Читать книгу Музыка перемен. Книга вторая - Ксения Нихельман - Страница 9

«Во исполнение приказа Генерального прокурора Российской Федерации докладываю, что за запрашиваемый период…»

Я устроилась за свободным компьютером, пока работник на весь день уехал в суд, но на мониторе кроме худо-бедной строчки ничего не выходило. Набрав текст в сотый раз, я опять его удалила. Понятное дело, не направив докладную в областную прокуратуру в установленный срок, никто по голове не погладит. Но разве это мои заботы? Разве это не задание Удальцова? Во всем виноваты магнитные бури или я сошла с ума.

Сегодня с утра я зашла в кабинет Удальцова за новым заданием. Еще поднимаясь по высоким ступеням здания, меня не покидало чувство, что я совершаю ошибку, но в чем понять не смогла. Само здание, пролеты этажей, выкрашенные в бежевый цвет стены, низкие потолки – они встретили меня хмуро, с опаской. Даже работники, бегающие по коридорам и с которыми я привыкла здороваться, смотрели по-особенному. На некоторых я в недоумении обернулась, вспоминая имена. Я их словно не узнавала. Внутри поселилось ощущение, что я зашла в это мрачное здание просто что-то спросить и через десять минут навсегда его покину.

Я нерешительно постучала в дверь к Удальцову, хотя она была открыта.

– Здравствуйте!

– Привет! – подозрительно мягко сказал он. – Как дела?

– Спасибо, все хорошо.

– Как выходные?

Я помолчала, скосив глаза на свои руки. За меня ответила реакция лица, заливающегося краской; я почувствовала, как щеки вспыхнули адским огнем. Свежее воспоминание о сладком поцелуе с врагом с новой силой захлестнуло мой разум. Два дня я истязала себя страшными душевными мучениями: забыть и жить дальше или без конца вспоминать его тонкие губы? Второй вариант я боялась даже вообразить! Если высказать предположение вслух, казавшееся мне заклинанием, оно обязательно сбудется. Я крепко зажмурила глаза и прогнала прочь, прочь, прочь эти глаза. И как ни старалась, но сердце ускоренно забилось, отчего я сосчитала до десяти, чтобы немного прийти в себя.

– Как обычно. – Ответила я.

Разговор с начальником совершенно не клеился. Раньше наши беседы тоже не отличались высокопарными строфами, но в последнее время мы ограничились банальными фразами, от частоты применения которых уже тошнило.

– У меня для тебя сегодня вот какое задание. Необходимо очень быстренько написать докладную записку. Она довольно-таки содержательная, но ты справишься. Обрати внимание на эти пункты, – начальник обвел карандашом цифры. – Будут вопросы, обязательно подойди.

– Хорошо.

Я уже собралась идти, как он окликнул меня снова.

– Вот еще, парочка уголовных дел. Посмотри их тоже. – Удальцов улыбнулся и провел рукой по волосам, показывая, что такому красавчику невозможно отказать. В ответ я вопросительно вскинула бровь. – Я сегодня последний день. С завтрашнего дня ухожу в отпуск. Не хотелось бы уходить, оставляя хвосты на работе.

В отпуск. Как же я могла забыть. Девятый раз в Турцию. Турки наверняка ждут не дождутся вашего приезда.

– Я посмотрю, – и натянула на себя фальшивую улыбку, что свело челюсть.

– Можешь сесть у Михаила, его весь день не будет.

Бросив на стол задание, где была далеко не парочка уголовных дел, меня вдруг осенило. Его мягкий тон, ласковая улыбка. Точно также он встретил меня после нового года. Всем своим видом Удальцов показывал, что между нами все прекрасно, чтобы не случилось. Как он ловко разговаривает, тщательно подбирая слова, интересуется моей жизнью. Но так ли интересуется? Одни и те же вопросы, как заезженная пластинка, но какой-никакой интерес! Он по-настоящему не заводил разговоров о моей жизни: что я люблю, чем занимаюсь, что мне нравится, что терпеть не могу. Его интерес, проявленный к моей персоне, впервые насторожил меня иначе. Если раньше я опасливо встречала ухаживания (естественно, мне льстило внимание нравившегося мужчины), но красным сигналом «стоп» маячила его жена, то сейчас, особенно после того, как он высадил меня из своей машины в незнакомом дворе, ухаживания выглядели странновато. Или Удальцов не уступал в своем желании, или же здесь было примешано что-то еще, о чем пока я не догадывалась? Если Иван Николаевич так сильно жаждал меня, то почему едет в отпуск с женой? Куча вопросов без единого ответа.

В голове пронесся последний наш с ним диалог, когда я выбила мужчину из колеи спокойствия. Вот именно тогда он предстал передо мной настоящим Удальцовым! Завизжал на повышенных тонах, швырнул листами бумаги и прогнал вон! А за выходные успокоился и пожалел, что не сдержал себя в руках. Сегодня утром, увидев меня, снова надел маску дружелюбного, но авторитетного руководителя, для которого на первом месте работа, а не личные отношения. Выходит, что за неполный год его нахождения в прокуратуре, я имела дело с превосходным актером, легко ведущим свою роль. Что же Удальцов задумал?

Я уселась в кресло и взяла задание из генеральной. Наверное, просто день выдался неудачным, раз содержимое бумажного листа не усваивалось в голове. Какой-то набор букв! За окном вовсю светит солнце, а с сосулек, висящих на крыше, падают худенькие капельки. Я открыла окно, и кабинет залило весенним теплом. Снег постепенно оседал, кое-где сохранились небольшие сугробы, но и те почернели и провалились. Птицы шныряли по голым веткам рябины, гроздья которой подчистую растормошили еще зимой. Беззаботные птахи встречали весну громкой и веселой песней, перескакивали с ветки на ветку, толкались, чистили перышки и ковыряли носами в дереве. Как же им повезло! Не нужно думать о том, кто же есть на самом деле товарищ Удальцов, полгода назад волновавший меня, кто такой Пьеро, о котором я не знала ровным счетом ничего, кроме той фотографии, запечатлевшей его самодовольный вид, и того факта, что он превосходно целуется. Однако при одной мысли о Пьеро кровь бушевала, и мир сокращался до линии его глаз.

Под окнами дурачились школьники. Через месяц начнутся весенние каникулы, и на две недели я не увижу ребят. Мое внимание привлекли трое мальчишек. Сначала я решила, что они пихаются в шутку, но позже поняла, что двое подтрунивают над третьим. Один балбес схватил с последнего шапку и кинул в кусты, от своей смелости заливаясь смехом. Я присмотрелась получше, и когда легкое подтрунивание приняло форму жестокой насмешки, высунулась из окна и во все горло проорала:

– Эй, прекратите! Сейчас позову вашего учителя!

Малолетние преступники покосились на меня и с неохотой отступили. Я нарочно закрыла окно и скрылась из их вида, чтобы проверить. Действительно, стоило мне исчезнуть, как издевки посыпались с новой силой. Я накинула пальто и пустилась бегом по длинному коридору, на одном дыхании пролетев несколько этажей по лестнице и выскочив на улицу.

Поравнявшись с мальчишками, которые ростом едва доходили мне до пояса, самого отъявленного я схватила за воротник и оттащила. Не знаю, откуда взялись силы, но я подняла его над землей и потрясла.

– Ну что? Теперь тебе тоже весело?

Мальчик испуганно вытаращил глаза и отрицательно покачал головой. Второй забияка потихоньку пятился назад, он явно планировал бросить друга и сбежать, как последний предатель. Второй рукой я поймала его за шарф и притянула к себе.

– А ты? Бросаешь дружка и бежишь? Кто из вас смелый, чтобы отвечать за свой подлый поступок?

Они оба молчали, пока один из них не пустил в ход слезы.

– Чего ревешь? Ты же будущий мужик! В каком классе учитесь?

– В первом, – ответил тот, что был в шарфике, утирая слезы.

– В первом, а уже ведете себя как преступники! Знаете, что дальше случается с теми, кто не уважает других людей, смеется и издевается?

Я потратила минут пятнадцать, рассказывая в красках все «прелести» преступной жизни. О том, что существует Уголовный кодекс, запрещающий причинять физический и моральный вред человеку, а если кто-то нарушает закон, то его ждет страшное и суровое наказание. Объяснила, что если они и дальше будут продолжать себя вести подобным образом, то незамедлительно попадут в воспитательную колонию для несовершеннолетних преступников, перечисляя и на пальцах показывая, каких благ они лишатся. Впервые мне пригодились знания юриспруденции, которые я использовала в полной мере, вкладывая в объемную устрашающую лекцию. Когда я закончила свое выступление, мальчишки смотрели на меня, как на пришельца, говорившего с ними на инопланетном языке. Оказалось, все пролетело мимо их детских ушей. Поэтому напоследок я коротко бросила то, чего в детстве страшились, как самой ужасной кары, я и мои друзья:

– Короче, еще раз увижу подобное, скажу все вашим родителям! Поняли?

Мальчишки синхронно кивнули.

– А теперь брысь отсюда!

Они побежали, скрываясь во дворе. Я подошла к третьему мальчику, непосредственному объекту издевок; он все это время стоял в сторонке с непокрытой головой, без шапки. Опустившись перед ним на колени, стала расспрашивать, все ли с ним в порядке. Мальчик молчаливо покачался и заплакал, но по-мужски, выдавив одну скупую слезу.

– Может, где болит? Они били тебя?

– Нет.

– Точно? Не бойся рассказать. Я ничего никому не скажу, но если у тебя что-то болит лучше обратиться к врачу.

– Все хорошо.

Я посмотрела на его красивенькое личико и подумала: «Неужели даже маленькие мужчины завидуют зарождающейся красоте?» Пухлые губки, розовые щечки, большие темные глаза, копна темных волос.

– Так, пойдем – поищем твою шапку, а то ты простудишься. Кажется, я знаю, где ее искать. – Я двинулась в сторону кустов и с легкостью отыскала шапку, которая успела насквозь промокнуть. Все это время мальчик стоял на месте, не двигаясь и слегка прищурившись, следил за моими движениями. – Слушай, она промокла. Ее нельзя надевать.

– Меня родители наругают. – Он наклонил голову и по щекам потекли слезы.

– За шапку? Это ерунда! Мы ее сейчас высушим. Тебя как зовут?

– Саша.

– А меня Ксюша. Мы сейчас с тобой поднимемся ко мне на работу, постираем шапку, положим ее на батарею, она высохнет, и родители даже не узнают, что случилось!

– Не из-за шапки. Из-за очков. Их скинули, а я ничего без них не вижу.

– А, так вот в чем дело. Я сейчас их найду.

Я бросилась на поиски очков. Они лежали неподалеку, но с треснутыми стеклами, причем сразу две линзы. Я протерла их и подала мальчику. Саша надел разбитые очки. Глядя на его милое личико, обезображенное не оправой, а красноватыми глазами от нанесенной обиды, у меня защемило сердце, что к горлу подступил ком.

– Из-за очков дразнят? – спросила я.

– Да.

– Вот гаденыши! Ладно, пойдем. Мы сейчас что-нибудь придумаем.

Вместе, держась за руки, мы зашагали по направлению к прокуратуре. Поднялись ко мне на этаж. Я усадила Сашу в приемную к Наде, и пока та развлекала его смешными историями, прошла в туалет. Под горячей водой постирала маленькую шапочку и почти просушила ее под автоматической сушилкой для рук. Вернувшись в приемную, я разложила ее на горячей батарее. А затем с Надей опустошили все шкафы, найдя печенье, конфеты и прочие вкусности, чтобы хоть как-то успокоить нашего подопечного. Саша мелкими глотками пил горячий чай и скромно пожевывал печенье.

Я позвала Надю в коридор.

– Я предлагаю купить ему новые очки! Но у меня с собой нет подходящей суммы. Можешь занять? – выпалила я.

– Без вопросов. И вообще, какого ты мнения обо мне? Что значит занять? Мы скидываемся!

Я улыбнулась и обняла ее.

– Спасибо.

– Сейчас приедет прокурор с совещания из администрации. Можно попросить его водителя съездить в магазин оптики.

– Ты отлично придумала.

Дожидаясь водителя прокурора, я помогала с домашним заданием Саше. Он сильно волновался, что ему пришлось задержаться у нас, – из-за этого будет беспокоиться его бабушка. Родители работают каждый день, поэтому им занимается бабушка. И сейчас она не находит себе места от переживаний за внука, ведь занятия давно закончились. Я пообещала Саше, что все объясню ей.

К нам заглянул Удальцов.

– Это кто? – удивленно спросил он, указывая на ребенка. – Это еще что за хрень?

– Может, при ребенке не стоит так высказываться? – мгновенно осекла его я.

– Это чей я спрашиваю?

– Мой, – серьезно ответила я.

– Я оценил уровень твоего юмора. Заканчивайте это дело. Надя! Кто за тебя работать будет?

Надя недовольно буркнула, что она работает. Мне пришлось в двух словах пересказать случившееся. На лице Удальцова не дрогнул ни один нерв. Он равнодушно выслушал мой рассказ, ни разу не вступившись за мальчика. Он вообще не обращал внимания на Сашу, тихо сидевшего в уголочке и болтавшего ножками с высокого стула. Я надеялась, что вот-вот он проявит сочувствие, жалость, подойдет к нему, потреплет по голове и как взрослый мужчина поддержит его. Но вместо этого Удальцов приобнял меня за талию и повел к кабинету, где я работала.

– Как у тебя дела с докладной запиской? – он непринужденно провел рукой по моему плечу, делая вид, будто убирал волос или другую соринку, потом кончиками пальцев провел по шее и коснулся большим пальцем моей щеки. – Я могу ее проверить уже?

– Нет, я ничего не сделала.

– Как? – начальник пискнул, сорвавшись в голосе.

– Молча. Когда бы я делала?

– Я сегодня последний день работаю, а записку нужно отправить в область сегодня!

– Разве это мои проблемы? – грозно проговорила я, сама не веря в сказанное. Удальцов перекосился, и у него заходили желваки от злости. Я отступила в испуге, что он ударит. Его пальцы сжались в кулаки, а в глазах сверкнуло недоброе. Но тут же, как по взмаху волшебной палочки, он расслабился и взял меня за руку. Похлопав по ней, ласково произнес:

– Завтра до обеда успей сделать, пожалуйста. Я приду, и мы вместе ее проверим. Ты меня так выручишь, я буду тебе очень признателен. Даже не знаю, как отблагодарить тебя за всю помощь мне.

Иван Николаевич приблизился ко мне, но я выдернула ладонь и зашагала мимо, пробурчав, что ему не стоит заморачиваться с благодарностью.

К докладной записке я вернулась только под конец рабочего дня. Расставшись со своим новым маленьким другом, по которому я буду скучать и за которым стану наблюдать из окна Мишиного кабинета, меня охватило поганое чувство. Я вспомнила, как мы примеряли разные формы очков, чтобы придать лицу Саши неотразимый вид. Он стеснялся и боялся сказать, как ему ужасно понравились модные очки в темной оправе, которые были дорогостоящие. Я прочитала детское желание по глазам, заблестевшим из-под стекол. И, заняв деньги у водителя, купила именно эти очки. Точно такие же я разбила два дня назад.

«Во исполнение приказа Генерального прокурора Российской Федерации докладываю, что за запрашиваемый период…» Это единственное, что сохранилось в электронном документе. Время подошло к концу рабочего дня, поэтому оставив все так, я оделась и направилась домой. Да, сегодня домой. Не в театр. Как смогу смотреть в эти бездонные шоколадные глаза? Я поступила как эти глупые мальчишки, обидев человека. Надо бы извиниться перед Пьеро, только подобрать нужные слова всегда нелегко. Трудно объяснить, что раскаиваешься в том, что нагадил специально.

– Ты уже домой? – Удальцов обогнал меня и прервал мысли. – На остановку?

– Да.

– Тебе далеко ехать до дома?

– Прилично.

Я невольно подумала, не решил ли он подвезти меня. За все наше знакомство от него не поступало такого рода предложений, никогда. Никогда Удальцов не проявлял ко мне заботы. Предложил посодействовать с трудоустройством после перевода Павла в область и только потискал за грудь, получив поворот от ворот. Вот и в этот раз никакой заботы.

Мы вышли из здания. Удальцов вытащил из кармана сигареты и зажигалку. Закуривая, выпустил необъятное облако густого вонючего дыма прямо мне под нос. Я указала рукой, что мне направо, на остановку. Удальцов также кивнул, поясняя, что его машина припаркована дальше.

Сначала мне показалось, словно меня окликнули, но не придала большего значения. Имя повторилось настойчивее, меня звал мужской красивый голос, от тембра которого мое сердце пропустило удар. Я обернулась и увидела его. Пьеро. Как и обычно, с иголочки одетый, на зависть любому мужчине из прокуратуры. В новых очках в коричневой оправе, которые делали его взгляд еще томнее.