Читать книгу Пещера - Лев Протасов - Страница 12

…на него обрушился поток слезных писем да официальных обращений, все от местных. Первые содержали главным образом просьбы о восстановлении церковной службы, жалобы на работу общественных бригад, требования расширить либо перенести городское кладбище; попадались письма с угрозами. Официальных обращений, пропитанных едва уловимым, но въедливым смрадом госучреждения, было значительно меньше. Среди них особенно следует отметить два послания от Совета старейшин и еще одно, пришедшее позднее остальных, вместе со столичной корреспонденцией – от тамошней власти, тоже от какого-то совета.

Первое обращение старейшин на следующий же после беседы с Тимофеем день доставил четырнадцатилетний подросток в сильно изношенной одежде и с печальным, как будто заранее постаревшим лицом. Андрей Михайлович, не желавший признавать за собой никакой особенной роли, полученный конверт не вскрывал, понимая, что требуется ответ. Ответ же с его стороны может означать лишь одно – вступление в должность.

Однако старейшины, потеряв терпение, через шесть дней отправили второе письмо, с тем же посыльным, и Андрей Михайлович сдался, прочитав оба по порядку. Первое письмо гласило:

«Совет спешит выразить соболезнования по поводу смерти сестры Вашей, Анны Лигниной, жившей во вверенном нам городе на протяжении последних пяти лет. Поверьте, эта утрата наполняет сердца наши скорбью, а умы – невольной тревогой, ибо в каждой смерти мы вынуждены видеть не только личное горе, но также и безрадостные признаки постепенного разрушения всего того, о чем мы неустанно молимся и заботимся. Анна Михайловна оставила о себе добрую память, и едва ли найдется теперь человек, который дурно бы о ней отозвался.

Для Вас эта утрата безмерно тяжела, так как Вы состояли с покойной в родстве, пусть и не кровном; к тому же, сразу по прибытии на Вас обрушились вести о смерти матери и другой сестры, что, хотя произошло относительно давно, для Вас явилось новым неожиданным горем. В том же, что жилище Ваше в совершенном запустении, Вы, вероятно, успели убедиться сами.

Мы понимаем и разделяем всю Вашу боль и не стали бы тревожить, принимая во внимание то положение, в котором Вы оказались, однако же задачи, стоящие перед Вами по роду службы, где до сих пор состоите, безотлагательны. Поверьте, в противном случае мы дождались бы окончания траура.

Но нет, к великому сожалению, это роскошь, роскошь непозволительная при нынешних бедах, ибо, хотя сводки за последнюю неделю будоражат умы и, кажется, обещают некие послабления, болезнь по-прежнему уносит человеческие жизни, причем ежедневно, подобно кропотливой, педантичной труженице. Возможно, Вам после длительного пребывания в крупных городах, где каждую минуту умирает один человек и рождается ему на смену другой, так что в целом эти неумолимые процессы уравнивают друг друга, смерть ста тридцати жителей в течение двух с половиной месяцев не покажется ужасной или непоправимой, но для маленького городка с крошечным населением при практически полном отсутствии новорожденных это – катастрофа. Вероятно, уместно говорить о вымирании.

Дабы Вы имели более полное представление о происходящем, Совет решил ознакомить Вас с экономической ситуацией и проблемой оснащенности, в том числе оснащенности необходимыми работниками. Кроме того, множество бед связано с никуда не годным управлением, отсутствием представительства, да и погода значительно усугубляет положение без того плачевное донельзя.

Город очень мал, заселен преимущественно мелкими торговцами да бывшими рабочими, занятыми некогда на фабрике и шахтах. Наберитесь терпения, Андрей Михайлович, ибо все эти подробности, которые, возможно, покажутся лишними или чрезмерно распространенными, Вам в качестве защитника интересов города знать необходимо.

Итак, торговцы. Большей частью имеют во владении небольшие магазины, делами занимаются самостоятельно, изредка нанимают одного-двух помощников. Товары закупают в областной столице либо на местах производства и продают местным в розницу по более высокой цене. С началом эпидемии торговля почти полностью угасла, так как, во-первых, желающих приобретать становится все меньше, во-вторых, поездки в Город запрещены на время карантина, потому до сих пор дела ведут лишь наиболее запасливые продавцы, продавая при этом припасенное втридорога.

Из бывших рабочих часть заняты незначительными работами либо штучным производством – например, плотники. Они раньше отвозили свои изделия в столицу, где вольны были самостоятельно их продавать либо поставлять в заранее установленном количестве на рынок, где торговлю вели уже посредники, специально обученные на то люди. Как Вы понимаете, теперь такого обмена вовсе не происходит.

Другая часть бывших рабочих были безработные, жившие на пособия, выделяемые из остатков фабричного фонда. Однако фабричный фонд еще год назад опустел, так что многие из этих несчастных пошли на разбой и воровство. Ныне некоторые такие бедолаги состоят в похоронных бригадах.

Следует упомянуть о том также, что большинство приезжих после прекращения добычи угля, то есть пять лет тому назад, выкупили участки земли для ведения хозяйства. Потому до сих пор город был обеспечен продовольствием в виде сельскохозяйственных продуктов: молока, мяса, посевных. Но нынешний год явно проистекает не под счастливой звездой. Вам, верно, известно, да за время пребывания здесь Вы сами могли убедиться в том, что погода стоит необыкновенно жаркая. Почва обезвожена, дождей в ближайшее время не предвидится, так что скорей всего мы лишимся урожая. Да, кроме прочего, нас ожидает невиданный голод!

Но вернемся к торговцам и рабочим, ибо мы не до конца прояснили данный вопрос. Их деятельность вплоть до нынешней весны обеспечивала скудный, не слишком прочный денежный оборот, а кроме того, такую же непрочную связь с областной столицей. Связь эта разорвана, разорвана в одностороннем порядке, по-живодерски и, кажется, необратимо, что повлекло стремительное оскудение собственных средств поселка.

Таким образом, Вы видите, в сколь бедственном положении находится вверенная Вам местность, где Вы по сути являетесь единственным официальным лицом. Разумеется, произошло это скорее по недосмотру, по ошибке столичной власти, и однако же такая ошибка – единственная для нас возможность спастись. У Совета средства на борьбу с эпидемией истощены, главная же неприятность заключается в том, что Совет не наделен властью, признаваемой Администрацией Города, не является, по столичным то есть меркам, органом управления и, следовательно, не может обратиться за помощью и запросить необходимую финансовую поддержку.

Также Вам, должно быть, известно, что в городке нет больницы, а из медицинских специалистов всего только один врач имеется, в преклонном возрасте и на разъезде. Врач этот, хотя не раз оправдывал оказываемое ему Советом доверие, слишком стар и, по его же собственным словам, посещает больных «из последних сил». Кроме того, ежечасно общаясь с жертвами лихорадки, творя над ними всяческие процедуры, не может избежать тесного с ними соприкосновения, а значит, рискует в любой момент заразиться.

О, мы бессильны что-либо изменить, уповаем на Господа и на милосердие Его, согласно обычаям, принятым в этих краях задолго до Вас, молим о благоденствии, и однако же, хотя роптать на Создателя своего и противиться Его непреклонной воле не смеем, смотреть на происходящее увядание безучастно не можем.

Как было сказано ранее, никакой реальной власти за Советом в столице не признается, у нас нет своего представителя. Такое положение весьма унизительно, но до сих пор не вызывало осложнений, так как старейшинам, то есть наиболее пожилым и мудрым коренным жителям поселка, без труда удавалось налаживать внутренние процессы, решать вопросы распорядка, управления, распределения, регулировать конфликты, возникающие между соседями и прочее, пользуясь непререкаемым среди местного населения авторитетом. Но вот случилось непредвиденное, все разом обрушилось, и никакими прежними способами ни прекратить, ни даже ослабить стихию не удается.

Потому мы вынуждены обратиться к Вам, Андрей Михайлович, ибо по воле случая полагаться нам более не на кого. Вы наделены полномочиями, чтобы потребовать необходимые медикаменты либо средства на их приобретение, а также нескольких врачей и медицинских сестер на время, пока свирепствует лихорадка. От Вашего обращения Городские власти отмахнуться не смогут, ибо сами предоставили Вам подобные права.

Совет предписывает Вам явиться в течение трех дней с момента получения письма по указанному адресу […] для обсуждения вопроса Вашего представительства, а также тех трудностей, которые в связи с этим могут возникнуть. Никаких самовольных действий Совет предпринимать не рекомендует до получения соответствующих указаний. Данная мера позволит избежать усугубления ситуации. Надеемся на понимание и непротивление с Вашей стороны».

Второе послание было кратким и значительно менее любезным:

«Совет обязует Вас сегодня же явиться для рассмотрения возможности Вашего представительства. В случае дальнейшего игнорирования наложенных Советом обязательств мы будем вынуждены принять меры».

Далее – адрес того места, куда предписывалось явиться, число (двенадцатое июня), несколько подписей. Какими именно мерами грозились получателю, Лигнин проверять не стал; вместо этого спешно, в тот же день (то есть ровно через неделю после его разговора со священником) отправился к старейшинам.

Прежнее с ними знакомство, случившееся во время разработки одной из шахт, он помнил довольно смутно. Однако же знакомство это было, кажется, крайне неприятным, даже каким-то обидным, хотя ни причину неприязни, ни причину обиды воспроизвести теперь не удавалось.

Совет старейшин возник в поселении задолго до того момента, когда его вдруг расширили и стали называть городом. Как только в здешних краях обнаружили залежи полезных ископаемых, земля была выкуплена, членам Совета вручили отступные, так что фактически они утратили всякую власть. Старейшины самовольно взялись за разрешение конфликтов и торговлю, и хотя их уже никто ни во что не ставил, сами они в силу природного упрямства да высокомерия мнили себя высшим руководством.

Состав круга практически не менялся – в него входили шесть человек преклонного возраста, бывшие послушники разрушенного монастыря. Вероятно, эти шестеро вернулись в поселок лет через пятнадцать после разорения, постигшего обитель; отважились попробовать себя на мирском поприще.

До известного времени им вполне удавалось обеспечить порядок и наладить какую-то общественную жизнь, обмен среди местных. С появлением же рабочих и утерей прав Совет сделался бесполезен.

Андрей Михайлович был почти уверен, что ныне дела обстоят точно так же, ровно никаких мер по его принуждению Совет принять не осмелился бы; с другой стороны, отдавал себе отчет в том, что по прошествии столь длительного периода да еще под гнетом болезни положение вещей могло измениться не в его пользу, хоть вероятность и мала. Он вполне представлял, что никчемные старцы, кичащиеся вымышленной властью, имеют влияние на общественные бригады, занимающиеся похоронными процедурами, а потому в любой момент такая бригада может в перерыве между исполнением прямых своих обязанностей вломиться в двери, его, Лигнина, повязать и доставить на суд старейшин насильно.

Итак, не дожидаясь столь неприятной развязки, Андрей Михайлович под вечер отправился сам.

Старейшины устраивали заседания в том же здании, где и жили, сплотившись по старой привычке в некое подобие монашеского братства. Здание было каменным (большая редкость в Мертвом Городище), двухэтажным, но почему-то с ветхой деревянной крышей, которую каждый год по осени приходилось чинить и которая, несмотря на все ухищрения, каждый же год весной снова протекала. Потому, дабы избежать неудобств, приемы, собрания, прочие мероприятия проводились на первом этаже в большой удлиненной зале. Зала эта была оборудована таким образом, чтобы в нее помещалось множество человек, кроме того, предусматривалось место для оратора и – на возвышении – трибуны, за которыми обычно восседали старцы. В целом, помещение напоминало аудиторию или – что точнее – зал суда.

Как уже говорилось ранее, всего в Совет входило шесть человек, люди с религиозным воспитанием, противящиеся всяким новшествам, категоричные да от старости склочные. Вне собраний они часто устраивали между собой перепалки, и всегда это заканчивалось тем, что кто-то один обязательно попадал в немилость, не по своей воле превращаясь в молчальника. Остальные такого молчальника намеренно избегали, относились к нему с деланным презрением, копили силы до следующей стычки – после нее роль изгоя переходила в другие руки, прежний же был вновь принимаем в общину и мог позволить себе развязать язык. Такой игрой они жили, тешились с незапамятных времен.

Однако на период проведения очередного мероприятия старцы, словно подчиняясь одному для всех инстинкту, объединялись против внешнего мира, даже если последний не таил ни малейшей угрозы. Впрочем, в понимании самих старейшин таковая угроза имелась всегда – в первую очередь, угроза ослабления их влияния.

Собственно, именно из-за патологической боязни остаться «не у дел» члены Совета и составили обращение к Андрею Михайловичу, и никакой другой цели не имели, кроме как продемонстрировать свою осведомленность. Окончания же траура не стали дожидаться скорее не потому, что задачи являлись безотлагательными и город вымирал (о, они существовали слишком оторвано от реальной жизни, их едва ли в действительности заботили беды, свалившиеся на Мертвое Городище), а чтобы застать жертву тогда, когда она менее всего способна противостоять нападению. Разумеется, в желании Лигнина отказаться от должности они увидели лишь хитрую уловку да проявление собственной воли, весьма нежелательной, но отнюдь не искренность.

Справедливости ради стоит упомянуть, что средства из Города Совет запросить все же пытался, ибо представители его, несмотря на беспечную оторванность, обособленность своего уклада от всеобщего, все же приняли некогда ответственность и теперь вынуждены были предпринимать меры по преодолению таких ситуаций, как нынешняя. Увы, им отказали.

Следовало прибегнуть к помощи Лигнина, но так, чтобы инициатива исходила от Совета. По существу, от Андрея Михайловича требовались, во-первых, подпись под текстом прошения, написанным старейшинами задолго до его возвращения, во-вторых, отказ от посягательств на власть. Все надлежало представить таким образом, будто Андрей Михайлович подписывает бумагу не по собственному волеизъявлению, подобно императору, одобрившему указ министров, а как бы беспрекословно подчиняясь воле Совета, на права коего по «владению» поселком не смеет претендовать.

Бывший проектировщик предстал перед собранием, догадываясь обо всех вышеперечисленных тонкостях, даже готовился подыграть нехитрой, чересчур понятной манере старцев, представлял, как станет соглашаться с их требованиями, предписаниями, подпишет, откажется, однако вышло иначе. Сумбурно и мерзко.