть, что мир уже был безнадежно подорван и в старом виде восстановлению не подлежал. Война набирала высокие обороты. Она, как глубокая воронка, втягивала в себя страны, расположенные вокруг. Часть из них угодила в этот процесс независимо от желаний, не отдавая себе отчет в том, что происходит.

Так как Германия, с ее безжалостными намерениями, владела инициативой, для Англии или России наступали худшие времена. Имея мощные челюсти и экономику, заточенную под военные нужды, фюрер стремился поодиночке их разгромить. Или уничтожить с помощью арсенала, извлекая острые инструменты оттуда.

* * *

Из-за ассиметричных задач роль разных военных структур вермахта была специфической. Хотя Германия не свертывала морскую войну, Гитлер никогда не делал ставку на ВМФ, как на ведущую силу. Все-таки флот объективно не обеспечивал ему требуемого результата. Во всяком случае, флот не мог сокрушить Англию так же, как его сухопутная армия разделала под нож Францию. Говоря о люфтваффе, опыт исключительно воздушной войны демонстрировал, что они не способны решать вопросы стратегии.

Германия даже при Гитлере все-таки оставалась сухопутной страной. Немцам проще было чеканить шаг, чем выпихивать из воды пронырливых делегатов британской короны. Вдобавок, они не имели таких твердых морских традиций и опыта. Значит, фюреру ничего не оставалось, как полагаться на другие наличные войска, имеющие для него приоритет.

В итоге, ему предстояло сделать выбор: куда, кроме люфтваффе, направить сухопутные силы. Они замерли на месте в ожидании хлесткого приказа.

Сомнения, если они были, отпали сами собой, когда стало ясно, что для вояжа в Британию, в условиях активной защиты королевских ВВС и флота, у немцев не хватит подручных средств. В 1941 г. Гитлер не мог замахнуться на крупную десантную операцию, какую позже провернули союзники. Кроме того, без морских тылов, чего в тот момент не было, снабжение экспедиционных сил с материка было исключено.

Морские проливы, при видимой узости, надежно хранили Англию от набегов. И даже в индустриальную эпоху электричества значения своего они не утратили. Из-за проливов Англия находилась применительно к Германии в состоянии пата. Последняя владела преимуществом, не могла его реализовать из-за неудобной географии Туманного Альбиона. На европейской шахматной доске английский король Георг VI занимал в углу такое поле, где его можно было сковать, но нельзя было поставить быстрый мат.

С другой стороны, Гитлер отдавал себе отчет, что Англия не имеет мощных дивизий. И после конфуза под Дюнкерком вряд ли захочет еще раз полезть в борьбу. Напуганный угрозой интервенции и массированными авианалетами, Лондон занял по отношению к Берлину чуткую позу. Британцы выжидали, что будет дальше, стараясь как можно тише себя вести. Несколько лет это исключало с их стороны открытие второго фронта в Европе.

Конечно, боевые действия кригсмарине с королевскими ВМС не прекращались. Но они приобрели довольно нудный характер с неочевидным концом. Англо-немецкая морская война могла продлиться сколь угодно долго. И в случае отказа от похода в Россию, гордость германской военщины – ее сухопутная армия, простаивала бы без дела. Зато враги, напротив, получали бы передышку или отсрочку нашествия, угодную им весьма.

У немцев существовал только один способ не допустить этого. Им надо было срочно атаковать Россию, пока та не поборола в себе растерянность. В итоге, нацистская Германия в самом расцвете сил оказалась заложницей обстоятельств, естественным образом повлекших ее на Восток. Только там, с помощью своих сухопутных войск она надеялась быстро и дешево выиграть войну.

В 1941 г. Третий рейх имел в материальном плане все, чтобы одолеть Россию, но не имел времени ждать, если хотел добиваться цели. Гитлер не хуже других понимал, что Германия не выдержит многолетней войны на два фронта. И он не желал упустить шанс стремительно ее начать и закончить.

Отсюда появился на свет план молниеносной войны – «Барбаросса» (блицкриг).

Автором «Барбаросса» стал Фридрих Паулюс (да, да, тот самый). Хотя роль самого Паулюса была не ведущей. Фюрер невысоко ценил аналитиков, обделенных права принимать решения. Советчиков у него вокруг всегда было много.

Согласно плану «Барбаросса», фашистское руководство обязывало вермахт за 4-5 месяцев разгромить Россию. Вермахт должен был уничтожить ее, превратив ее земли в жизненное или пустующее пространство. Захват европейской части СССР, включая Москву, расценивался как окончательный успех. В Берлине не сомневались: за Уралом в России нет ни объектов, ни должной инфраструктуры. Стержнем «Барбаросса» послужила линия сокрушения: т.е. курс на военный разгром, а не на истощение российского государства.

В военном плане предполагалось быстро и решительно разбить Красную Армию, не давая ей опомниться и прийти в себя. По мнению германских стратегов, неудачи сломят ее волю к борьбе, посеют хаос внутри и дисфункцию. Дальше оставалось добить сникшего врага, что вермахту с его очевидным опытом было несложно.

Успех этого грандиозного плана во многом зависел от его же начала. Из-за чего немцы решили не беречь резерв, сразу выслав его вперед.

= II =

Чтобы закончить свою компанию до зимы, ее предстояло открыть весной, либо в начале лета, когда дороги в России пригодны для транспортировки грузов. Как пренебрежение к будущему сопернику можно расценить отказ Германии от пошива теплых шинелей. Вместо них активно закупалось оружие, боеприпасы и топливо. В Ставке фюрера рассуждали о скорой победе, а не о зиме.

План «Барбаросса» впоследствии провалился, однако это не значит, что его авторы ничего не смыслили в военном деле. Состав и боеготовность советских войск оценивались ими весьма точно. Исходя из этого, к русской границе были стянуты силы и средства, достаточные, по мнению объединенного командования вермахта, для молниеносной войны.

Количество германских войск возле границ России составило 3,5 миллиона человек. А всего, с учетом союзников, к нападению на Россию было привлечено 4,5 миллионов солдат. Им противостояли части Красной Армии, дислоцированные в России, Белоруссии и на Украине общим числом 3,5 – 3,8 миллиона человек (без учета погранвойск). Вместе с пограничниками русские имели в строю 4 – 4,3 миллиона красноармейцев.

Даже номинально разница в силах складывалась в ущерб Красной Армии. Что еще хуже, вермахт превосходил ее по качеству. Советские войска перед войной не отвечали уровню современной войны. И этот досадный факт не ускользнул от чужих глаз. Еще на общих парадах в Польше по случаю ее раздела, многие немцы изумлялись архаике русских. Кое-кто из офицеров вермахта даже посчитал российское оружие хламом. Технически и тактически германские вооруженные силы, имеющие боевой опыт в Европе, намного превосходили русские. А высокий дух немецких солдат, их вера в своего фюрера, давали им неоспоримую фору.

Как много веков назад воины Чингисхана, германские солдаты, спаянные дисциплиной, готовы были жечь все на своем пути. И перед тем, как по-хозяйски вторгнуться в чужую страну они отнюдь не сомневались в успехе. Кроме чисто военного, моральный перевес тоже был на их стороне. Это прекрасно понимали все, кто был участником тех событий.

Это потом, гораздо позднее, у фюрера появились критики из числа бывших сторонников. Да и то это были те, кому повезло пережить войну и написать о ней мемуары. Но тогда, в миг расцвета фашизма, серьезных аргументов против, похоже, никто из них не имел. Во всяком случае, никто не взял на себя смелость упрекать Гитлера в безрассудстве. Никто не советовал ему, как любят критики задним числом, почаще читать труды военного теоретика Клаузевица, чьи глубокоумные фразы жизнь, однако, не умаляют.

Все-таки Гитлер был не Клаузевиц. Тот много чего написал о войне, но никогда при этом не воевал по-крупному сам. Логика роста Германии до размеров и амбиций рейха исключала сомнения относительно его дальнейших шагов. Так что подчиненные фюреру лица, как свита при железном короле, занимались не обсуждением его воли, а ее претворением в жизнь.

Сейчас его соратники выглядят болванами и самоубийцами вкупе с ним, державшим их на привязи. Но в свое время эта шайка разбойников устрашала весь мир, который не знал, куда от нее спрятаться. В 1941 г. самоубийцами были те, кто стоял у них на дороге. А там, кроме русских, не было вообще никого. Даже англичане благоразумно притихли на островах, боясь спугнуть такую удачу.

Есть и еще один момент, сознательно или по недоразумению забытый историками, кто судит о войне математическим путем (сравнивая общее число солдат, танков и т.д. у Германии против России, США и Англии вместе взятых). Его тоже нужно учесть, чтобы дать правильную оценку былому. Иначе может показаться, что пишущая о войне братия намного умнее тех, кто эту войну начал. Подзатыльники немецких историков в адрес Гитлера не красят не только его (хотя он это заслуживает), но и их самих. Потому что нет ничего проще, чем махать кулаками после драки. Сложней оценить события изнутри, поставив себя на чужое место. Давайте попробуем это сделать.

* * *

После первых удачных компаний в Европе, победный дух германских войск, да и рейха вообще, достиг столь небывалого уровня, когда его легко можно было конвертировать в чистую ломовую мощь. Это в равной степени увеличивало и без того высокий потенциал вермахта, завидный в профессиональном плане. Мускулы напрямую толкали Германию к расправе над Англией и Россией, в то время как Америка была еще далеко.

Соперники Третьего рейха политически и территориально были расстроены. А рейх и его команда (о ком не стоит забывать) имели прочные узы и циркулярно управлялись из Берлина. Фашистская Германия была отнюдь не одинока во Второй мировой войне. Союзники были с ней до конца 1944 г., т.е. почти до ее финала. Таким образом, планы Гитлера (и не только его) относительно военных перспектив на Востоке совершенно не кажутся авантюрой, заранее обреченной на провал. Атакуя Польшу и Францию, Германия рисковала не меньше. Но дальше ее сомнения как рукой сняло. Поэтому в Ставке фюрера и вынашивали русский поход, не беспокоясь за национальную безопасность. А ведь там работали знатоки своего дела. И уж они знали арифметику не хуже потомков.

Какие еще нужны аргументы, чтобы понять, почему Гитлер поступил именно так, а не иначе?

Сам он, должно быть, рассуждал вот как. Да, уничтожить Британию не удалось, но она теперь ограничена и запугана. Дальше, чтобы славно завершить войну, надо разбить Россию, что не выглядело тогда архисложной задачей. Россия, в свою очередь, не стремилась к войне с Германией, для нее неизбежной. И дальнейшая отсрочка войны ее устраивала. Советский Союз хотел успеть модернизировать войска, отыгрывая текущее время, да и Англия упорно вцепилась в море, которое англичане привыкли считать своим.

Поэтому Гитлеру необходимо было ловить момент и атаковать Россию сейчас, чтобы она не сокрушила Германию позже. И любой немецкий генерал или скептик, настроенный против русской войны, в глазах окружающих выглядел бы полным глупцом или трусом.

…Зато в России свою политическую близорукость нередко прикрывали речами. Официально считалось: русским по зубам любой враг, чтобы «бить врага на его территории». Где, кого и как бить до конца не было ясно, голые лозунги не давали четкий ответ. В них не фигурировала четко Германия – главная, если не единственная угроза России.

Увы, как такового военного плана на случай войны с немцами не было. Все базировалось на полумерах. Т.е., на передислокации вооруженных сил ближе к Европе, – номинально, на всякий случай. Крупные учения и маневры непосредственно перед войной велись вяло. Действиям отдельных частей и армий сопутствовал формализм.

До кадровых офицеров не доводились конкретные задачи, которые, если что, каждому придется решать. Зато от них требовали блеск, не подкрепляя это ни штабной, ни тыловой культурой. Вместо того чтобы изучить варианты, разобрать их, часть армейского руководства, вторя политическим органам, ушла в демагогию.

Моральная атмосфера в вооруженных силах тоже была не на высшем уровне.

На словах все выглядело красиво. Демагоги с трибуны дарили Красной Армии крупные авансы, которых еще надо было отбить. Тем самым они косвенно возлагали вину за возможные промахи на «нерадивых» подчиненных, ими же расхваливаемых, кто не оправдает доверия в будущем. Вряд ли эти демагоги думали о войне. Скорее о том, как бы уйти от ответственности, спустив ее по цепочке вниз. Или, как не навлечь на себя гнев Кремля трезвой оценкой будущего.

На общем лживом фоне честные реалисты выглядели провокаторами, раздувающими ненужную войну. Тот, кто рисковал обратить внимание Сталина на ущербность его подхода к перспективе войны с Германией, т.е. высказать в глаза все, что он смутно чувствовал сам, обрекал себя на «съедение». Так можно было лишиться не только званий и орденов, но и жизни.

Ценный актив Красной Армии был зажат в прокрустовом ложе. Враг, дышащий у ворот, никем не был изобличен вслух. На случай войны, кроме напыщенных дутых деклараций, являвшихся, скорее, благими пожеланиями, чем руководством к действию, чего еще ему дали сверху? Многие офицеры были как в потемках перед лицом войны. С одной стороны, они понимали: война скоро будет, а с другой, не могли принять меры по мобилизации дивизий и округов. Иначе их обвинили бы в самоуправстве.

= III =

Русские передовые войска имели директиву Сталина не реагировать на провокации, т.е. сидеть и смотреть, как люфтваффе сверху ведут фотосъемку земли. По официальной версии им следовало фиксировать нарушения, но не более того. И не дай бог кому-нибудь спровоцировать войну с Германией! Одновременно, от них же требовалось отразить атаку врага, в случае, если тот попытается это сделать. Вот так, понимай, как хочешь.

Близорукость и некомпетентность Кремля выходили за любые рамки разумного. Красноармейцы видели перед собой врага, который чистил ружье и выверял мушку. И они не понимали, как этого не видят в Кремле, где сидит их величайший вождь. Такая абракадабра порождала у солдат и офицеров Красной Армии неуверенность и неопределенность.

Детально анализируя ошибки, стоившие затем крови, нельзя не признать: главные из них были сделаны до войны. Ну а итог, друзья, будет следующий. В который раз оказавшись перед лицом опасности, Россия опять была к ней не готова. По крайней мере, не готова как следует.

Хотелось бы в трагедии 1941 г. обвинить одного человека, который и совершил эту ошибку. Однако подобные состояния бывают у России с пугающей частотой. По большому счету, Россия никогда ни к чему не готова. Ей вечно чего-то не хватает перед тем, как.

За общую коллективную слепоту ответственны все русские люди, а не верхи. Люди спокойные, добрые, но и ленивые, и беспечные одновременно. А их странное миролюбие порой не знает никаких границ. Были бы вместе они другими, возможно, и Сталин повел бы себя по-другому, а не надеялся на русский «авось» …

…Прошлое, чего хотелось бы избежать, не в наших силах сделать добрее. Но оно не является по этой причине пустым багажом. На его ранах надо учиться, и тогда мы не будем жалеть о прошлом. Поэтому, дабы извлечь пользу из урока минувших дней, надо, не теряя надежды на лучшее, обязательно быть готовыми ко всему.

Порох в России должен быть сух всегда.