Читать книгу Релокейшн - Лес Ситдик - Страница 5

Часть первая
Глава 2

Оглавление

– Не придет он. Давайте запасной вариант отработаем.

– Орлет просила подождать.

– Так из тайминга вылетим. Он же не вможах.

– Ничего, реанимируют. Не впервой.

– А! Пляски на костях?

– На деньгах пляски. Вот увидишь, он нам еще после этого премию выпишет. Всегда так бывает.

**Ну вот о чем я говорила, не жизнь, а индийское кино.

Да, совсем забыла. Я же про себя не рассказала. Меня зовут Орлет. Орлет Дитрих. Я специалист по новой реальности. Если проще, я тот, кто создает события корпорациям, выполняя их задачи по внедрению тех или иных мнений и желаний. Ну да, те, кто попадают в систему, редко имеют собственное мнение. Их мнение – это моя работа. Рассчитать, спрогнозировать, угадать. Распознать возникающие потребности, назревающие события, возможные повороты и перенаправить всю эту красоту в подходящее для заказчика русло. Сделать так, чтобы нужную мысль считали родной тысячи. Так, чтобы эта мысль была монументальна, как истина, и непоколебима, как… хотела сказать, как закон, но мы-то все знаем, что, если кому-то захочется поколебать закон, то он все же справится. К примеру, Адамову всегда удается. Дорого это ему обходится, но результат всегда предсказуем и ожидаем, независимо от этого самого закона. Одним словом, закон уже заколебали. Нет в нашем мире основ и правды. И он бы давно уже исчез, этот блистающий. Исчез, как исчезает сахар в чашке горячего кофе, если бы не истина. Простая, древняя, пропитавшая наши тела и все видимое вокруг. Что-то я очень сложно, да? Со мной такое случается. Побочный эффект от работы. Хочется трибуну, в крайнем случае броневик, ну и речь в массы. Вообще, проекты бывают разные. Иногда в них так влюбляешься, что уже и сама веришь в то, что напридумывала. К примеру, вот этот. Не проект, а живопись эпохи возрождения. Один из любимых.**


Струи воды, танцуя, выпрыгивали к небу. Скручиваясь и сплетаясь в затейливые узоры, они неожиданно появлялись и так же неожиданно исчезали, подсвеченные изнутри огромного бассейна диковинными ракушками. На подвесной сцене, как бы намекая на сады Семирамиды и, стало быть, на очередное чудо света, восседал оркестр «Виртуозы морей». Целый каскад водопадов создавал для них живой, искрящийся задник. Музыка сплеталась с ароматом живых цветов, которыми в изобилии была украшена площадка для презентации. А над всем этим сложно сконструированным, многоступенчатым пространством высоко в небе парила огромная голубая птица. На крыльях ее время от времени появлялась проекция логотипа корпорации и реклама новейшего продукта с одноименным названием «Вода жизни». Все ждали идейного вдохновителя и по совместительству генерального управляющего корпорацией «Укрощенный холод» Митхуна Адамова. Сегодня корпорация представляла новое направление – свою дочернюю компанию «Вода жизни». Шампанское хихикало в бокалах, щеки у дам розовели, мужчины расстегивали воротнички. Градус настроения неуклонно поднимался вверх. Аромамашины выплескивали молекулы счастья по заранее спрограммированному сценарию, температура нагнеталась.

– Зафиксируйте ему волосы, – распорядилась Орлет, и проворный гример тут же без возражений нанес на голову Адамова защитный флюид.

– Ну не надо. Ты же знаешь, я этого не люблю, – наморщился Адамов.

– Напоминаю! Ты, друг мой, полетишь по трубе с огромной скоростью. На тридцать шестой секунде будет осуществлен выброс, и ты появишься из воды в центре водяной чаши. Это понятно? Голова должна быть в порядке, – выплеснула Орлет громко, четко, доходчиво.

– Ты что, сомневаешься во мне? – поинтересовался Адамов и буквально ввинтил в нее взгляд. Орлет усмехнулась, пожала плечами и деловито одернула серый строгий комбинезон.

– Я про волосы, вообще-то. А еще, хорошо бы самому приходить на репетиции. Вон, твой помощник уже раз десять летал, а Митхун Анисович – ни разу, – так же вкрадчиво промурлыкала ему в тон Орлет. – Поэтому – еще раз – настоятельно рекомендую следовать всем голосовым инструкциям во время полета. Понимаю, что для тебя это крайне сложно, но все же постарайся.

– Орлет, ты стерва! – как-то странно добродушно изрек Адамов, а потом неожиданно сгреб Орлет в охапку и прошептал ей на ухо: – Любишь меня? Давай, признайся, любишь?

Орлет сжала губы и почувствовала, как напряглось ее тело. Нехорошо напряглось – замыкаясь в броню. Адамов тоже это почувствовал. Пауза увеличивалась, превращаясь из шутки в опасность. Митхун Анисович разжал руки, и Орлет вытекла из его объятий ледяной талой водой. Окружавшие их гримеры, костюмеры, администраторы сразу же перестали галдеть, и в этом возникшем беззвучном коконе уже почти осязаемо между этими взрослыми деревьями, этими бескрайними степями выросла стена. Адамов с недоумением попятился. Сшиб сзади стоящий стул, потеряв равновесие, резко качнулся в сторону, но в последнюю секунду удержался, найдя точку опоры и расправив плечи, вновь вырос над миром непобедимой, надменной скалой.

На лице его мелькнула и пропала неуловимая усмешка, готовая стать снисходительной улыбкой, тело вернулось в свое прежнее, но внутри что-то дрогнуло, и он, нелепо подпрыгнув на месте, вдруг начал пританцовывать, потирать руки, напевая себе под нос:

– Ну, где там мое место старта? Где там мое место? Всё, всё, всё. К катапультированию готов. Всегда готов! Ну, давайте, давайте, обеспечьте мне эталонный полет.

И бочком, бочком, посылая многообещающие взгляды молодым ассистенткам, баржа под названием «Митхун Анисович Адамов» отошла от берега. Орлет смотрела вслед удаляющейся спине лидера корпорации, и незнакомой казалась ей эта спина. Чужой и незнакомой.


Недолго думая, резко развернувшись на каблуках, Орлет села туда, где минуту назад прихорашивался Митхун. Смазливый фриковатый гример всплеснул руками и засуетился над разноцветными коробочками.

– Верни-ка мне лицо, моя радость, – сказала Орлет, не глядя на него.

– На чем будем делать акцент? Глаза? Губы? – разрумянившись от волнения, спросил парень.

– На неузнаваемости.


Несколькими часами позже, когда над Тенерифе раскрылся звездный зонт и принес с собой глубину и понимание растворившегося дня, в зале для приемов старинного особняка Пуэрто-де-ла-Крус темпераментно вышагивал, оттеняя свое дыхание дымом, Митхун Анисович Адамов. Он совсем не походил на утреннего, расквашенного и помятого. Пружинистая походка, клокочущая, нервная энергия с трудом умещались даже в этот сумасшедший ритм, выбранный им для трансляции себя миру. Он то и дело останавливался возле зеркал в массивных золотых рамах, с напряжением вглядываясь в свое отражение. Приглаживал волосы, одергивал рубаху, стряхивал несуществующие пылинки. Ему было тесно. Тесно и в комнате, и в себе. Доктор уверял Орлет, что Адамов проспит до завтрашнего утра. Его привезли сюда сразу же после выступления. Изолировав от людей и в первую очередь от себя. Доктор влил в него хорошую дозу снотворного, а Орлет осталась с ним в качестве сиделки. Обложившись коммуникаторами, она продолжала руководить презентацией, когда услышала шум на втором этаже, а затем и грохот хлопнувшей двери.

– Так, всё, всё, всё, хорош отдыхать! Срочняком всех на совещание собери, давай! – выкрикнул Митхун, свесившись через перила второго этажа.

Орлет подняла взгляд вверх, туда, где двери пяти спален встречались в полукруге внутреннего балкона.

– Не получится, – невозмутимо ответила Орлет. – Все на презентации. При всем желании ты их оттуда не вытащишь. Сейчас группа «Пельмени», затем Клео. Она уже на гриме. Через двадцать минут ее выход.

Адамов, аккуратно переставляя ноги по мраморным скользким ступеням, настойчиво спускался вниз. Орлет, не двигаясь, наблюдала за этим спуском, прикидывая, во что может вылиться это преждевременное сошествие. Нужно было действовать быстро и наверняка. Орлет досадливо покачала головой и тут же нажала кнопку вызова плавающего бара. Серебряная сфера живо сорвалась со своего постамента, где в свободное от работы время она изображала арт-объект, и, жужжа, приземлилась напротив Орлет.

Адамов, успешно преодолев ступени, одной рукой все еще держался за перила. Он щурил глаза, как от яркого света, очевидно, испытывая трудности со зрением.

Орлет подплыла к Митхуну индейской пирогой и вложила в его руки изящный бокал с разноцветной жидкостью.

– Кстати, твое появление и последующая речь были великолепны, – полила воду лести Орлет на старое рассохшееся дерево. – Как в старые добрые времена: такая же вера в предлагаемые обстоятельства. Словом, речь удалась.

– Все твоими стараниями. А как там официальная часть закончилась? – поинтересовался Адамов, с интересом разглядывая содержимое бокала.

– Как и предполагалось. Увеличили температуру, влажность, и появление «Воды жизни» все уже воспринимали как манну небесную. Все точно по расчетам наших технологов.

– Ну и хорошо! Я тут планирую пойти на выступление Клео. Хороша она?

– Серьезно? После всего, что случилось сегодня утром?

– Да ладно, Орлет! Не сгущай дым.

– Митхун, это не шутки! Выпей то, что доктор прописал, и вперед на боковую.

Адамов поднес бокал к свету и подозрительно взглянул на него.

– Коктейль?

– Восстановитель. Пей!

Адамов крутил бокал в руках. Орлет видела, как на гладком, моложавом лице Митхуна отражаются обрывки его раздумий. Они были ровесниками, и, пожалуй, Адамов даже после утреннего инцидента выглядел весьма неплохо, однако личинки короеда уже вытягивали из него жизненную силу, оставляя после себя труху и злость. А злость – это тоже энергия, но энергия другая, разрушающая своего носителя.

– Потом, потом выпью, – дипломатично сказал Адамов, пристраивая бокал на край антикварной консоли. – Мне надо… тут где-то…

Орлет с сочувствием наблюдала за мечущимся в поисках сигарет Адамовым.

Дым.

Ему необходим был дым! Дым как прикрытие, как разделение, как вспомогательный элемент, создающий ощущение действия. А действие – это и есть жизнь.

Его действие требовалось расслабить и чуть затормозить. Трясущимися руками, не сразу, но Адамов все же справился. С жадностью затянулся и, прикрыв глаза, написал на своем лице блаженство необыкновенное.

«Может, сейчас рассказать? Пока он расслаблен и ни о чем не думает. Как говорится, снять груз с души», – подумала Орлет и тут же остановила себя, увидев острый взгляд в свою сторону.

Он будто рассматривал ее мысли. Расправил плечи, прищурил глаза и, сделав четыре уверенных припечатывающих шага, открыл двери на балкон. Ночь дышала широко. Она пробивалась освежающей волной в самые потаенные уголки души.

– Пледы захвати, – кинул через плечо Адамов и тут же закашлялся. – И свет не выключай, не надо.

Тонкая связь понимания дрожала, как паутинка, проводя колоссальную по энергозатратам работу. Эмоции проявили образы и, превращаясь в слова, уже готовились вырваться в ночной эфир.

– Ну, – начала первой Орлет, – что случилось-то?

По-доброму начала. Осторожно, на цыпочках подкрадываясь к тому, кем он был когда-то.


**Нет. Все не так. Врала я. Самой себе врала. Такое бывает. Никогда Адамов не был тем безупречным героем, тем благородным рыцарем, какого я себе нарисовала. Люди видят в других то, что хотят видеть. Я очень хотела, чтобы рядом со мной были добрые, честные и искренние. Принимающие и понимающие меня люди. Принимающие со всеми моими особенностями и странностями. Это же простое человеческое желание. И мне казалось, он именно такой. Такой добрый правитель, наделенный высшим даром, блистающим мечом и волшебным жезлом. Властелин, спустившийся на землю с важной миссией объединения, человек, обладающей нечеловеческой силой притяжения, которую он, конечно, употребит на благо. Ну, как-то так. Мне очень хотелось, чтобы он был таким. Тем, за кем можно пойти, довериться, ради которого… Вот правда, я не замечала в нем того, что видела сейчас.**


– Ну, что случилось-то? – еще раз переспросила Орлет.

– А что? По мне видно, что что-то случилось? – смачно затягиваясь сигаретой, ответил вопросом на вопрос Адамов.

– Мне прислали счет, там где-то около миллиона. За разбитый витраж, сломанную мебель и шесть бутылок коллекционного виски. А так, конечно, больше ничего, кроме моих потраченных нервов и обиженных тобой людей.

– Тебя послушать, Орлет, так я прям какой-то монстр получаюсь.

– А ты белый и пушистый?

– А я просто устал. Могу я устать? Нет, ну скажи, могу?

– Все устают, Адамов. Но не все при этом оскорбляют людей и портят чужое имущество…

– Да заплачу я! В чем проблема-то? Вот ведь, даже покурить спокойно не получается. Ну что вы все меня напрягаете? Филиалы что-то там бурчат, жена деньги тянет, как будто я «золотой поток», дочь – сплошные истерики и гулянки, и, чтобы совсем добить, рейтинги вниз поползли. Они хотят, чтобы я ими руководил, решал все, а сами будут сидеть на задницах и указывать: тут ты правильно поступил, а вот тут-то надо по-другому… Вот за что мне это?

Орлет молчала. Тянуще заныло в груди. Хотелось уйти. Вот так взять развернуться и разом покончить со всем этим. Но сначала рассказать. Все без утайки. И что-то опять удержало ее. В который раз удержало.

Мурашки пробежали по коже и вытолкнули звук – звук ее голоса. Медленно он начал рисовать узоры слов, мерно покачивая свежий ночной воздух.

– Ты знаешь, Митхун, было время, когда я, так же как ты, вопрошала небеса: «за что мне это?». Я ведь так и не смогла родить ребенка, – сказала Орлет и замолчала.

«Стоит ли? Слишком женский пример. И может догадаться. Не надо бы сейчас. Зато честно. Ложь или то, что тебя не трогает, не может увлечь никого. Всё, всё, никаких сомнений. На сомнения времени нет», – отрывисто соображала Орлет, наполняя паузу собой и затягивая Адамова в воронку внимания.

– Можно подумать, ты хотела, – процедил Митхун сквозь зубы и дернул плечами, как бы стряхивая с себя поставленные Орлет зацепки. Она смотрела сквозь него застывшим глубоким взглядом.

«Мать твою, это что за хрень?» – успел подумать Митхун. И в тот же миг все как-то неуловимо изменилось. Воздух, звуки и черты ее лица. Они округлились, вся она стала мягче и женственней. Наэлектризованные флюиды симпатии и доверия циркулировали между ними мерцающими мотыльками, концентрируя обоюдное внимание. Адамов всматривался в женщину напротив и не узнавал ее. Он закрыл глаза, пытаясь стряхнуть наваждение, а когда вновь их открыл, звук ее голоса, плавный, мелодичный уже завладел им, сплетая вокруг него историю. Воспоминания Орлет обрели форму старых бумажных фотографий. Она буквально ощущала их запах и шершавую поверхность. Но вместе с тем понимала их чужеродность. Она смотрела на них со стороны, отказываясь погружаться в них целиком, без остатка. Ей было неинтересно. Может быть, благодаря вот этой ее способности развивалось ее настоящее.

– Ты знаешь, о чем я сейчас подумала? – продолжая притягательно улыбаться, сказала Орлет. – Те пять лет, что мы провели вместе как единый творческий организм, пожалуй, были одними из самых классных. Все так необычно. Из общего массового очень выбивалось.

– Точно! – неожиданно подхватил Адамов. – Выбивалось и отбивалось. А я, между прочим, до сих пор помню твою юбочку.

– Опыты тела, поиск женственности? Да, да. Почему-то думала, что женственность – это сексуальность. Верх женственности – короткая юбка по самое не хочу. Такая дура была!

– Ты ханжа, Орлет! Ну признайся, секс – это клево!

– Адамов, да я вообще не про это, – удивляясь и смеясь, сказала Орлет. – И вообще, секс – это составная часть одного большого под названием «любовь», не догадывался? А выворачивать наружу и демонстрировать свои ошалелые гормоны – это… Как бы помягче это сказать? Это примитивно.

– Ты это сейчас поняла? Так это ты просто стареешь, крошка.

– Я это поняла тогда. Давно. Не сразу… Помнишь, я пропала тогда на три года?

– На пять, – вставил Митхун. – Ты пропала на пять. А когда вновь появилась, говорила, что была в Индии. Перезагрузка. Видишь, я помню, – щурясь и глубоко затягиваясь, проговорил Адамов, глядя на Орлет изучающим взглядом Джеймса Бонда.

– Продала квартиру. Отправилась в Индию. Рассказывали, там какой-то целитель невероятный безнадежных на ноги ставит.

– Безнадежных? – переспросил Митхун.

– Так бывает. Словом, целитель оказался шарлатаном. Обобрал меня до нитки, но там-то я начала думать, впервые за все время думать по-настоящему. Мышление начинает работать тогда, когда появляется серьезное препятствие, Митхун. Я, как и ты, задавала себе один и тот же вопрос. «За что мне все это? Я же такая умница: у меня блестящее образование, я не ем мяса, не пью молока, принимаю холодный душ по утрам и кормлю бездомных кошек. За что мне это?» И, знаешь, я поняла. Меня как будто по голове стукнули и вернули способность видеть. Я отчетливо вдруг осознала, что есть закон, который был нарушен.

– Поясни, – заинтересованно, кратко почти приказал Адамов.

– Если тебя что-то не устраивает, – продолжила Орлет, – начни менять ситуацию с себя.

– А я наоборот.

– Что наоборот?

– Меня все устраивает. И менять я ничего не хочу. Пусть они все меняются. Я лидер и вождь! Верховный представитель всего на земле!

Митхун еще раз затянулся и затушил бычок о мраморный портик балкона. Ожог остался зиять открытой раной на белой каменной поверхности. Воздух покачнулся, и пространство, обнимающее Митхуна и Орлет, разжало оберегающие и соединяющие их крылья.


– Адамов, ну правда, он существует. Существует нравственный закон, – невозмутимо продолжила Орлет. И он всегда очень красноречиво заявляет о себе. А когда мы придумываем тысячи отговорок, чтобы не слышать, не реагировать, он начинает проявляться в событиях, случаях, обстоятельствах. Буквально машет красным флагом: заметь, увидь. Исправь положение!

– Блин, Орлет! Ну че ты такая зануда? Ты хоть знаешь, что такое жить по-настоящему? Без этих твоих книжных аллюзий. Жить надо легко! Не париться, разумеешь? Поток! Слышала об этом? – Митхун одной рукой проворно скинул плед и, скомкав его, с силой бросил на рядом стоящее кресло.

– Да делай что хочешь! – в сердцах воскликнула Орлет. – Я тебе не нянька. В конце концов, у тебя столько жен и любовниц, пусть они за тобой следят.

Адамов раскатисто засмеялся. Такому смеху невозможно было сопротивляться. Он брал в плен, связывал по рукам и ногам, он, как сильнейшая инфекция, незаметно проникал внутрь, подстраивая под себя окружающее. Орлет улыбнулась и уже через пару секунд хохотала вместе с Адамовым.

– Небезразличен я тебе? А, Орлет? – хитро прищурившись, спросил, отсмеявшись Адамов.

– Небезразличен. Но не в том смысле, что ты там себе представляешь, – внезапно став серьезной, ответила Орлет.

– А знаешь, ведь когда-то я был влюблен в тебя. Догадывалась?

– Я стараюсь не смешивать работу и чувства. Ты для меня всегда был и есть впередсмотрящий, – она повела плечами и посильнее закуталась в мягкость пледа. – Ты знаешь, Митхун, эти твои срывы… Они стали повторяться очень часто. Ты не можешь…

– Могу. Еще как могу! Я по-другому отношусь к жизни. Легко и весело! И сейчас я хочу одного – зрелищ! – уверенно заявил Адамов и широкими шагами направился в гостиную.

– Митхун, да пойми, ты очень важен. Твои действия важны. Люди смотрят на тебя. Ты для них пример, ориентир… – почти выкрикнула ему вслед Орлет, но Адамов уже не слушал. Он выбежал на открытую площадку возле особняка, на ходу давая голосовые команды кэбу о переключении на дистанционного оператора.

– Сбежал, – в сердцах произнесла Орлет. – Идиотка! Вот кто я. Специалист фигов. Выудив из складок туники маленький серебряный браслет-коммуникатор, она отправила в эфир сообщение: «Ну все, встречайте! Он к вам понесся. Э-ге-гей начался».

И тут кран с поступающим в ее тело кислородом перекрыли. Орлет, как рыба, выброшенная на сушу, судорожно хватала ртом воздух. Держась за горло обеими руками, она кое-как дошла до дивана и дорогой китайской вазой опустилась в мягкость подушек. Конечно, по едва заметным признакам она понимала, что это может случиться. Желудок застонал и внутри него вырос огромный воздушный шар. Орлет казалось, что он непременно должен быть голубого цвета – такой прозрачный, перламутровый, как июньское небо. Дышать стало труднее. Тело сжалось и потяжелело. Орлет срочно расслабляла наполнившиеся металлом мышцы. Успеть, нужно успеть! Необходимо довести мышцы до состояния мягкого теста. Никаких зажимов несогласия! Открыться и принять!

Релокейшн

Подняться наверх