Читать книгу Зачарованная - Laura Thalassa, Лора Таласса - Страница 2

Ну что, ночь чертовски удалась.

Я сижу на бетонном полу в тускло освещенной камере ППС, обхватив руками колени, сминая платье, которое надела на бал в честь Самайна.

Рассеянно пялюсь в землю. Рассеченная ладонь, чтобы снять проклятье, пульсирует. Но болит не только она.

Под черепом неистовствует бешеная мигрень, не имеющая себе равных. Сегодня я определенно злоупотребила магией. Но даже эта мука – не худшее.

Я едва могу дышать – из-за боли, сдавливающей грудь, и переполняющих голову воспоминаний.

Этим утром я проснулась Селеной Бауэрс, двадцатилетней ведьмой с потерей памяти, вызванной магией, а заканчиваю вечер Селеной Бауэрс, двадцатилетней ведьмой, обладающей двумя полными комплектами воспоминаний – одним из этой жизни и другим из прошлой.

Накатывает волна тошноты, отчасти из-за мигрени, отчасти от огромного количества образов минувшего, засунутых в мой мозг. Все они требуют моего внимания. Все, но особенно – странные, чужие, старые.

Сейчас я сосредоточена на той, другой жизни, жизни Роксиланы.

Моей жизни, поправляю себя. Моей первой жизни.

Она разворачивается перед внутренним взором, как какой-то кошмарный фильм. Бои, смерти, отчаянные попытки выжить.

Самая сладкая, самая прекрасная часть той жизни – Мемнон, этот невыносимый ублюдок. Как же это мерзко, что сегодня, после, пожалуй, самого худшего вечера в моей жизни, когда я должна ненавидеть этого гнусного колдуна, голова наполнена воспоминаниями о его прикосновениях, о его шепоте, о его клятвах в вечной любви, о его откровенном магнетизме. Меня снова и снова влекло к нему, когда я была Роксиланой, и, проклятье, меня тянет к нему даже сейчас.

В той, древней жизни он сражался за меня и безумно меня любил. Он пересек всю Европу, чтобы найти меня и сделать своей царицей. И стал одним из самых могущественных, одним из самых чудовищных людей древнего мира, чтобы исполнялись мои заветные желания. Наша любовь была так прекрасно остра, что граничила с болью.

Пока все не рухнуло.

А рухнуло все столь же феерично, как и возводилось.

Вдалеке скрипит, открываясь, железная дверь, и посторонний звук рассеивает мои мысли.

Поднимаю голову, полагая, что меня сейчас будут допрашивать. А я жутко устала. Не думаю, что у меня хватит сил доказать свою невиновность, хотя возвращенные воспоминания с легкостью это позволят.

Слышу, как офицер негромко переговаривается с дежурным. Потом звучат шаги. Шаги двух пар ног, приближающиеся к моей камере. Одни я узнала бы где угодно – уверенные, тяжелые, от которых у меня по спине бегут мурашки. Мигом позже я вижу за решеткой камеры извивающуюся ленту магии цвета индиго.

Мемнон.

Терзающая боль усиливается. И все же после того, что он сделал сегодня, моя злость не уступает боли. Мигрень приглушает ее, но и ярость обжигающая.

Магия Мемнона добирается до железных прутьев, но вместо того чтобы проскользнуть в камеру, шипит, будто наткнувшись на что-то, и откатывается назад в клубах голубого дыма.

– Это нейтрализующие камеры, – объясняет мужской голос. – Никакая магия не проникнет ни внутрь, ни наружу. Они зачарованы таким образом, чтобы заключенные не могли использовать свою силу.

Заключенные вроде меня, по-видимому.

– И вы подвергли такому мою нареченную? – голос Мемнона так и сочится угрозой. А у меня в животе все переворачивается. «Нареченная». Даже «заключенная» нравилось мне больше.

– Заверяю вас, для ее ареста имелись все основания…

– Она была задержана по ложному обвинению, – перебивает охранника Мемнон. Тон его резок, как клинок. – Я ожидаю, что ваш департамент немедленно это исправит.

Какая чертова наглость – требовать чего-то от ППС, когда вообще-то именно Мемнон отправил меня сюда.

Его тяжелые зловещие шаги замирают прямо перед моей камерой. Пускай решетка и подавляет магию, я чувствую присутствие колдуна, чувствую исходящую от него пульсирующую силу.

Именно из-за его ошеломительной мощи я и попала в эту передрягу. Магия колдунов пожирает их совесть – чем они могущественнее, тем бессердечнее. А моя родственная душа, моя половинка… он не просто силен. Он непомерно могущественен. И совершенно безжалостен.

– Est amage.

Не реагирую. Я слишком устала, чтобы реагировать.

Офицер отпирает камеру. Дверь дребезжит, распахиваясь.

– Мисс Бауэрс, похоже, наш департамент допустил ошибку с вашим арестом, – бесстрастно говорит офицер. – Пожалуйста, примите наши извинения. Вы свободны и можете идти.

Он отступает в сторону.

Я глубоко – и обреченно – вздыхаю. Мне не нравится сидеть в этой холодной сырой клетке, где моя сила подавлена, но я также не горю желанием бросаться в объятья моей мстительной родственной души.

– Дуешься? Как это на тебя не похоже, моя нареченная.

Проклятое слово. От него у меня еще сильнее стучит в висках.

Поднимаю голову, устремляя взгляд на шлакобетонную стену.

– Я не хочу уходить с ним, – обращаюсь к офицеру.

Чувствую, как тот переводит взгляд с меня на Мемнона и обратно.

– Мисс, – произносит он наконец, – вы не…

Фраза обрывается на полуслове.

– Эй! – кричит другой дежурный. – Что вы себе позво…

Его голос тоже резко смолкает, и мигом позже я слышу глухой удар тела о землю.

Все-таки обернувшись, я вижу, как моя родственная душа держит за шкирку первого офицера. Веки несчастного трепещут, и я с леденящей душу ясностью понимаю, что Мемнон влез ему в голову, меняя еще одно сознание. Сегодня он уже проделал это с целой кучей моих сокурсников – после того как чуть не убил их.

Когда Мемнон отпускает наконец офицера, тот спокойно идет туда, откуда пришел, не удосуживаясь даже взглянуть на нас. И не останавливается, чтобы проверить дежурного, лежащего на полу.

Я остаюсь наедине с колдуном.

И по-прежнему избегаю встречаться с ним взглядом.

– Я не пойду с тобой, – выплевываю.

– А я не даю тебе выбора, – отмахивается он.

И делает шаг в камеру. И еще один, и еще. Не задумываясь вскакиваю – и сразу жалею об этом. Резкое движение пробуждает боль, и я чуть не падаю под ее натиском.

Мемнон с проклятьем сокращает расстояние между нами и подхватывает меня.

Только теперь, оказавшись в его объятьях, я смотрю на свою родственную душу.

Смотрю, упиваясь его бронзовой кожей, черными волнистыми волосами, завораживающими глазами, темно-карими по краям и светлыми, как бурбон, у зрачков. Прошло всего несколько часов с тех пор, как я видела его в последний раз, но мой взгляд жадно блуждает по чуть крючковатому носу, полным чувственным губам, высоким скулам, острому подбородку, натыкаясь наконец на шрам, тянущийся от нижней челюсти к левому уху и уголку левого глаза.

Я словно бы вижу призрак, и на миг старые воспоминания заслоняют новые. Я протягиваю руку, касаюсь пальцами его щеки…

Выражение лица Мемнона смягчается, и этого достаточно, чтобы наше прошлое овладело моим затуманенным разумом.

– Est xsaya. Est Memnon, – шепчу я. – Vak watam singasavak.

Мой царь. Мой Мемнон. Ты выжил.

Пугающие чувства бурлят во мне. Словно зазубренный нож режет изнутри душу. Я не пойму, что я чувствую, почему я это чувствую, но знаю, что, если бы Мемнон не держал меня, у меня подкосились бы ноги.

Находясь почти вплотную к нему, я вижу, как зрачки его расширяются. Он замирает.

– Ты помнишь, – выдыхает Мемнон почти с отчаянием.

– Конечно я помню. Ты же заставил меня вспомнить.

И тут же во мне закипает ярость. Я крепко зажмуриваюсь и слабо пытаюсь оттолкнуть его, хотя голова гудит, а желудок сводит.

– О нет, маленькая ведьма, – говорит он мягко. Нежно. – Я не отпущу тебя.

И он обнимает меня еще крепче и выходит из камеры.

Едва мы переступаем магический порог, отделяющий нейтрализующие клетки от коридора, сила заполняет мое тело. Ощущение такое внезапное, такое острое, что я задыхаюсь и давлюсь рвотным позывом.

В мгновение ока магия Мемнона обволакивает меня, проскальзывает в рот, в горло, унимая тошноту.

Прерывисто вздыхаю и устало прижимаюсь к груди колдуна. Рассеянно замечаю, что он сменил смокинг на черное облегающее термобелье, черные джинсы и ботинки.

– Еще что-то болит? – спрашивает он ласково. Слишком ласково.

Болит всё — голова, суставы, даже кожа. Но больше всего – сердце.

– Разве сейчас не самое время позлорадствовать? – бормочу я, пока он несет меня по пустому тюремному корпусу. – Ты победил меня по всем статьям.

Магия Мемнона тянется и открывает тяжелую железную дверь впереди.

– Я буду злорадствовать, когда моя будущая жена почувствует себя лучше.

Будущая жена.

Корчу гримасу – и морщусь, потому что пульсация в голове усиливается. Ненавижу нерушимые клятвы и весь этот фарс с помолвкой.

Рядом с входной дверью на полу распростерся дежурный офицер. Глаза его закрыты, грудь мерно поднимается и опускается. Мемнон на миг останавливается, присаживается рядом с ним на корточки и, удерживая меня одной рукой, кладет другую на лоб мужчины.

– Ты слишком много выпил сегодня и уснул на дежурстве, – бормочет он. – Тебе стыдно, ты никому об этом не расскажешь.

Потом Мемнон поднимается, поудобнее перехватывая меня. Если бы я чувствовала себя лучше, то непременно отпустила бы какой-нибудь едкий комментарий по этому поводу. Но, честно говоря, я слишком устала, мне слишком плохо и совсем не до того.

– Где болит больше всего? – спрашивает Мемнон, выходя из блока, словно прочитав мои мысли.

– Голова.

А какой смысл лгать? Такое чувство, словно кто-то пытается выбраться наружу из моего черепа с помощью отбойного молотка.

Мемнон отнимает руку от моей спины, и его ладонь ложится на мой лоб.

– Облегчи боль, – шепчет он на сарматском.

Магия выплескивается из него, часть проникает мне в ноздри, часть просачивается прямо сквозь кожу.

И мигрень сразу отступает. Каждый новый толчок боли слабей предыдущего, и в конце концов все проходит.

Я вздыхаю, ворочаюсь в объятьях Мемнона, устраиваясь поудобней…

Нет. Стоп. Он по-прежнему враг. Я не собираюсь наслаждаться тем, что меня несут на руках, когда он только что разрушил всю мою жизнь.

– Я сама могу идти, – заявляю.

Вообще-то я не особо уверена в своих силах, но черт меня подери, если позволю Мемнону и дальше тащить меня так, будто я беспомощная.

– Ладно, маленькая ведьма, – снисходительно отвечает он, словно я веду себя мило и нелепо.

Богиня, больше всего на свете мне хотелось бы пырнуть сейчас этого человека вилкой.

Он наклоняется так, что мои ноги касаются линолеума, и поддерживает меня, пока я встаю. Я все еще в туфлях на шпильках, одолженных у Сибил на вечер по случаю Бала Самайн, и как только Мемнон отпускает меня, мои ноги подкашиваются, как у новорожденного олененка. На миг я абсолютно уверена, что сейчас шлепнусь и разобью нос, но потом все же ловлю равновесие.

Мемнон огибает меня и опускается на колени у моих ног.

Я хмурюсь:

– Что ты?..

Он стискивает мою щиколотку, приподнимает мою ногу и ставит ее на свое бедро. Пару секунд я нелепо шатаюсь, потом вцепляюсь в его плечи и наваливаюсь на него всем своим весом.

Размышляя о том, чтобы заехать ему коленом по зубам, пока он стягивает с меня туфлю.

– Что ты делаешь? – резко повторяю я.

– Избавляю тебя от этой дурацкой обуви, чтобы ты могла идти, – отвечает он, массируя ступню.

Хмурюсь еще сильнее.

А колдун уже целует мою лодыжку и опускает ногу на пол.

Сердце трепещет, и – о нет, мне это не нравится!

Сейчас я причисляю Мемнона к категории, которую называю «Злобные монстры-засранцы». Отличное название. Точное.

Если он начнет вести себя хорошо, моя связь с ним и воспоминания о прошлой жизни могут объединиться и перенести его в какую-нибудь другую категорию, которая подходит ему куда меньше.

Мемнон снимает с меня вторую туфельку, сгребает их обе, держа за каблуки, и встает, так что мои руки соскальзывают с его плеч. Все его шесть с чем-то футов резко возносятся надо мной.

– Лучше? – спрашивает он.

– Я не нуждалась в твоей помощи, чтобы разуться.

Бросаю на него свирепый взгляд, чтобы яснее донести мысль.

Он слегка ухмыляется. Глаза блестят. Мемнон явно ни во что не ставит мой гнев.

Надо было все-таки лягнуть его, когда была такая возможность.

– Пошли, маленькая ведьма. – Его рука собственнически ложится на мою поясницу. – Давай завершим твое освобождение и выведем тебя отсюда.