Читать книгу Дважды рождённые - Константин Ганин - Страница 10

Новая картинка аудитории была несносной. Кажется, кто-то упражнялся в безвкусии и каждый раз одерживал сам над собою блистательные победы. Сегодня фон студии был неоново-зеленым, в ошметках нелепых красно-желтых цветов. Парты были выстроены друг за другом и со звонким гудением и пыхтением двигались по кругу. Приглядевшись, Игорь понял, что пыхтение создавал Профессор, сидящий на своем стуле на крышке первой парты этого состава.

Внезапно всё остановилось, Профессор резким и ловким разворотом повернулся на своем стуле лицом к остальным, посмотрел залихватски на Игоря и браво произнес: «Опаздываем, опаздываем… Вас ждем, голубчик, развлекаемся как можем!» Он секунду подождал ответа и, не дождавшись, продолжил: «Я успокоил Ваших товарищей, объяснив им сложность переживаемых вами чувств, они дружно кивали, но, сдается мне, ничегошеньки не поняли. А вот покататься на поезде с радостью согласились».

«Ну, с «товарищами» – это перебор, – подумал Игорь. – Я их второй раз вижу, да и то в виде корявых рож».

Потом он посмотрел на «товарищей» и пришла мысль, что их желание покататься тоже можно было поставить под сомнение: восторга в лицах как-то не наблюдалось, а вот растерянности – вот этого сколько угодно. Через секунду, когда мозг вернулся к способности складывать слова в мысли, до него дошла необычайная информированность Профессора и… рот сам собой открылся, однако до вопроса дело не дошло.

Профессор, как ни в чём не бывало, спрыгнул с парты и, неспешной походкой, отошел вместе со стулом в сторону так, чтобы оказаться напротив учеников.

– Ну, так продолжим наши занятия! Мы немного заигрались, – казалось бы пытался перейти на деловой лад профессор, но искорки веселья в глазах остались. Озорство не унималось и вскоре, побеждая серьезность, искорки разрослись в огоньки, потом где-то рядом с огоньками запрыгали чертенята, и озорная улыбка расколола натянуто-деловую маску.

– А ну её, эту лекцию, – беспечно предложил Профессор, – уж развлекаться, так развлекаться. А ты, – он резко ткнул пальцем в сторону Игоря, – мучайся совестью: опоздал – лекцию сорвал, – Профессор хитро подмигнул и стал потихоньку осыпаться. Точнее, сначала стал осыпаться его стул: он потерял цвета, тени, остался серым контуром, а затем как-то очень быстро осыпался серебристыми осколками на пол. Следом за ним в той же череде метаморфоз осыпался Профессор. Затем, серебряная пыль взвилась с порывом неизвестно откуда взявшегося ветра и стала завиваться по спирали, и вытягиваться вверх, образуя что-то вроде торнадо, только кверху ногами. Скорость вращения стала нарастать. Красно-желтые цветы не смогли удержаться на едко зеленом фоне и оказались втянутыми в набирающий скорость водоворот. Вой ветра перерос в свист, затем в шипение…! А потом Игорь утратил связь и с этой сомнительной реальностью, т. к. всё закружилось у него перед глазами. Увидев вокруг себя блеск серебряной пыли, он понял, что сам превратился в вихрь. Последним подарком зрения была картинка вихря. Впрочем, и эта картинка тоже рассыпалась. И всё погрузилось в свистящую и шипящую темноту.

Игорь не запомнил тот момент, когда пропала темнота, пропал шум. В какое-то мгновение он осознал себя летящим, а если точнее – парящим. Осознание запоздало, восторг от полёта пришел раньше и держал в своих руках все нити от мыслей и ощущений. Игорь видел внизу прямо под собой свой серебристый Шелл, заснувший у старинного здания на изгибе проспекта. Сводящая с ума свобода полёта, была настолько неудержимой, а легкость тела настолько беспредельной, что оставаться на месте не было никакой возможности. И Игорь стартанул – резко, как-то неожиданно уверенно и сильно, как будто он делал это постоянно. Легко набирая скорость и уходя в высоту, он летел, уворачиваясь от проводов. Он слышал, как его зовут, и он знал, что звук здесь был не при чем. Чувство свободы и полёта опьяняло и наполняло смелостью и дерзостью. Игорь ещё прибавил скорости и, рассекая тем, что имел, плотный, прохладный поток, снизился почти до самой земли. Я не смогу передать вам то, что чувствовал мужчина, но поверьте мне – его никакая сила на свете не смогла бы сейчас остановить. Плотный поток ветра, скорее всего придуманный им самим и чувство всесилия выдули все печали и заботы. Его захлестнула энергия полёта, азарт виражей. Полёт был упоителен, но сквозь его энергию и восторг Игорь слышал призыв Учителя. И он летел на призыв, он чувствовал приближение. Вскоре, впереди, чуть выше себя он увидел серебрящееся темными переливами плотное облако, оно летело неспешно и грациозно в форме, напоминающей морского ската. Когда Игорь поравнялся с ним и замедлил движение, он понял, что Профессор действительно выбрал форму ската, только вместо раздвоенной головы было что-то, более напоминающее змеиную. Игорь не смог бы объяснить, как он узнал Профессора. Но он знал это, он видел это по цвету скользящих потоков. Он ощущал его энергию. Он угадывал это ещё какими-то чувствами, которых объяснить он не мог. Игорь воспринимал каким-то запредельным сознанием мощь этого человека, его возраст, мудрость, он видел, но не мог охватить его глубину. Игорь не понимал природы этого восприятия, но он осознавал возникшее в нем преклонение перед этой силой и сущностью. Магнетизм нового образа восприятия был настолько силен, что Игорь почувствовал неоспоримость власти, под которую он попал. Он осознавал, что готов следовать за этим человеком. В нем проснулся голод, жажда впитывать опыт, силу. Он был похож на маленького щенка, очарованного и напуганного матерым волком. Хотелось идти следом неотрывно, но было страшно подойти слишком близко. На близком расстоянии скат производил удивительное впечатление. Он был похож на пламя, заточенное в темно – фиолетовую глазурь льда. Игорь видел, как в темноте громадного мистического тела переливается и бушует огонь, и в то же время он осознавал, что тела как такового не было. Попытки найти черту, ограничивающую форму ската, рассыпались в неопределенности пространства, сотканного из нитей искр и ткани переливов.

С появлением других учеников пространство стало уплотняться. Ученики являлись по-разному. Некоторые влетали с мощным виражом, затем крутились и наконец успокаивались, присоединяясь к группе. Другие же подлетали осторожно, даже боязливо, пытаясь издалека взять контроль над скоростью полёта и его направлением. Переход от рисованных образов к тому, что он видел сейчас, был ударным. Игорь был поражен тем, как сейчас являлись для него его соученики. Всё, что люди так тщательно скрывают в себе, пытаются сгладить, перекрасить, подменить – всё это было сейчас отброшено, стерто. Сущность была открыта для понимания, но настолько сложна и непостижима для Игоря, что создавалось ощущение безграничной таинственности. Восприятие было перевернуто, выгнуто, вывернуто, бесконечно многослойно, как если бы детская игрушка калейдоскоп была вывернута наружу всем своим разноцветием и переливами, уходящими в бесконечность. Не надо было заглядывать в дырочку, чтобы увидеть потаенное, но при этом, вывернувшись, был закрыт другой мир, который давал о себе знать какими-то глубинными отливами и проблесками.

Игорь потерял себя, потерял умение осознавать окружающий мир. Старые навыки восприятия казались бесполезными, новые были ещё не приобретены. Он летел рядом с Учителем и ловил всполохи, токи, отходящие от того. Он впитывал его знания, они втекали в него размеренно, спокойно, медленно. Ученик чувствовал всем существом, что процесс этот измеряется не количеством полученного, а оттенками, запахами, душевным трепетом. То есть это был процесс ради процесса, то, что ценно само по себе, как созерцание цветения ветки сакуры, как блаженство от вида текущей реки, как тепло от солнца на ласковом морском берегу. Знания и ощущения притекали медленно, и Игорь понимал, что источник бесконечен, что он мог бы нежиться в этом потоке без границ во времени, что оттенки чувств и гамма эмоций не имеют пределов.

Игорь насыщал душу. Не сознанием, но чувствами, он переживал воспоминания учителя, он участвовал в процессах былого. Он видел, как создавался этот материальный мир. Он переживал рождение неизвестного ему мира, страхи первых растений. Он жил страхами невиданных существ – этих ещё не совершенных творений, примитивных машинок, созданных изначальными частицами по заказу и схемам бестелесных людей. Он видел, как люди играли, погружаясь в эти несовершенные тела, ограничивая себя только теми органами восприятия, которыми они сами наделили свои создания.

Это была игра. Забава, которой души отдавались с понятным для нас азартом, но и непонятной для нас целью – не выхватить новые ощущения, а наоборот, попытаться воссоздать происходящее вокруг себя в полном диапазоне его сущности. Ограничив себя тем минимумом в восприятии, который допускали вмещенные в тело органы чувств. Используя малое – понять реальность, более глубокую и выходящую за рамки столь скудного восприятия материального творения.

Игорь переживал жизнь растения. Он воспринимал мир сквозь щель чувств, отведенных для него. Он сходил с ума от открывающихся видов. Необъяснимые краски того восприятия, где нет места зрению и слуху, где картина ощущений другая, куда более полная и яркая, чем тот же мир в восприятии человека. Игорь понял и сумел насладиться отсутствием возможности передвижения у растения. То, что казалось ущербным, оказалось даром, элементом, в котором нет потребности. Эмоциональная насыщенность восприятия самой тоненькой травки оказалась настолько сильной и разнообразной, что мысли о физическом перемещении казались простой нелепостью.

Игорь наблюдал процесс создания, улучшения и отбраковки новых и новых разработок. Он поражался гению способному соединять чувства, дар восприятия с материальной сущностью. Вложенность энергетических перетоков, взаимное питание одно другим, всеохватывающее взаимное пожирание, перерождение, слияние, умение быть рядом и не сталкиваться. Бестелесный человек, обладая фантастическими возможностями, кропотливо переносил свою сложную структуру на тот крохотный мирок, который выбрал полигоном своих изобретений. Если бы только биологическая энциклопедия могла себе представить тот ряд удачных и неудачных творений, она бы самоуничтожилась, осознав свою реальную смехотворность и скудность.

Игорь проснулся в Шелле и долго лежал, глядя в безжизненный экран. Состояние было ужасным. Он осознал себя. Он в полной мере ощутил сейчас верность названия, данного Шеллу – «скорлупа». Действительно, пережив в одном полёте сотню жизней, потеряв понятие «расстояние», сейчас он чувствовал себя загнанным в ящик. Нестерпимо захотелось выйти, прыгнуть, побежать, почувствовать себя свободным. Мышечная напряженность сковала тело и рвалась наружу. Игорь направил свой Шелл туда, где встретил Женщину, в то единственное место, где Шелл мог дать выход в другое пространство. Маленькое пространство, кусок мнимой ограниченной свободы.