Читать книгу Дважды рождённые - Константин Ганин - Страница 4

Картина, которую Игорь увидел перед собой в первые секунды лекции, не внушала особого оптимизма. Персонаж, которого Игорь в ходу окрестил «Профессор», был мультяшным. Если точнее – нарисованным на сером фоне, скучным типом в черном костюме и с взъерошенными волосами. В остальном – подчеркнуто правильный, ничего лишнего, но всё, что полагается профессору, при нем. Ну чего ещё можно было ожидать от персонажа, преподающего историю средних веков?

Фон аудитории тоже был скучным – светло-серым с темным коричневым прямоугольником школьной доски и невыразительными контурами профессорского стола, заваленного разным хламом.

Профессор явно выжидал. Он разглядывал несуществующий потолок и несуществующий пол, протирал корявую и допотопную доску за своей спиной, брал указку, клал её обратно, он вытирал испачканные чем-то белым руки о полы своего мультяшного пиджака, оставляя на нем белые пятна. И жутко при всём этом кряхтел.

Тем временем чудной прибор на профессорском рабочем столе, такой же корявый, как и всё остальное – то ли таймер, то ли метроном – включился и начал отсчет, ужасающе размахивая маятником-стрелкой и повышая с каждым тиком громкость ударов. Каждым ударом он создавал пронзительный звук, который нарастал по частоте, оставаясь гундосо-звенящим. Ай, хитрец! Расчет явно был на то, чтобы разбудить собравшуюся в аудитории группу бездельников и сонь. И ведь сработало! Тон таймера стал совершенно невыносимым, когда без какого-либо перехода два последних удара пробили в уютных бархатных тонах и создали-таки приятную атмосферу. Ничего не скажешь, не дураками придумано было, типа: подняли, по щекам похлопали, а затем мягкий толчок в зад. Не хватало только нежного женственного голоса: «Ступай, мой маленький! Тебя ждет много нового сегодня!»

Женского голоса не было, но мягкий уверенный мужской, совершенно не соответствующий кряхтящему типу, был. И он был гармоничным продолжением последних ударов таймера, хотя начал резко и без предисловия.

– Зовут меня Островагант Илсагионович Экко. Знаю, звучит не просто, поэтому обращаться можно просто по имени – отчеству. Кто не запомнил – могу повторить. Есть те, кто не понял?

– Повторите, пожалуйста, – попросил Игорь и почувствовал, что его просьба дальше Шелла не ушла.

– Ну и хорошо. Раз всем понятно, тогда начнем нашу леееекцию, – Профессор завис на последнем слове, копошась в куче бумаги на своем столе. Наконец он извлек один из листов и, поправив очки, криво висящие на носу, начал читать с листа. – Тема нашего первого занятия: «Разум». – Осилив вступление, Профессор замер и обозрел мир вокруг себя, как-бы ожидая возражений от немой аудитории. Не дождавшись, он вернул взгляд на лист бумаги, дочитал его про себя и засунул обратно в середину кучи, решив очевидно, что дальше справится и так. – В средние века своего существования человек изобрел разум. Некоторым из вас может показаться странным сам факт изобретения Разума. Я же не смогу предоставить вам на протяжении всего курса ни одного доказательства сказанного здесь и далее. Поэтому разрешаю относиться ко всему как к приятной небылице. Да и сам я не откажусь от роли сказочника. Во всяком случае, это избавит меня от необходимости умничать и пытаться доказать вам то, что покажется бредом как на первый взгляд, так и на все остальные взгляды.

Выкинув в эфир эту целиковую и, несомненно, гениальную реплику, рисованный образ профессора вспух и приобрел объем. Затем он потек в цветных переливах, залоснился и размазался в пластилиновую кашу. Новая субстанция существовала недолго. Она снова оформилась по форме и цвету и приняла четкое очертание, из педантичного Профессора создав Клоуна. Клоун покривлялся несколько секунд, а затем снова потек, заняв какую-то среднюю позицию и провоцируя Игоря на поиск граней и различий между ними. Впрочем, искать различия было напрасным занятием – Профессор не остался стабильным, и потом, на протяжении лекции, так и перетекал то в одну, то в другую форму. Надо сказать, раздражало здорово, но спать не давало.

– Приношу извинения за эти метаморфозы. Оказавшись в новом обществе, так сложно порой понять, кто ты есть! – без смущения прокомментировал собственную трансформацию Профессор-Клоун. Прекратив на какое-то время перетекать, он продолжил. – Итак, «разум», – голос его стал таким же неопределенным: куда более жестким, но с клоунско-игривыми нотками. – Изобретение разума действительно может показаться бредовой идеей, но..! Давайте вместе сделаем маленький экскурс в состояние человечества тех времен.

Что же увидит наш неподготовленный взгляд? А увидит он, если сможет, энергетическое тело, не заключенное в физическую оболочку, с практически безграничными, даже в представлении человека нашего времени, возможностями. Полная духовная реализация, отсутствие ограничений в пространственном перемещении и совершенно нелогичная эмоциональная жизнь, суть которой не может быть воспринята нашим сознанием, заточенным в рамки материально-умозрительных ограничений. Слабым аналогом уровня эмоционального восприятия тех времен можно поставить пиковые состояния эмоциональности нашего времени. Лучшее, что удалось сберечь человечеству до сегодняшних дней – любовь, но к сожалению далеко не каждый индивидуум способен пережить её в своей материальной жизни. Причина чему банальна и проста – очень непросто найти эмоционального резонатора в окружающем мире, используя тот крохотный набор чувств, который поставляется вместе с физическим телом. А уж тем более стало сложно выглядывать из-за завесы технологических барьеров, в которые мы сейчас погружены.

Есть ещё несколько уцелевших понятий и проявлений, такие как ужас или ненависть (именно ненависть – добротная, долгая и яркая, прошу не путать это большое чувство с повсеместной злобой), которые прижились шире. Признаться, я не хотел бы строить ваше восприятие эмоциональной стадии существования человечества на такой негативной и однобокой основе.

Таким образом, возьмем за базу голый факт: до определенного этапа своего существования человечество жило бестелесно и неразумно (в нашем понимании этого слова), но абсолютно не ограничивая себя в эмоциональном восприятии. Для полноты картины необходимо добавить, что окружающего мира в нашем представлении тоже не было. Совсем не было. Я имею в виду, что не было озер, деревьев, травы, зверей. Да что там говорить, даже пустынного пейзажа безжизненной планеты не было!

На этой фразе образ профессора внезапно схлопнулся и превратился в неоновую точку, зависшую перед глазами среди абсолютного мрака. Точка была пронзительно зеленого цвета и нестерпимой яркости. Она сверлила мозг примерно минуту, после чего дернулась и начала вспухать. Достигнув размера теннисного мячика, точка взорвалась разноцветными пузырями, которые сталкивались, делились, скользили рядом, меняли цвета. Один из пузырей подлетел совсем близко к глазам Игоря, и за переливом радужных полос на его поверхности он уловил толчки, похожие на пульсацию живой ткани. Под этими толчками сфера пузыря разрасталась, ширилась, пока не заполнила собой всё вокруг, и Игорь ощутил, как оказался втянут в неё, подстроившись биением сердца под ритм биения сферы. Синхронные биения были такими убаюкивающими, что сон где-то внутри Игоря тихо и мягко возликовал и победил сознание…

Сначала было только осязание. Игорь чувствовал себя плывущим, погруженным с головой в уютные и нежные волны чего-то теплого и как будто слегка маслянистого. Нежные потоки перетекали по телу, успокаивая и даря наслаждение. Захотелось сжаться в уютный комочек, как когда-то в детстве. Поначалу Игорь сдерживал дыхание, опасаясь захлебнуться в этой маслянистой жидкости, но было во всём этом что-то мирное, безопасное, дающее покой, вызывающее доверие. Наконец, первый вздох состоялся. Игорь почувствовал, как на вздохе он до кончиков пальцев наполнился сверкающим теплом, и опять задержал дыхание, страшась выпустить из себя и потерять это переливчатое блаженство. Затем пришел второй вдох, третий, четвертый… с каждым вдохом тело растворялось, теряло границы. Он понял себя как часть, слитую с той субстанцией, которая его окружала. Он растворялся, он принимал и пропускал сквозь себя волны блаженства. Зрение включилось потом. Не напугало и не удивило. Тёплые волны, проходящие сквозь то место, которое он осознавал своим телом, едва воспринимая его границы, были разноцветными и переливающимися. Преобладающий зеленоватый цвет искрился нитями серебряных бусинок, пластами золотистых волн, розовыми переливами. Волны, втекающие в него с легкой пульсацией, возвращались наружу слега окрашенными в голубоватый оттенок, который был виден в переливах этой чудесной эмульсии и затем таял, растворяясь в большем. Иногда, прижимаясь к приятной волне, Игорь чувствовал, что достиг мягкой границы, которая легким толчком отправляла его в плавание обратно, к центру волн и течений. Игорь потерял время. Он плыл в волнах бесконечно. Может быть прошел час, может месяц, может годы… Радужные переливы приносили с собой новые эмоции, ощущения. Иногда его захлестывали оранжевые волны безмерной радости, и он безмолвно ликовал, усиливая пульсацию и окрашивая свой мир чуть более голубым. Несколько раз он впитывал тревогу, которая заставляла прижиматься к той стороне, откуда волны шли теплее. Но остальное время был покой и безмятежность. Он научился различать цвет и сверкание. Без зрения, только осязанием своего тела. Чувствовал бодрящее щекотание серебряных бусинок, слегка шероховатую нежность золотых волн.

Все когда-нибудь заканчивается, особенно сны.

Реальность вытолкнула его в бархатно-черное пространство виртуальной аудитории с яркой неоновой точкой посредине, сверлящей мозг. Таймер в очередной раз набивал такт, поднимая с каждым ударом тон и ритм. Вот прозвучали два последних бархатных удара, и словно кто-то вытащил образ Профессора из неоновой точки, висящей в абсолютной черноте. Как фокусник вытаскивает белый платок из маленького отверстия черной коробки. Или Клоуна?… или… как его там…?

Тишина затянулась, минута…, другая… Пробудившийся мозг, тупя, начал набирать обороты, а войдя в ритм, взбунтовался. Тело, вынутое из ласковой среды, сопротивлялось, но привыкало к вернувшейся реальной и ужасно неуютной теперь обстановке.

«Наверное, так чувствует себя рыба, выброшенная на берег», – подумалось в голове.

– Аккуратнее с мыслями, дорогие мои, аккуратнее, мысли они ведь и случиться могут…, – пропел Профессор, разглаживая свои помятые конечности, после неудачного извлечения из неоновой точки. – Ох и помяла меня жизнь в борьбе за прекрасное! Давайте-ка прервемся на минутку.