Читать книгу Зачарованная - Laura Thalassa, Лора Таласса - Страница 8

Роксилана

59 год н. э., где-то в северо-западной части бассейна Амазонки

Мы стоим на влажной земле. Под сапогами чавкает грязь.

Получилось. Измученное тело готово рухнуть от облегчения. Получилось.

Я оглядываюсь по сторонам. Здесь солнце садится, и, хотя джунгли вокруг полны разных звуков, место кажется несказанно тихим и мирным – наверное, это в сравнении с ревущим буйством Боспора. И это настораживает.

Ферокс рычит. Иного предостережения мне не требуется.

Собираюсь оглянуться, когда в спину мне вонзается клинок. Это происходит так стремительно, что я только ахаю от удивления, глядя на живот, из которого торчит окровавленное острие меча.

Клинок грубо выдергивают, и я падаю на колени, истекая сочащейся из раны кровью. Это же… прямо там…

– Ты даже не представляешь, как давно я хотела это сделать, – сладкозвучный, мелодичный голос Эй-слин так и сочится злобой.

Ферокс с рычанием бросается на фейри, но вцепиться ей в горло не успевает – Эйслин резко бьет пантеру по голове рукоятью клинка. Раздается тошнотворный хруст, и я задыхаюсь от крика, когда мой фамильяр мешком валится рядом со мной. Чары, защищавшие его всего минуту назад, развеялись.

Женщина-фейри обходит меня, оценивающе разглядывает, похлопывая окровавленным мечом по бедру.

– Я надеялась, что ты выживешь и явишься сюда.

Она склоняет голову, словно размышляя, не пырнуть ли меня еще раз, но мне все равно. Моя родственная душа, мой муж исчез, мой фамильяр без сознания, а кровь медленно течет из раны в моем животе.

Дикая боль не дает думать, но у меня есть еще ярость. Тело трясется, переполняемое ею. Собираю магию, готовясь ударить.

– Эй, эй, – упрекает меня Эйслин, поддевая залитым кровью концом меча мой подбородок. – Только попробуй причинить мне вред, и я перережу этим мечом горло тебе, потом твоему фамильяру, и ты умрешь, так и не узнав, что стряслось с Мемноном.

Я каменею. Гнев уступает место ужасу.

– Где он?

На долю секунды она бросает взгляд на дворец справа от меня, потом небрежно произносит:

– Я думала, он твоя родственная душа. Думала, ты можешь найти его по одной лишь вашей связи. – Она вновь наклоняет голову. – Очевидно, это не так.

Пока она говорит, я фокусирую магию на ране в животе. Рана смертельна, но я могу залечить ее. Я уже остановила кровь и теперь медленно вливаю в рассеченные ткани силу. Мне нужно только жить, жить, и тогда я спасу и Мемнона, и Ферокса.

– Что ты сделала с моим мужем? – спрашиваю я.

Эйслин надменно смотрит на меня сверху вниз.

– Он проспит сотню лет, пока всё, что он знает и любит, не исчезнет. И когда он очнется, останусь только я.

Я хмурюсь, борясь с тошнотворными ощущениями; исцеление внутренних повреждений – процесс неприятный.

А фейри продолжает:

– Я неоднократно предупреждала Мемнона о твоем возможном предательстве. Говорила ему, что цивилизованная римлянка вроде тебя никогда всецело не примет обычаи сарматов. Говорила, что его кровожадность в конечном счете подтолкнет тебя к отчаянной попытке остановить его, помешать и дальше убивать и завоевывать. Он не верил мне, но, не сомневаюсь, когда он пробудится и обнаружит, что тебя давным-давно нет, он вспомнит мои слова.

О да, слова Эйслин для Мемнона не пустой звук. Она была советницей его отца и еще нескольких царей, предшествовавших ему.

– И, – не останавливается фейри, – я позабочусь о том, чтобы он узнал, как ты, его драгоценная супруга, заключила сделку с римлянами, чтобы добиться мира, и как ты не смогла заставить себя убить его и потому погрузила в сон. Он непременно узнает, что ты прожила долгую жизнь – вновь вышла замуж, родила детей и ни разу, ни разу не попыталась разбудить его.

Я едва дышу, не веря своим ушам. Кто эта женщина?

– Сердце его будет разбито, – завершает она, – но со временем он оправится.

Я пристально вглядываюсь в ее лицо.

– Зачем ты все это делаешь?

Глаза фейри блестят, уголки губ приподнимаются в лукавой улыбке.

– Это секрет, и ты умрешь, так и не узнав его.

Скорее инстинкт, чем зрение, говорит мне, что Эй-слин чуть-чуть изменила позу, перехватила меч…

Призываю свой гнев, свою силу – и выдыхаю:

– Уничтожить.

Заклятье выплескивается из меня, отрывая женщине руку, сжимающую меч. Она кричит, тянется к зияющей ране у плеча. Раскинув крылья, что тоньше и гораздо нежнее хлопка, бросается к порталу лей-линии.

Но я уже собрала, стиснула в кулаке остатки энергии.

– Уничтожить.

Фейри исчезает за миг до того, как заклятье настигает ее, но и лей-линия поглощает оранжевый сгусток моей магии.

Хриплю, не в силах отдышаться.

Эйслин ушла. Пока.

Смотрю на то, что осталось от моего живота, и проглатываю всхлип. Если там и был ребенок, шансы на то, что он переживет такое ранение…

Прикусываю нижнюю губу, чтобы не закричать, и чувствую, как слезы катятся по щекам. Не думать об этом. Еще Ферокс…

Протягиваю руку, глажу своего фамильяра. Пантера слабо шевелится, чуть поворачивает голову и лижет мою руку. Вновь призываю магию, чтобы исцелить его. Сила вяло стекает с ладони, но я ощущаю, как она укореняется, начиная медленно залечивать раны фамильяра. Убедившись, что теперь с ним все будет в порядке, я останавливаюсь.

Мемнон. Мне нужен Мемнон.

Заставляю себя встать. Мир на миг погружается во тьму: должно быть это из-за большой потери крови. Мне больно, физически больно тянуть силу и направлять ее в раны. Моя магия устала и сопротивляется.

Я умираю.

Осознаю это с отстраненной ясностью. Я умираю быстрее, чем моя магия исцеляет. И Мемнон проклят, обречен спать сто лет, и когда он проснется, он станет пешкой в руках Эйслин, в той большой игре, которую она затеяла. Возможно, она хочет от него любви. Возможно, власти. Как бы то ни было, ей требовалось убить его семью и убедить его друзей предать его. Она стремилась очернить меня и мою любовь к нему, чтобы довести свой ужасный план до конца.

Я не могу бросить моего мужа на произвол той судьбы, что уготовила ему фейри.

Бреду к дворцу, оставив Ферокса там, где он лежит, – пусть отсыпается после ранения. Речной дворец уже виднеется между деревьями. Он прекрасен, сверхъестественно прекрасен, настолько, что у меня мурашки бегут по коже. Как и всегда.

Прохожу мимо мраморных колонн, высеченных в виде деревьев, и золотых лоз, усыпанных стеклянными цветами с острыми лепестками, что украшают стены. За мной тянется кровавый след.

Говоря о Мемноне, Эйслин взглянула сюда. Дворец надежно защищен чарами, так что это отличное место, чтобы спрятать кого-то на сотню лет.

Только вот куда именно она его спрятала?

Закрываю глаза, сосредотачиваясь на связи с Мемноном. Женщина насмехалась над нашей способностью находить друг друга таким образом, но ведь именно так Мемнон впервые отыскал меня в Риме. И я тоже смогу найти его. Мне только нужно собраться.

Не открывая глаз, глубоко дышу, пытаясь игнорировать боль, кричащую во всем моем теле, и леденящий холод, поселившийся в костях. Отодвигаю разум на второй план, освобождая место магии, и иду вперед.

Заторможенная, я едва не падаю в яму. Ошеломленно отшатываюсь и охаю при виде квадратного отверстия в земле, рядом с которым лежит массивная каменная плита.

Смотрю на освещенные факелами стены туннеля. Мемнон там, внизу. Я чувствую это, как биение собственного сердца, и если снова сосредоточусь на нашей связи, то смогу ощутить, как меня тянет к нему. Ближе, ближе…

Эйслин тщательно все спланировала, но не озаботилась сказать мне, где находится Мемнон. Думаю, она не закончила.

Эта мысль вселяет в меня надежду. Это все, что мне нужно, – капелька надежды.

Осторожно спускаюсь по лестнице, придерживаясь за стену, чтобы не рухнуть вниз.

Сперва я ничего не замечаю вокруг, но пальцы постоянно попадают в какие-то углубления, и я наконец обращаю внимание на вырезанные в стенах письмена. Присматриваюсь внимательнее.

…собрав в себе мощь богов, Мемнон Неукротимый изгнал даков с их земель…

…с одними лишь кровными братьями всадниками ворвался в неприступный Рим, захватив царицу…

Стиль не мой, но я – одна из немногих, кто не только в курсе всех этих событий, но и умеет читать и писать на сарматском с помощью латинского алфавита. Нетрудно будет предположить, что я тайно помогала построить гробницу, наблюдая за ее созданием.

Меня пробирает дрожь, не столько от потери крови, сколько от осознания грандиозных масштабов сотворенного Эйслин, стремящейся осуществить свой план.

Чего она хочет от моего мужа?

Этот вопрос не дает мне покоя.

Но все мысли о ее мотивах исчезают, едва я вступаю в погребальную камеру. А это именно погребальная камера, вне всяких сомнений. В центре освещенного факелами пространства стоит белый мраморный саркофаг. Крышка с него снята. Отсюда я вижу только блеск чешуйчатой брони, но я знаю — там Мемнон.

Даже если бы связь не указывала на это, изгиб груди и сияние бронзовых доспехов говорят сами за себя.

Из горла рвутся глухие рыдания. Я не верила, что он спит, не верила по-настоящему — до этого мига.

Плетусь к каменному гробу. Щемящая боль в сердце притупляет жгучую боль от ран. Едва взгляд успевает коснуться чарующих, смягченных сном черт, как у меня подкашиваются ноги и я тону в боли – такой беспросветной и глубокой, что даже не знаю, как из нее вырваться.

Он уже вне моей досягаемости. Погруженный в столетний сон. Если бы это была магия смертных, я могла бы попытаться взломать чары, но Эйслин – фейри, а их магия иная, несовместимая с нашей.

Но даже если бы заклятье и можно было снять, я умираю. Империя Мемнона заполнена готовыми к бою римлянами, его воинами-предателями и коварными фейри.

У нас слишком много врагов и совсем нет времени. По моим щекам катятся слезы.

Осторожно касаюсь своего живота. Я хочу возмездия, но больше всего сейчас я хочу мира. Спокойствия. Для меня, для моей родственной души. Жизни, где мы могли бы любить друг друга, не боясь, что наши враги убьют нас.

Пытаюсь подняться, скрипя зубами от боли. В глазах чернеет, и только моя магия, похоже, еще отгоняет смертный мрак: кое-как мне все-таки удается выпрямиться. Во мне еще осталась жизнь!

Смотрю на гроб, где покоится Мемнон, неподвижный, как сама смерть. Кажется, он даже не дышит.

Наша связь говорит мне, что муж мой жив, но никаких признаков этого я не замечаю.

Глажу его по волосам, убираю их со лба. Моя кровь и мои слезы капают на его доспехи.

– Нет, так все не может кончиться, – шепчу я. – Мы вечны.

Чувствую, как что-то мрачное и решительное пробуждается во мне.

Мы вечны.

Если у нас отнята эта жизнь, мы обретем другую.

Эйслин – не единственная, кто готов пойти на крайние меры.

Я тоже готова.

Какие бы чары ни наложила она на Мемнона, я сотворю заклятье сильнее. Пускай оно не пробьет магию фейри, зато подомнет ее под себя.

Последние искры силы разгораются во мне.

Я могу это сделать. Ради него. Ради нас.

Я должна.

Мне лишь нужна капелька помощи.

Крепче вцепляюсь в саркофаг, собирая всю свою магию. Тело не хочет расставаться с последними бесценными крупицами силы, но я знаю, что есть и другие источники магии – это и воздух, и даже сама земля. Она уже отведала крови, которую я потеряла, и я чувствую, что она хочет еще. Она голодна.

Есть то, что управляет магией, то, что может помочь мне сотворить мощнейшее заклятье, которое мне нужно… но не даром.

Склоняю голову над саркофагом и произношу вслух:

– Взываю к любому богу, кто мне ответит: Мемнон Неукротимый уснет сном бессмертных и пробудится лишь от моей руки. Связываю свою душу этой клятвой. Даже в смерти я буду ее заложником. Бери то, что должен, и сделай по слову моему.

Несколько секунд я слышу лишь тихое потрескивание огня. И когда я уже почти уверена, что ничего не получилось, где-то вдалеке рождается глухой стон, от которого вздрагивают факелы. Стон перерастает в вой ветра, который проносится по комнате, взметая мои волосы. Ветер проходит сквозь меня, и я чувствую, как он уносит крупицы моего существа. Кровь исчезает с кожи – как и слезы со щек. Что-то темное, голодное проникает в меня сквозь раны.

И коварно вторгнувшаяся сущность, едва оказавшись во мне, начинает расти. Распространяться. Я задыхаюсь, прижимая руку к животу. Какой бы бог ни откликнулся на мою мольбу, он назвал свою цену. Я чувствую, как он пожирает то, что осталось от моей жизни.

Неземной ветер кружит по комнате, а потом исчезает, так же стремительно, как и возник. А боль, разъедающая меня изнутри, остается.

Пошатываясь, приваливаюсь к саркофагу. Смотрю на Мемнона.

Прекрасного, чудовищного Мемнона.

Вечного Мемнона.

Касаюсь его щеки, легонько глажу.

– Мы получим другую жизнь. Лучшую жизнь, – обещаю я.

Наклоняюсь над саркофагом, не обращая внимания на протестующее тело, и прижимаюсь губами к его губам. Они теплые.

Чуть отстраняюсь, нависая над ним.

– Я найду тебя, мой царь. Я твоя навеки.

Выпрямляюсь, чувствуя, как катятся из глаз горячие слезы. Все, чего я хочу, – это свернуться калачиком в этом гробу и провести последние мгновения своей жизни рядом с Мемноном. Прекрасное место, чтобы умереть.

К сожалению, если я хочу довести дело до конца, я не могу этого сделать.

Поднимаю дрожащую руку, заставляя упирающуюся магию поднять в воздух крышку гроба. Заношу ее над саркофагом и осторожно опускаю.

По щеке ползет слеза. Губы дрожат от горечи и изнеможения. Усталый взгляд падает на высеченную на крышке надпись:

Ради любви своих богов, остерегайся меня.

Мемнон Проклятый.

Ужасную эпитафию я оставляю ему: не то чтобы она не соответствовала истине – но она отпугнет, пожалуй, любого, способного ее прочесть. А если нет, то нужна защита.

При одной мысли об этом мне становится тяжело. Кладу руку на саркофаг, готовясь выдавить из себя еще каплю магии. Но когда я призываю силу, та хлещет потоком мощнее прежнего.

Дар безымянного бога?

Прикусываю губу, чтобы не разрыдаться от облегчения. Разум мой затуманен болью и близостью смерти, но чары, которые я накладываю, прочны; гладкие, туго натянутые нити сияют, появляясь одна за другой, пока не накрывают всю комнату. Помещению тоже требуется защита.

Обхожу гроб, хотя ноги почти не держат меня. То омерзительное присутствие продолжает расти, иссушая меня изнутри.

Что-то толкает меня, я опускаю взгляд и вижу Ферокса. В какой-то момент мой фамильяр спустился под землю и добрел до проклятой гробницы, чтобы найти меня. Теперь он приваливается ко мне и смотрит большими, полными тревоги глазами.

Кладу руку на голову пантеры и шепчу:

– Мне так жаль. Я не хотела всего этого.

Он тычется носом в мою ладонь, словно требуя утешения. Я глажу его черную шерсть.

– Я отпускаю тебя, Ферокс. Ты не будешь связан моим проклятьем. – Я вплетаю в свои слова магию. – С моей смертью наша связь разорвется, и ты будешь свободен.

Он шипит на меня, словно я совершила что-то ужасное.

– Прости, – снова шепчу я, и горло мое сжимается. – Ты всегда был слишком хорош для меня.

Ферокс рычит – даже извинения ему не по нраву.

Бреду к стене и тяжело прислоняюсь к ней.

Магия продолжает сочиться из моих ладоней, оплетая комнату кривыми петлями.

Я изнемогаю от усилий. Все болит, все ломит. Я так устала.

Но я не могу сдаться сейчас. Не тогда, когда мне предстоит самое важное. Гонка с тем, что сидит во мне. Боги бывают порой благосклонны, но почти никогда не бывают милосердны. Особенно кровожадные. Сомневаюсь, что этот бог продлит мою жизнь дольше, чем сочтет нужным.

Ползу к лестнице, а Ферокс прижимается ко мне всем телом, не давая мне упасть, хотя, несомненно, все еще злится на меня.

– Спасибо, – выдыхаю я.

Мы с пантерой выбираемся наружу. Затянутое тучами небо куда светлее мрачного подземелья. Едва выйдя, я разворачиваюсь и поднимаю руку, заливаясь слезами. Оставить Мемнона там мне кажется предательством. Словно еще один нож вонзается в мою плоть.

Но я выпрямляюсь, собирая в кулак всю свою волю.

– Закрыть отверстие.

Каменная плита скользит ко входу в гробницу и с глухим стуком встает на место.

Ферокс угрожающе ворчит, царапая лапой камень. Я проглатываю всхлип, захлебываясь горем.

Сердце пропускает удар, замирает, но после нескольких ужасающих мгновений начинает стучать снова.

У меня почти не осталось времени на последнее заклинание. Проклятье, которое вытеснит магию Эй-слин, заменив ее моей.

Если мой отчаянный план сработает, Мемнону недостаточно просто пережить чары. Эйслин должна забыть о своей горячечной привязанности. Она не должна вернуться за ним. И тем, кто может напомнить ей о существовании Мемнона, тоже нужно стереть память.

Я думаю о солдатах, ворвавшихся во дворец, и о множестве городов, завоеванных Мемноном. Тысячи людей захотели бы убить моего спящего мужа, если бы узнали правду. Другие суперы, умеющие ходить по лей-линиям, тоже могут проникнуть сюда, чтобы покончить с царем, пока он уязвим. Одно слово, проникшее не в то ухо – и не обязательно даже в ухо Эйслин, – принесет…

Все должны забыть о моем колдуне – чтобы никто не мог прийти за ним.

Лишь у меня есть такая сила.

Коварная темная сущность ворочается внутри, смакуя последние крохи, и сердце мое вновь замирает.

Миг… два… три…

Биение вяло возобновляется.

Судорожно вдыхаю и собираю все силы, имеющиеся в моем распоряжении.

– Всем, что осталось во мне, требую, чтобы этот мир и все в нем забыли Мемнона Увагука. Пусть каждый, хранящий память о нем, потеряет ее, начиная с Эйслин.

Всю себя я вкладываю в это проклятье.

Чистейшая, необузданная сила вырывается из меня и катится по джунглям, исчезая где-то вдали. Чувствую удар, обрушившийся на первый разум. Наверное, это Эйслин. С каким-то извращенным наслаждением я размышляю о ее стертых воспоминаниях.

Она – первая, но это лишь начало.

По всему миру тысячи и тысячи людей хранят память о Мемноне – и моя магия пожрет эти воспоминания. Мемнон Неукротимый превратится в одного из многих безликих жестоких командующих легионами. Такие приходят и уходят, не задерживаясь в истории.

Представляю, как постепенно истираются петроглифы с его именем. Как перестраиваются буквы на папирусах и пергаменте, удаляя знания о Мемноне. Если же мой царь упоминается слишком часто, свиток просто сгорает.

По всем завоеванным им землям его имя исчезает, вымарывается из записей.

Я искореняю память о Мемноне, забираю ее у всех и вся.

Кричу: моя магия и та чуждая сущность пожирают меня. Годы моей жизни пролетают лихорадочным сном. Бьющая из меня энергия истончается, превращаясь в зыбкую струйку дыма.

Когда сердце спотыкается, последняя ниточка магии темнеет, сворачивается и возвращается ко мне.

Я должна держаться. Еще не конец. Чтобы все получилось, никто не должен помнить его.

Никто.

Даже я.

Магия наносит удар. Проникает в плоть, в сознание. Я сдавленно вскрикиваю, и мое сердце останавливается. Память стерта.