Читать книгу Дикие сердца Алатау. Млекопитающие Заилийского хребта - Лео Любавич - Страница 12

Когда солнце отдает власть сумеркам, а мир замирает, готовясь ко сну, пробуждается иное царство. Его подданные не ходят по земле, а чертят в воздухе невидимые траектории. Их голоса – тончайший ультразвук, недоступный нашему слуху. Это царство Ночниц, и они – его бесчисленное воинство. Имя им – легион, ведь ни один другой род рукокрылых не может похвастаться таким ошеломляющим многообразием: более ста десяти ликов, каждый из которых – уникальная вариация на тему ночной жизни.

Они – существа, сотканные из парадоксов. Легкие, как сухой лист, весом от нескольких граммов до сорока пяти, но при этом обладающие силой, позволяющей рассекать воздух с поразительной скоростью. Их облик – изящная миниатюра: вытянутая мордочка вечного искателя, уши-локаторы разной формы, от коротких до невероятно длинных, и тонкий ланцетовидный козелок, улавливающий эхо мира. Они одеты в бархат – от цвета угольной пыли до оттенков старого золота и рыжей осенней листвы. Их мир – это не картина, а звуковая скульптура, которую они лепят и ощущают ежесекундно, рисуя пространство эхом.

И здесь, в суровом и величественном сердце Заилийского Алатау, под одним и тем же звездным небом живут две судьбы, две философии жизни этого древнего рода.

Первая – это душа колонии, остроухая ночница. Она – дитя предгорий, ее жизнь неразрывно связана с влагой и близостью пресных водоемов. Она выбирает места, где рельеф сглажен, а цивилизация не так уж далека. Ее дом – это не уютное дупло, а гулкое, полное шорохов и запахов пространство: заброшенная штольня, глубокая пещера или пыльный чердак старого дома. Она – существо социальное до мозга костей. Весной и летом эти чердаки и пещеры превращаются в бурлящие мегаполисы. Сотни, тысячи матерей собираются вместе, чтобы дать жизнь новому поколению. Представьте себе колонию близ Узунагаша – шесть тысяч душ, живой, дышащий, шепчущий организм, единое теплое тело, сокрытое под крышей. Это их общая колыбель, их крепость. Но как только ночь накрывает предгорья, этот единый улей распадается на тысячи одиноких искр. Каждая ночница становится безмолвным охотником-одиночкой, тенью, скользящей над водой в поисках добычи. Их жизнь – это пульсирующий ритм: от тесного единства колонии к абсолютному уединению ночной охоты.

Совсем иную стезю выбрала ее сестра – усатая ночница. Если остроухая – это пульс коллективной жизни, то ее усатая родственница – воплощение стоического одиночества и невероятной стойкости. Она – странник и философ. Ей не нужны ни огромные пещеры, ни многотысячные колонии. Ее мир там, где она сама. Она – экологический пластик, способный принять любую форму, которую диктует ей ландшафт. Равнина или высокогорье, глушь или огни большого города – она везде найдет себе пристанище. Ее дом – узкая трещина в скале, вымоина в глинистом обрыве, случайная щель в стене. Она не ищет общества. Ее численность везде мала, она – редкая жемчужина в ночной короне. Даже в самый ответственный период, когда приходит время растить потомство, ее материнские колонии – это тихий семейный клан из пяти-десяти особей, приютившийся в укромном уголке. Она – неуловимый призрак, доказательство того, что можно быть частью огромного рода, но идти по жизни своим, совершенно особым путем.

Так они и делят одно небо. Одна – гражданка шумных подземных городов, другая – отшельница скалистых пустошей. Одна находит силу в единстве тысяч, другая – в собственной самодостаточности.

И когда в густеющих сумерках вы увидите мелькнувшую над головой тень, знайте: это не просто зверек. Это наследник древнего рода, выбравший одну из двух дорог. Это живой, бархатный иероглиф, начертанный на пергаменте ночного неба, и у каждого такого иероглифа – своя, неповторимая история.