Читать книгу Релокейшн - Лес Ситдик - Страница 9

«Главное, не желать ему зла. Это же Витька! Витек. Мой дружище, смешливый мальчишка со странными шутками», – уговаривала себя Орлет. Смотрела в упор, моргала глазами, но с места не двигалась. И вдруг воздух зазвенел, заискрился. Магнолия, рассыпав головокружительные триоли пыльцы, потекла волнующей рекой запаха. «Как хорошо, – подумала Орлет. – Как хорошо, что мне не пришлось самой, своей волей влиять на него. Спасибо-спасибо-спасибо, тысячу раз спасибо!»

Лицо Ганнибала сдулось, сложилось, будто резиновое, рот приоткрылся. Зрачки затуманились накатившими слезами, и, рывками заглатывая воздух, он драматично, с содроганием чихнул.

– Будь здоров! – тут же, без промедления ухватила ситуацию Орлет. «Главное, успеть перевести весь этот цирк в другое место. Придать этому иной оттенок», – размышляла она.

«Точно! Будь здоров! Вот, правильно, Вик. Спасибо, что напомнил. Мне же кое-что сделать нужно».

Ганнибал разразился завершающим каскадом абсолютно эталонных чихов, а Орлет, согнув ногу в коленке, подняла ее и, растопырив в стороны руки, закрыла глаза.

Пауза.

Тишина.

Щебет птиц.

Звук пролетающего шмеля.

Солнечный луч на правой щеке. Тепло, приятно.

– Орлет, мать твою! Какого черта? Что за балаган? – спросил уже совсем другим голосом Вик.

– Да все тот же.

– Что с тобой? Ты глаза открыть можешь? И что за поза такая долбоебская?

– Поза петуха.

Пауза. Шелест травы под ногами. Поднимающийся снизу сладковато-свежий запах потревоженного – природного. Внутреннее раскачивание почти прекратилось. Тело послушное, устойчивое.

– Бляха-муха, Орлет. Ты, конечно, всегда странная была, но это, по-моему, совсем уже!

– Я не бляха и не муха, – Орлет открыла глаза. – А поза лечебная. Восстанавливает внутреннее равновесие, укрепляет иммунитет. Здравствуй, Вик!

– Здравствуй, Мойра! Че-то я устал очень. Ты не обидишься, если я с тобой петухом стоять не буду?

– Я так на это рассчитывала!

– Не, не могу. Устал я очень.

Ганнибал, пошатываясь, наконец отошел от Орлет. Подошел к беседке, но зайти не смог. Поскользнулся, сел прямо на траву, облокотившись на мореный дизайнерский дуб спиной. Пустой, погасший взгляд, потрепанный и несчастный. Стареющий мужчина, живущий воспоминаниями о той, давно минувшей… Выросший, но не повзрослевший.

– У меня была женщина. Я от нее ушел, – тихо, себе под нос проговорил Вик.

– Ты про Риточку?

– Нет. Другая. Женщина! Взрослая. Ей сорок. Не, почти пятьдесят. Она так много знает про фарфор и гобелены. Она умная, тонкая. Ты знаешь, что такое правильный фарфор? Это другой мир.

– А как же Риточка, Зиночка и… кто там был до Зиночки?

– Не помню… да срать на них. Иди сюда. Поцелую тебя, Мойра. Ты ведь всегда все знаешь!

Орлет вопросительно подняла брови.

– Дурочкой не прикидывайся. Давай, сделай так, чтобы все было хорошо. Ты же создаешь эту гребанную реальность? Специалист ты или нет?

– Тебе так плохо, Вик?

– Дай поцелую! Все у меня нормально.

– Ты вызывающе себя ведешь, потому что тебе больно. Я знаю, ты ко мне испытываешь теплые чувства. Зна-ю! Воспринимаю эти твои инсинуации не как личное оскорбление, а как крик о помощи.

– Иди в жопу, – устало произнес Вик.

– Понятно. Чего тут непонятного – все понятно. Если тебе понадобится мое участие, ты знаешь, как меня найти.

– Дай поцелую!

– Вик, иди поспи.

– Ты не уедешь?

– Я всегда буду рядом. А сегодня мы совсем близко, на одном острове, – сказала Орлет, помогая ему встать.

– Я очень далеко, Мойра. Хочу быть очень далеко.

– Как ее зовут?

– Она взрослая. Взрослая женщина. Вы, взрослые бабы, такие сложные! Я заметил, как только у вас появляются дети, сразу все меняется. Где та легкость? Куда она, мать ее, девается?

– А-а-а-а-а, – протянула Орлет, взяв Вика под руку, – по-твоему, дети появляются только у женщин? Пойдем, Вик. Тебе нужно отдохнуть. Мы потом с тобой побеседуем. Меня эта тема очень интересует.

– Я не буду с тобой разговаривать. Разговаривай с Адамовым. Слушай, точно! Поговори с ним. Тебе скажу – больше никому. Я ведь убить его хотел.

– Ага. А заодно и всех, кто рядом.

– Я не шучу сейчас. Я вообще никогда не шучу.

– Знаю.

Орлет довела Ганнибала до дверей виллы и тихонько подтолкнула ко входу.

**Конечно, я знала. Я знала, что Вик не шутит. Он часто прикалывался, смешил всех. И это смешное было правдой. Такой очевидной правдой, такой узнаваемой, что было ужасно смешно. Порой до слез. А по поводу убийства Адамова – это тоже не было шуткой. Это то, что Вик чувствовал тогда. Да. Я могу рассказать. Но это будет не очень… странно будет. Ладно, я не стану себя контролировать. Я попробую… Треснувшая кожа, сухая, раскаленная, стонущая. Тысячи тонких иголок, впиваясь и вворачиваясь, медленно прочищают себе дорогу, разрывая сосуды и причиняя тянущуюся длинным шлейфом боль. Огромный поверженный зверь, весь в кровоточащих ранах, с запекшейся, слипшейся кровью в поблекшей шерсти. Сердце, разрезаемое на кусочки тупым ржавым ножом… вот это. Он чувствовал это. И я чувствовала то же. Несоответствие. Несогласие с тем, что происходит. Внутреннее сопротивление при внешней покорности. Я не знаю, как у него хватало сил на то, чтобы просто жить.**

– Такая загадочная.

– Такой внимательный, – наконец-то, такой внимательный! – Пока, Вик. Иди.

Ганнибал не сопротивлялся. На ватных ногах, согнув спину, уходил мужчина, часть ее жизни, часть ее ментального поля. Один, как отражение внутренних процессов чего-то большего, происходящего в отдельно взятой стране, в отдельно взятом человеческом сообществе. Я не могу этого не замечать. Не могу. Мы прогнили и сдулись. Среди нас нет героев. И даже те, кто мог бы противостоять этой нами же рожденной, пакостной, разлагающей, предпочитают быть поглощенными ею. Пока не поздно, пока нас всех по одному не затянуло в эту яму, нужно ее зарыть. Зарыть и отыскать путь.