Читать книгу Принцесса и рыцарь. Жизнь после. Рассказы - Кристина Выборнова - Страница 10

Я, конечно, сразу понимала, что наша свадьба будет похожа на нормальную человеческую, исключительно если я приложу к этому усилия. Так что я с момента подачи заявления принялась наседать на Колина, чтобы он где-нибудь добыл костюм, выбрал, кого пригласить, и посмотрел со мной варианты ресторанов, куда можно будет запихать всю эту толпу. Колин на это отзывался не то чтобы совсем неохотно, просто равнодушно. Из всей предсвадебной кутерьмы его больше всего интересовала покупка колец, потому что их придется потом носить годами, а также примерные расходы на костюмы и кафешку. От каких-либо ведущих он категорически отказался – наверное, и правильно, потому что я тоже не могла себе представить сочетания Колина с классическим тамадой. Гостей со мной обсудил: оказывается, с его стороны очень хотела прийти гораздо бОльшая куча народу, чем с моей: актуальные коллеги, бывшие коллеги, бывшие свидетели преступлений и так далее. Больше всего меня добил отсидевший вор по имени Лёха, который, понимаете ли, писал стихи и собирался нам презентовать некую поэму.

– Его-то куда?! – ужаснулась я. – Вообще зачем общаться с преступниками? Ты его поймал и у него теперь синдром заложника?

– Я кражами не занимаюсь, коллеги поймали, а я его допрашивал по побочному делу, так и познакомились. А почему не общаться: преступники тоже люди, как и все. Убийцу бы я, конечно, на свадьбу не потащил, но Лёхин максимум – спиздить какое-нибудь мелкое украшение, это не страшно.

В общем, после некоторых споров Лёху утвердили. С моей стороны были тетя и дядя с детьми и несколько друзей и коллег. Никто из них нигде не сидел, и я не без тревоги думала о том, как вся эта компания будет взаимодействовать. Да и занять такое количество народу надо же чем-то, если нет ведущего…

С этим моим доводом Колин согласился и, к моему удивлению, взял листочек и ручку и довольно быстро набросал программу свадьбы, включающую пение, танцы, тосты и даже парочку конкурсов.

– Да у нас же каждый год по нескольку раз всякие мероприятия проходят. Типа мы даем концерты для коллег, они – для нас, потом мы все – для более высокого начальства, – объяснил он. – На восьмое марта, двадцать третье февраля, день милиции, Новый год и день лысых чертей в баночке. Конкурсы Женек может провести, он обычно ими и занимался. Ну и все дела.

Если с конкурсами было понятно, то с одеждой – не очень. Я несколько раз предлагала Колину сходить с ним, чтобы купить ему костюм, но он посмотрел на меня с удивлением, пожал плечами и спросил:

– Зачем? Ты же вроде без меня будешь себе платье покупать. Думаешь, мне конвой нужен?

– Так я буду без тебя, потому что примета вроде такая. А ты-то…

– А что я-то? Куплю что-нибудь, не беспокойся. Или возьму то, что есть – надо порыться. Я не собираюсь выбирать дикие цвета и фасоны без согласования с тобой, так что можешь не волноваться. Только предупреди, если сама купишь что-то не белое.

– Ага. А с прической как?

– Ну, я могу ее себе сделать, конечно, благо волос хватает, но, боюсь, меня не так поймут, – Колин хмыкнул.

– Да я про свою. Я возьму себе визажиста-стилиста? Это, конечно, не очень дешево, но я не уверена, что умею хорошо краситься и тем более причесываться.

– Если хочешь, я тебя могу накрасить, я на Оксанке натренировался. Да и прическу тоже сделать не особо трудно.

– Надо же, – удивилась я очередному его навыку. – Ну накрась как-нибудь, мне просто интересно. Но для свадьбы я все же попробую отдельно кого-то взять, чтобы впечатление не смазывать.

– Ладно, изуродуют – перекрасим, – быстро и радостно согласился Колин.

Посмеявшись, я уселась перед ним на диван, скрестив ноги, и попросила-таки сделать макияж. Он охотно согласился, включил сильную настольную лампу, взял мою косметику и некоторое время, прищурившись, сноровисто колдовал над моим лицом, будто рисовал на нем картину. Я приготовилась ждать результата долго, но уже минут через пятнадцать он выпустил меня к зеркалу и сам пошел следом.

В полутемном коридорном зеркале на меня посмотрела очень красивая женщина с ровными стрелками на глазах (ничего себе!), оттененных зеленоватыми и золотистыми тенями, легким румянцем и розовыми губами. Я, конечно, знала что у Колина есть художественный вкус, но ожидала чего-то вроде фотографий, которые он делал с меня, поэтому удивилась еще больше.

– Ну и как тебе? – спросил меня Колин, снова прищуриваясь и отклоняя голову, как делают художники, чтобы посмотреть на картину в целом. – Чтобы просто так ходить, конечно, ярко, но на свадьбу должно пойти.

– Здорово! Как ты научился рисовать стрелки?!

– Мы с сестрицей бальными танцами оба занимались, надо же ее было кому-то красить, – объяснил он и обнял меня за плечи, встав позади.

– Я прямо настолько красивее стала…

– Ты такая и была, я же тебе контуринг не делал, чтобы черты лица менять.

Я вспомнила свое бледное неумытое лицо, которое только недавно видела в зеркале, и засмеялась:

– Ну, если я для тебя и правда всегда одинаковая, то я рада, конечно. Но все равно здорово вышло.

* * * * * * *

Я много сидела на свадебных форумах и в чатах, читала отчеты невест, и имела в голове почти готовую схему того, как у нас все будет.

В последний день перед свадьбой, скорее всего, будет куча недоделок, мы будем метаться туда-сюда, срываясь друг на друга, после чего в полуобморочном состоянии заснем в четыре утра. Утром приедет визажист, закрасит мое измученное лицо, сделает прическу, а потом придет Колин и, увидев преобразившуюся меня, застынет от восхищения. Я, возможно, тоже застыну, если у него будет какой-то очень элегантный костюм. А потом мы выйдем на улицу, где нас будут ждать прослезившиеся друзья, и поедем в ЗАГС. Там все еще раз прослезятся во время церемонии. Будет много фото, суеты, криков «горько», пару раз я буду плакать от того, что торт неидеален, а на платье пятно от шампанского, но быстро успокоюсь и под вечер начну считать, что моя свадьба была идеальной. А потом нас ждет романтическая первая брачная ночь…

На самом же деле все пошло… нет, не наперекосяк: просто совсем не так.

И началось это с того самого дня перед свадьбой, когда мы должны были срываться и бегать в истерике, но мы не срывались и не бегали. Во-первых, у нас обоих в этот день было много работы, как будто нарочно, а во-вторых, мы каким-то образом все успели. Возможно, в этом была заслуга Колина, который, хотя выглядел во много раз безалабернее меня, на деле умел прекрасно структурировать сложные дела на мелкие этапы и заканчивать все точно к выбранному времени. Меня он тоже слегка подгонял, не давая растекаться мыслью по древу, так что к одиннадцати вечера нам неожиданно оказалось нечего делать, кроме как поужинать и лечь спать. Но только мы легли, сценарий опять начал ломаться: по непонятной причине, может, от волнения, нас очень потянуло друг к другу. Сдерживаться не получалось, как я ни напоминала себе, что лучше бы оставить это все для первой брачной ночи, то есть на завтра. То есть я даже пробормотала что-то такое Колину и тот послушно отодвинулся от меня – он вообще никогда не настаивал, если у меня были какие-то сомнения – но я нарушила свой же запрет, сразу придвинувшись обратно. Теперь уже Колин с полным правом прижал меня к себе и поцеловал, и дальше все подернулось мутной дымкой, которая так и не рассеялась, потому что мы сразу же уснули, не размыкая объятий.

Утром действительно пришла парикмахер-визажист, только никого не разбудила, потому что мы вполне выспались и бодро вскочили в восемь утра.

– Здрасьте, – сказал Колин, впуская в квартиру очень коротко стриженную девушку с синяками под глазами – вот уж кто, наверное, не выспался.

– Доброе утро, – буркнула та глухим голосом.

Тобик заворчал – он не любил ранних гостей. Колин коротко глянул на него и сказал «Тихо, иди на кухню», а потом бросил такой же короткий взгляд на стилистку, будто она была у него подозреваемой по какому-то делу, и скрылся в другой комнате.

Тобик действительно ушел и хрустел на кухне кормом, Колин, судя по смутным звукам, разговаривал с кем-то по телефону, а меня причесывали и красили. Сначала я не очень обращала на это внимания, тоже занятая переписками с гостями и телефонными разговорами, но потом то, что появилось в зеркале, начало меня немного беспокоить. Не то чтобы это было некрасиво – просто совсем не похоже на меня. Если дальше так пойдет, действительно придется Колину меня перекрашивать, а этого я не хотела: пусть хоть в день свадьбы отключит свой решим вечного спасателя и решателя проблем.

– Извините, – сказала я, – придержав руку стриженой стилистки. – Можно мне сделать зеленые, а не фиолетовые тени? И стрелочки нарисовать коричневой подводкой, а не серой?

– Может, и прическу надо всю переделать? – стилистка с сердцем глянула на часы: она явно сегодня встала не с той ноги.

– Прическу не надо, – сказала я, не повышая голоса. – А накраситься по-другому время есть.

– Послушайте, если вы лучше знаете, как краситься, зачем вы вообще позвали специалиста??

Мда, Тобик-то не зря рычал, – подумалось мне. Снова появилось огромное искушение позвать Колина, чтобы он тоже нарычал на стилистку. Но то, что я думаю о своем будущем муже как о собаке, которую можно спустить на неугодных, мне снова не понравилось. К тому же с Колина станется вступить в бурные пререкания и устроить скандал, меру он не всегда знает. И неужели я сама не справлюсь с такой ерундой?

– Девушка, – сказала я прохладным тоном, поймав в зеркале ее замученный взгляд, – я вижу, что вам не очень хорошо и у вас, наверное, мало сил. Но у меня сегодня свадьба, что бывает довольно редко. Поэтому есть несколько вариантов. Первый: я сделаю вам сладкий чай с печеньем, а вы сделаете мне стрелки и тени, как я хочу. Второй: если у вас нет сил и настроения, вы пойдете домой, а я докрашусь сама, как могу, но вы вернете часть денег. Третий: если вы ни на что не согласны, то мне придется, к сожалению, привлечь будущего мужа. Он, ну, скажем… юрист, но общаться с ним вам не понравится.

Покрасневшие стилисткины глаза открылись во всю ширь.

– Вы мне что, угрожаете?!

– Наоборот, я сама не хочу, чтобы вы попали в третий вариант, а вы попадете, если мы еще задержимся. Мой жених – человек очень специфический. Чай с печеньем? – я расценила молчание как знак согласия и встала.

Получив печенье с чаем, стилистка, прихлебывая, похрустывая и пофыркивая, все-таки накрасила меня как надо. Как раз когда она складывала кисточки и косметику в свой кожаный красный чемоданчик, из второй комнаты выглянул Колин и спросил: «Уже уходите?»

– Ухожу, – стилистка еще раз фыркнула и защелкнула чемодан. – А вы, значит, юрист?

– По образованию да, – ответил Колин, не удивившись вопросу. – А чего, вам что-то подсказать? Только я гражданский кодекс плохо знаю.

– А какой тогда хорошо?

– Уголовный. Я следователь. У вас убили кого-нибудь, что ли?

– Никого у меня не убили! – стилистка резво схватила чемоданчик и отбежала сразу до коридора. – Откройте мне дверь, пожалуйста! Я опаздываю на следующий заказ из-за вашей невесты, а она меня еще и пугает!

– Мной? – догадался Колин и рассмеялся. Его смех, как обычно, низкий, в баритональном регистре, кажется, реально испугал стилистку. Больше она ничего не сказала, догадалась, как открыть дверь, самостоятельно, и вылетела наружу.

– Это ж надо, – Колин снова рассмеялся и повернулся ко мне. – Ну чего, Ксюш, пойдем? Уже надо выезжать минут через десять.

Тут только я поняла, что мы прошляпили тот самый волшебный миг, когда должны были впервые увидеть друг друга в свадебных нарядах и прослезиться. Я сидела на пышной юбке своего платья верхом, как на венике, потому что она мешалась во время макияжа, а на плечах у меня красовался мусорный мешок с прорванной дыркой для головы – надели, чтоб не сыпать на плечи и рукава косметику. Колинового костюма же я пока толком не могла увидеть, потому что горела только настольная лампа у зеркала. Поспешно встав, я сорвала с себя мешок, распушила юбку и щелкнула выключателем. Мы уставились друг на друга, моргая от режущего глаза света.

Костюм у Колина оказался черным, не совсем классическим: с более длинным и приталенным пиджаком и немного расширенными книзу рукавами. Галстук он не надел, зато надел белую рубашку, и этот наряд сделал его очень похожим не на полицейского, а на того, кем он мог бы стать, если бы не стечение обстоятельств: на какого-то актера. Волосы он просто вымыл и расчесал, так что они лежали у него на плечах и делали вид еще более артистическим. Колину при его внешности подходили сильные контрасты, поэтому выглядел он прекрасно – хоть рисуй. Я опасалась, что на его фоне буду смотреться как моль с моими светлыми волосами, не особо сильно накрашенным лицом и кремово-белым платьем. Оно было почти классическим, с длинными кружевными рукавами и юбкой-колоколом, только на юбке кое-где были нашиты нежно-розовые тканевые цветы, напоминающие огромные петунии.

– Как я выгляжу? – подумав все это, тревожно спросила я у Колина.

– Прекрасно ты выглядишь, – он с непонятным вздохом осторожно коснулся моей щеки. – Не сомневайся.

– Ты тоже! – обрадовалась я и попыталась поднять руки, чтобы положить их ему на плечи, но платье застопорило мой порыв, зловеще треснув где-то под мышкой.

Колин обнял меня за талию и сказал:

– Пойдем.

На улице нас ждало несколько гостей – прослезившихся, но не от нашего прекрасного вида (тем более, что мы надели пальто и шубку соответственно), а от жуткого мартовского ветра. Быстро летящие по небу облака давали надежду на то, что мы поймаем немного солнца, но дуло, конечно, ужасно. Волосы сразу же залетели мне в рот, и я сквозь них с трудом поздоровалась с тетей, дядей и двумя самыми близкими подругами: Аней и Тамилой. Те сквозь ветер прокричали мне, что я красавица, я согласилась.

– Ксюша! Какая ты! Дай я тебя обниму! – воскликнула, выныривая непонятно откуда, Колинова сестра Оксанка, и, хлюпая красным носом, облапила и смяла меня, как медведь. Она сегодня тоже накрасилась так сильно, что стала походить на героиню испанского телесериала: огромные глаза с черной подводкой, смуглая кожа, белые торчащие зубы в обрамлении ярко-красной помады. Рядом подпрыгивала замерзшая Лиза с празднично заплетенными косичками.

Только от меня отлепилась Оксанка, как последовала вторая атака – со стороны Мюриэл, моей будущей свекрови. Ее коричневое лицо блестело то ли от слез, то ли от мелкого сырого снега, черные глаза с желтоватыми белками ласково щурились. Будучи ниже на голову, она осмотрела меня так по-хозяйски, словно была намного выше – так же свысока, даже в лежачем положении, умел смотреть Колин.

– Красавица какая девочка, – выговорила она с небольшим акцентом. – Не замерзнешь, нет? Колин, девочку зачем без шапки пустил? Ветер ужасный.

– У нее капюшон есть и шарф, – отозвался Колин.

– Этого мало! – заявила Мюриэл и нахмурилась. – Ты хочешь, чтобы после свадьбы заболела она?! Мой бог, а ты-то почему так одет? Снова воспаление легких будет!

Колин закатил глаза и выдал на своем быстром и жестком английском:

– Mom, please calm down, everything will be fine, we'll figure it out.

Удивительно, но родной язык подействовал на Мюриэл усмиряюще: она сказала «Хорошо, сынок» и дала нам, наконец, залезть в машину, чтобы поехать в ЗАГС.

В ЗАГСе оказалось неожиданно пустовато: наверное, из-за отвратительной погоды, желающих жениться, кроме нас, было раз-два – и обчелся. К зданию ЗАГСа приехало несколько Колиновых коллег, в том числе и Женек в туго натянутом на его мускулистых плечах синем костюме и с огромным фотиком – он вызвался быть у нас еще и за фотографа.

– Ксюха, выглядишь – во! – он показал мне большой палец. – А ты, шеф, прям как из театра сбежал, с этого… свистакля.

– А ты на сутенера похож, – ласково отозвался Колин и похлопал друга по плечу.

Меня аккуратно тронули за руку: я увидела Колинового подчиненного Андрея, серьезного черноволосого молодого человека с аккуратным пробором, в строгом сером костюме и галстуке, завязанном под самое горло.

– Поздравляю вас, Ксюша, от нашего имени, желаю счастья, – выговорил он, будто прочел это по открытке, и сунул мне в лицо букет белых роз.

– Ты что, дурак?! После регистрации надо дарить! – прошипела стоявшая рядом с ним очень худая и тоже черноволосая девушка с острым сердитым лицом – я помнила, что это Карина, невеста Андрея, которая работала секретарем в их отделении.

Андрей отдернул розы и покраснел. Я неловко сказала:

– Да ничего страшного, это неважно… Спасибо вам, что пришли!

Андрей покраснел еще больше и хотел что-то ответить, но его оттеснила в сторону Красавица, она же старший лейтенант Красавцева – татуированная и стриженная женщина с пирсингом и накачанными губами. Удивительнее всего, что она когда-то была у Колина самой первой девушкой, правда, расстались они буквально через пару недель и с тех пор только дружили. Рядом с Красавицей стоял ее муж Леонид, похожий на ресторанного вышибалу, с торчащими ушами и обезьяньей челюстью.

– Поздравляю, тезка! – Красавица обняла меня и хихикнула – ее, по странному совпадению, тоже звали Ксенией. – Мы так за вас рады, что вы до ЗАГСа дошли! Наконец-то ты успокоишься, да, дорогой? – она по-свойски похлопала Колина по рукаву. Тот без раздражения улыбнулся и кивнул.

После этого к нам пробилась Колинова начальница, полковник Бензинова Вера Николаевна, которую за глаза звали Каргой, потому что она и правда походила на какую-то бабку-ежку. Была она уже совсем пожилая, с седым пучком, немного сутулая в районе шеи, но спину держала прямо. Ее серые глаза строго уставились на нас из-за стекол больших очков, а тонкие губы, разжавшись, скупо сообщили:

– Вот, удалось вырваться. Заранее не поздравляю.

– Тогда я вас не благодарю за не поздравление, – весело парировал Колин – они с начальницей вообще часто вступали в подобные пикировки, но, видимо, оба переносили их спокойно. Вот и сейчас Карга только пожевала губами, кивнула мне и, сунув руки в карманы серой шерстяной, не особо праздничной юбки, снова обратилась к Колину:

– Ну так что вы решили, Розанов?

– Вера Николаевна, давайте рабочие вопросы на работе все-таки обсуждать.

– Вы на завтра взяли отгул, потом выходные, а мне нужна информация сейчас, потому что генерал Угольков спрашивал… – заскрипела Карга упорным неприятным голосом, как немазаная калитка.

– Ладно, ладно, я вам вечером скажу или напишу, – прервал ее Колин. Его начальница сразу же отстала и, снова сухо кивнув, куда-то отошла.

– О чем это она? – прошептала я.

– Да рабочие вопросы, потом расскажу. Вроде бы нас уже зовут.

Нас действительно звали. Под какую-то неразборчивую музыку (вроде бы не под марш Мендельсона) мы вошли в зал и остановились перед регистраторшей в ярко-розовом костюме. Та хорошо поставленным голосом начала зачитывать текст про какой-то корабль любви, который не должен разбиться о рифы. Я тревожно покосилась на Колина, опасаясь, что он начнет смеяться или передразнивать этот глуповатый текст, но он стоял молча, крепко сжимая мою руку и глядя перед собой застывшим взглядом. Пальцы его были более прохладными, чем обычно. Волнуется? Я осторожно пошевелила своими пальцами, слегка погладив его ладонь и пытаясь донести этим жестом, что все в порядке. Он немного разморозился и поднял глаза от неизвестной точки на стене как раз вовремя, чтобы утвердительно ответить на вопрос регистраторши о согласии на мне жениться. Его «да» прозвучало четко и громко, как у настоящего артиста, и волнение в этой громкости уловила, наверное, только я. Сама я выразила свое согласие далеко не так шикарно, потому что голос мой был от сегодняшней промозглой погоды немного хриплым. Нам велели расписаться, обменяться кольцами и поздравить друг друга. Кольца налезли на пальцы нормально, потому что мы их все-таки мерили до этого. Потом Колин, наклонившись, поцеловал меня (губы его тоже были холоднее обычного), а я попыталась его обнять за шею и снова была скована платьем.

После этого, не успели мы очухаться, на нас налетела вся стая гостей и принялась поздравлять уже на полную громкость и с полным правом. Андрей пихал белые розы мне в лицо, пока их не отобрал у него Колин, Оксана отпечатала на моих щеках свои красные губы, подружки совали мне цветы, визжали и пахли разными духами…

Тут мне на глаза попался не виданный прежде гость: какой-то скромного вида парень лет тридцати, с дурацкой короткой челочкой, с длинным простодушным лицом, маленькими глазками и седловатым носом, одетый в неловко сидящий на нем серый костюм.

– Здрасьте, товарищ майор, – сказал он хрипловато и вытащил из-за спины здоровенный букет тугих красных роз. – Запоздал малек, вот. Поздравляю.

– О, привет, Лёха! – обрадовался Колин. – Я уж думал, ты опять чего-то натворил и тебя по дороге сюда замели. Ни хрена себе букетище! Ты его, надеюсь, не спер?

– Да вы чего, товарищ майор, гадом буду! – оскорбился Лёха. – Я же, как откинулся, завязал насовсем. Оно мне надо – пятую ходку чалиться? На свои купил!

– Ну молодец, молодец, только не суй мне цветы – это невесте.

– Поздравляю, – прохрипел Лёха и сунул букетище мне, стеснительно отводя глаза.

– Спасибо, – тоже прохрипела я и откашлялась.

Лехе явно было легче разговаривать с Колином, потому что он сразу же опять перекинул внимание на него:

– Товарищ майор, может, вам чё помочь? Сумки, там, понести, цветы, хавку купить? Или чё покрепче? Вы-то не пьете, я помню, а может, эти ханурики что-нибудь примут? – он повел подбородком на гостей.

– Нет уж, только принявших хануриков нам тут недоставало, – Колин рассмеялся. – Обойдутся.

– Тогда разрешите идти? Или это… Я же вам стихи…

– Свободен, отдыхай пока. Поэму свою в ресторане прочтешь, тут не надо.

Лёха кивнул и отошел от нас, заложив руки за спину, будто на них были невидимые наручники. Я посмотрела ему вслед не без ужаса и очень понадеялась, что гости с моей стороны не будут с ним заговаривать.

Из ЗАГСа Колин охотно вынес меня на руках, правда, с трудом пропихав в узкую дверь, и на крыльце почти сразу поставил, потому что оно было покрыто скользкой наледью. Но я не обратила на это внимания, потому что заметила на небе долгожданный просвет и радостно воскликнула: «Солнце! Жень, лови!»

Женек тут же подскочил к нам и защелкал своим огромным фотиком, пытаясь за ту секунду, пока солнце выглянуло, сделать максимальное количество фотографий. После этого мы пошли в маленький парк, который был недалеко от ЗАГСа: гулять в каких-то более сложных и далеких местах не позволяла погода, по-прежнему ветреная и от этого жутко холодная. Я запахнула шубу, замоталась шарфом в семь оборотов и держала капюшон одной рукой, другой крепко вцепившись Колину под локоть, чтоб не грохнуться на льду. Мой теперь уже муж посмотрел на меня со смесью тревоги и виноватости и сказал:

– Ты совсем замерзла, да? Хочешь, возьми мое пальто.

– Ну да, чтобы ты совсем замерз? – я хрипло рассмеялась.

– Блин, и зачем я вцепился в этот март – не погода, а копец, – задним числом раскаялся Колин. – Надо было послушать тебя и выбирать апрель, а то и начало лета.

– Ты бы до лета совсем извелся, – я шмыгнула носом и утерла его белой перчаткой.

– Да, блин, я всегда из-за чего-то извожусь, а то ты не в курсе – у меня характер такой. В следующий раз просто ори, не стоят мои страхи твоих болезней, – с этими словами Колин все-таки попытался снять пальто, но к нам уже подрулил Лёха и с воплем «Да вы че, не надо, товарищ майор», скинул с себя толстенный пуховик и накинул его на меня.

– О господи, – сказала я, поймав пуховик за пушистый воротник. – Вы-то сами не замерзнете… Алексей?

– Да не, вы чё, – прохрипел Лёха, все-таки при общении со мной упорно глядя в сторону. – Я крепкий. Меня знаете сколько раз в холодную сажали!

– В холодную что? – не поняла я.

– Камеру, – сказал Колин. – А чего тебя сажали-то? Буянил?

– Да было там дело, прискребся ко мне пидор один из отряда, а я ему… Извините, – оборвав себя, спохватился он. – Че-то разговор не в масть.

– Да, ты от шефа отвяжись, ты мне давай расскажи, чего там было, – подошел к нам Женек. Он взял Лёху под локоть и потащил его в сторонку, отделяя от нас. На мне так и остался воровской пуховик. Я подняла глаза и улыбнулась Колину:

– Все хорошо, милый. Март мне тоже нравится. Вон опять солнце вышло. И все равно мы минут через пятнадцать уже поедем.

Женек вернулся через пару минут, куда-то дев Лёху, и принялся, буквально засучив рукава, фоткать нас среди хилых весенних берез – то отдельно, то с разными гостями. Меня он снял с Аней и Тамилой. Девчонки, которые, как и я, когда-то учились в музыкальной академии, только на певческом и исполнительском факультетах, были полны впечатлений.

– Ксюш, какие у вас гости интересные! – прошептала Аня, классическая певица с румяным лицом и длинными косами. – Они о чем-то таком говорят, я половину слов не понимаю.

– Зато они яркие все, – заметила Тамила, энергичная худая пианистка. – Как будто артисты, а не юристы… Твой муж ведь следователь?

– Ну да.

– А тоже на актера какого-то похож.

– Я знаю, ага…

– Он же у тебя петь вроде умел? Споете с ним?

– Ой… Наверное, попробуем. Мы хотели.

– Он тебя о-о-очень лю-у-убит, – мелодично протянула Аня. – Это так хорошо видно!

– И я его тоже, – сказала я и притиснула к себе за плечи двух пушистых от шуб подруг.

Тетя и дядя с дочками тоже подошли со мной сфотографироваться, но держались в разы менее восторженно.

– Что-то не продумано у вас, – укорил меня дядя. – Муж твой хоть бы организовал, если ты не могла. Стоим мерзнем все. Не май месяц.

– Да ладно, Сереж, ты же помнишь, как ее муж у нас в гостях был, – примирительно вздохнула тетя. – Это такой… хулиганчик. Что он там организует.

– Колин проводил целые операции по спасению людей, – прошептала я возмущенно. – Он может организовать что угодно. Прогулку мы с ним так запланировали, нам было нормально.

– Нормально так нормально, – вздохнула тетя. – У всех свои стандарты.

Они отошли, а я осталась возле березы с основательно подпорченным настроением. Ко мне подошел Колин и молча обнял, набросив на меня одну полу своего пальто: пуховик мы Лёхе все-таки вернули, чтобы его совсем не заморозить.

– Родственнички мерзят? – спросил он вполголоса. – Чего они там вякнули, что ты так расстроилась? Может, их в ресторане горячим обнести? Пусть закусками давятся.

– Не надо, ради бога! – запротестовала я, содрогнувшись от перспективы скандала на свадьбе. – Ну их в задницу, я не хочу портить праздник.

Видимо, я сумела донести до Колина мысль на понятном для него ругательном языке, потому что он больше не спорил, но и из-под пальто меня не выпускал, и мы остаток времени ходили склеившись, как сиамские близнецы. Потом солнце окончательно скрылось, ветер усилился, и мы поехали в ресторан.

Ресторан оказался не очень-то и большим для такого количества народу, а еще там было полутемно из-за черных стен и кольцевых светильников, но, главное, на столах стояла еда, и мы при виде нее дружно забыли обо всем: прогулки по ледяному ветру сильно нагоняли аппетит.

Я успела засунуть в себя тарелку закусок и еще одну тарелку горячего, прежде чем начала поглядывать по сторонам и смотреть, кто что делает.

Гости были, как и я, заняты в основном едой, хотя кое-кто из них наелся и занялся болтовней друг с другом. Колин сидел рядом со мной, задумчиво подперев подбородок сложенными руками. Судя по его тарелке, съел он всего ничего. Может быть, еда была для него слишком жирной и острой и он боялся очередного приступа болей в печени, который плохо сочетается со свадьбой?

– Ты что не ешь совсем? – прошептала я, тронув его за колено. – Еда неподходящая?

– Чего? А, да нет, Ксюш, не беспокойся, я просто не хочу, – он ласково мне улыбнулся. – У меня часто от волнения аппетит пропадает в ноль.

– Сейчас-то чего уже волноваться, я же от тебя никуда не денусь, в ЗАГСе были, – сказала я успокаивающе. – Все-таки попробуй что-нибудь съесть, а то сил не будет. Еще целый вечер сидеть. Программа еще эта…

– Вот из-за нее я тоже волнуюсь, – признался Колин. – Народу много, далеко не все управляемые, а кто-то и подпить может.

– Тем более поешь, чтоб были силы разбираться.

– Ладно, уговорила, – он вздохнул и принялся ковыряться в тарелке с салатом с таким видом, будто ему туда насыпали тараканов.

Как раз в это время встал наевшийся Женек, откашлялся, как чахотошный, и трубным голосом предложил тем, кто хочет, говорить тосты. Я думала, что будет долгое молчание, но гости со стороны Колина не заставили себя долго ждать. Первой, к моему изумлению, встала Карга. Держа бокал сморщенными пальцами, она формально пожелала нам счастья, здоровья и профессиональных успехов, после чего добавила странную фразу:

– Надеюсь, что эта свадьба будет способствовать исполнению нашей с вами, Розанов, давней договоренности.

– Будет, будет, – Колин успокоительно закивал. – Спасибо, Вера Николаевна.

Карга молча уселась на место. Целоваться после ее речей не тянуло, так что «горько» никто не кричал. Потом нас поздравили Оксанка и Мюриэл. Что они сказали, мы толком не разобрали, потому что на середине они начали всхлипывать, а в конце разревелись от чувств и побежали к нам обниматься. Колиновы коллеги поздравили нас кто во что горазд, с разной степенью остроумия и изобретательности: Андрей зачитал текст поздравлений с листочка, Красавица, хихикая, несла что попало, ее муж-обезьян молчал и ухмылялся, еще двое коллег, по имени Светлана и Ирина, поздравили нас быстро и скомканно, кажется, от стеснения, а Женек просто сказал: «Ну давайте, успехов в этой-самой… личной жизни». Тетя выдала от всей семьи какое-то формальное поздравление, будто со стандартной открытки, а Аня с Тамилой желали всего прекрасного в основном мне, забыв про Колина. Зато после их поздравления нам почему-то в первый раз закричали «горько», и мы смогли наконец поцеловаться. Судя по все еще прохладным губам, Колиново волнение не прошло.

Последним номером программы поздравлений встал красный от волнения Лёха. Поэма его, заключенная в огромную и толстую тетрадь, явно была длиной в километр. Взяв микрофон и откашлявшись, он прохрипел:

– Вечер добрый всем! Меня зовут Алексей Козлов. Я хочу еще раз сказать товарищу майору, Колину Александровичу, спасибо, что он меня позвал к себе на свадьбу. Понимаете, он хоть и мент, но отношение у него к нам душевное. Мы с ним познакомились, когда я за одно там дело чалился, на допросе. Поговорили очень по-человечески… Мы оба Конан Дойля любим читать, во как! Записки про Шерлока Холмса – моя любимая книга! – он гордо улыбнулся. – И вот он, значит, как узнал, что я стихи пишу, не стал надо мной смеяться, как всякие. А он мне говорит: «Молодец, Лёха, пиши дальше». И я потом ему много раз уже с зоны писал, а он мне вот всегда отвечал! Понимаете? – он оглядел гостей, призывая их в свидетели. – Мне мать родная отвечала через неделю, а он – каждый раз! И вот сюда он меня позвал, на свадьбу. Я сначала говорю: «Куда я пойду, товарищ майор, я же вор». А он мне говорит, прикиньте: «Ты вор, а я вообще убийца». Ну, он же на заданиях стрелял во всяких урок…

– Слышь, ты, давай ближе к делу, – одернул Лёху наш «тамада» Женек, строго на него взглянув.

Лёха сразу подтянулся, закивал и выговорил:

– Ну да. Вот, короче, я сочинил для вашей свадьбы поэму! Щас прочту.

«Поэма», как я и думала, оказалась длинной и очень безыскусной, с короткими неровными строчками, каким-то детским ритмом и простенькими рифмами, будто ее написал ребенок, а не взрослый мужчина. Мне запомнилась пара абзацев:

«Желаю счастья я для вас,

Почаще чтоб пускались вы в пляс,

Чтобы светили вам всегда

На небе солнце и луна.

Чтоб вы не знали горя и бед,

Чтоб было множество побед,

И чтоб у вас любовь была

Как в первый день всегда».

Лёха читал дрожащим то ли от волнения, то ли от вдохновения голосом, поэма никак не заканчивалась: после поздравлений в ней пошло лирическое отступление о том, как ее автор сидел в колонии номер восемь и что он там поделывал. Я держала вежливую улыбку и косилась на Колина, ожидая тоже увидеть на его лице сдерживаемый смех. Он ведь сам писал прекрасные стихи, наверняка его смешили эти корявые строчки, откровения про колонию и «солнце и луна», светящие в небе одновременно. Но Колин был неожиданно серьезен, более того: наклонился к моему уху и шепнул:

– Только не смейся над ним, а то расстроится. Он раньше реально намного хуже писал.

– Куда хуже? – прошептала я в ответ.

– Ксюш, человек сидел в тюрьме дольше, чем мы с тобой учились в институте. А до этого в школе особо не учился. Я тебя уверяю, хуже есть куда.

Я приняла это к сведению и, когда Лёхина поэма наконец доехала до финала, первая разразилась бурными аплодисментами и крикнула: «Большое спасибо!»

– Спасибо, Лёха, – сказал и Колин. – Классная поэма, строчки почти ровные. Растешь над собой.

– Ну так я старался, – Лёха еще больше покраснел от похвалы и бегом устремился на место. Гости провожали его взглядами: большинство смотрело весело и с пониманием, мои подруги – с любопытством, а семья и тети и дяди, кажется, с опаской. Оно и понятно, недавно я и сама так на него глядела, а сейчас готова была защищать, как это делал Колин.

После поздравлений по плану были танцы. Никакого «первого танца молодых» мы не готовили из-за меня: мне было стеснительно показывать свои корявые умения при людях. Колин, хорошо умеющий танцевать, предлагал меня научить, но я попросила меня не мучить. Так что танцы у нас были просто общие – на небольшом пятачке свободного места. Мы топтались, стараясь не наступать друг другу на ноги. Колин пытался по ходу дела все-таки научить меня каким-то простым фигурам, а я спотыкалась о юбку и падала на него, Лёха изображал что-то отдаленно похожее на твист, шаркая ногами, Андрей с Кариной танцевали очень технично, но почему-то совсем не попадая в ритм… В общем, было весело.

После танцев Женек провел пару конкурсов, а дальше по плану стояли песни. Мы с Колином заранее подготовили несколько штук – совместных и отдельных. Я спела пару песен своего сочинения, а вместе мы исполнили «нашу» песню «Солнце взойдет» из мультфильма «Бременские музыканты». Именно ее мы пели, когда вернулись в Москву, когда я впервые попала к Колину домой… Она много для нас значила, и гости, кажется, это почувствовали, потому что долго хлопали. Потом Колин сказал, что споет в одиночку, и неожиданно для меня запел песню Джоша Гробана Per Te (для тебя). Песня эта требовала почти классического вокала, да еще и была на итальянском. Но Колин спокойно и четко выговаривал незнакомые слова, встав в классическую позу исполнителя: сложив руки перед собой и немного наклонив голову. Я сначала боялась, что ему не хватит техники и голоса, но ничего подобного: оказывается, он легко мог петь почти в оперном стиле. Голос его из-за того, что он опирался на диафрагму, стал звучать еще громче обычного, так, что на столах даже иногда вибрировала посуда. Микрофона ему, в общем-то, не требовалось в таком маленьком помещении: он это понимал и отошел подальше, чтобы не фонило. Сложные верхи в конце песни он прошел без видимого напряжения, только иногда рассеянно переводя глаза с одного гостя на другого и скупо жестикулируя. Здесь чувствовался большой опыт выступлений – ну да, он же был солистом в хоре – а еще было редкое для тех, кто не профессиональный певец, полное отсутствия страха перед публикой. Без страха не было и зажимов, которые могли все испортить, и так его техника пения казалась лучше.

Когда Колин закончил, раздался выкрик Лёхи: «Ни хера себе!» – и, хотя его поспешно заглушили аплодисментами, но в целом гости явно были согласны с бывшим вором. Ко мне подбежала Аня и восторженно дергала за шиворот, приговаривая, что я просто обязана уступить ей своего мужа для дуэта на ближайшем концерте.

– Не обещаю, Ань, он может быть на работе, а может и просто отказаться, – сказала я честно. – Но да, он здорово поет, я сама не ожидала, хотя и слышала раньше…

Так незаметно время подошло к девяти вечера. Мы все наелись, натанцевались, наговорились и подустали. Со свадебным тортом вышла странная сцена: пока мы пытались кое-как его нарезать, а он разрушался, как мягкий замок, ко мне вдруг привязалась менеджер ресторана с какой-то сметой и начала настойчиво бормотать, что «нужно обязательно доплатить за напитки, потому что того количества, что было, не хватило, и принесли еще», а какие-то там тарталетки заветрились, но это потому, что мы долго не приходили в ресторан, и она "лично снимает с себя ответственность за эту заветренность и недовольство гостей…"Я вежливо кивала и пыталась отодвинуться, чтобы дорезать несчастный торт, но менеджер придвигалась обратно и вязалась дальше, повторяя одно и то же. Наконец я поняла, что своими силами не справлюсь, и призвала на помощь мужа:

– Колин! Ты не мог бы тут… Разобраться?

Почти сразу я пожалела о своей просьбе. Мой новоиспеченный супруг вскинул глаза, бросил на стол нож, которым тоже ковырял торт, и спросил на всю Ивановскую голосом базарной торговки:

– Женщина, вы чего, ебанутая? Отканайтесь со своей херней и свалите уже отсюда. Все мы вам доплатим.

Гости застыли кто в какой позе, как в игре «море волнуется – раз», менеджер, что удивительно, действительно куда-то сразу же смылась, а я поняла, что торжество пора сворачивать, пока не обернулось хуже.

Торт мы дожевали не до конца, и, плюнув на него, начали собираться. Как и с кем мы попрощались, я не очень запомнила, потому что начала засыпать на ходу, всю поездку в такси проспала и продолжила спать, рухнув на диван в нашей квартире. Колин брякнулся рядом и тоже перестал подавать признаки жизни. Какая там первая брачная ночь! Не представляю, какие двужильные люди могли после такого интересоваться сексом. Я тихо порадовалась, что у нас нашлись силы снять ботинки и жесткие свадебные костюмы, завернулась в одеяло, как в кокон, и вырубилась окончательно.