Читать книгу Зачарованная - Laura Thalassa, Лора Таласса - Страница 7

Роксилана

59 год н. э., Боспорское царство, Крым

Рокси…

Резко открываю глаза. Вижу темный потолок дворцовой спальни. В ушах звенит голос Мемнона. Глубокий, необъяснимый ужас пробирает меня до мозга костей. Что это? Кошмарный сон, последовавший за мной в явь? Или что-то еще?

Несколько раз быстро вдыхаю и выдыхаю, пытаясь прийти в себя, и тянусь к Мемнону. Но другая половина кровати, где должен лежать моя родственная душа, пуста.

Мемнон? – зову я по нашей связи.

В ответ – тишина.

Он разбудил меня, я уверена, но где же он?

– Мемнон? – негромко повторяю вслух, думая, что он, возможно, где-то тут, в темноте комнаты. Но ощущаю лишь пустоту, и никто не отвечает мне.

Может, он задержался допоздна, разрабатывая стратегию будущих битв со своими кровными братьями и другими высокопоставленными лицами? Что ж, такое случается не в первый раз.

Но если бы он бодрствовал, то ответил бы мне. А он не отвечает.

Пробую снова.

Мемнон?

Тишина.

Сердце начинает бешено колотиться, и то тревожное чувство, с которым я пробудилась, усиливается.

Возможно, мой муж уснул где-то еще. Это не в его правилах, но вполне правдоподобно. Он слишком переутомлен и мало спит, разум его поглощен войной.

В изножье кровати Ферокс, мой фамильяр, приподнимает свою черную голову. Он почти неотличим сейчас от прочих теней. Видно, мое беспокойство разбудило его. Хочу сказать пантере, чтобы он успокоился, но не могу – не могу, потому что сама стараюсь разобраться, что же меня так взволновало.

За окном щебечет скворец. Слушаю его, стараясь дышать ровнее. Но даже от птичьего пения по коже бегут мурашки. Проклятая тревога.

Сбросив легкое покрывало, иду к окну, опираюсь на каменный подоконник, глубоко вдыхаю солоноватый воздух. Смотрю вниз, на царскую гавань, на залитые лунным светом берега Черного моря.

К первому скворцу присоединяется второй. Если бы я проснулась не такая взволнованная или не проснулась бы вообще, я бы даже не обратила внимания…

Некоторые скворцы прилетают к нам зимовать, спасаясь от холодов, другие – весной, на гнездование. Но сейчас разгар лета… А еще, если уж скворцы и прилетают, то несметными стаями, черными тучами, а не одинокими парочками.

Стон и скрип дерева привлекают мой взгляд к судам, пришвартованным у причала.

Беспокойство нарастает. Я хмурюсь.

Стояли ли там эти корабли днем? Слишком темно, чтобы быть уверенной.

Вглядываясь во мрак, напрягая зрение, различаю внизу несколько фигур. И чем дольше смотрю, тем больше фигур проступает из тьмы, безмолвных, как статуи.

Что-то не так.

Что-то очень, очень не так.

Мемнон? Почему ты не отвечаешь?

Знает ли он о том, что происходит? Могло ли с ним что-то случиться?

Нет. Я отказываюсь в это верить. Я чувствую его по ту сторону связи, пускай даже он глух и нем. Он жив, он все еще жив.

Отступаю от окна, подхожу к сундуку, стоящему в ногах кровати. Открываю его, на ощупь вытаскиваю штаны и рубаху. Одеваюсь, не решаясь зажечь свет, на случай, если сбылись мои худшие опасения.

У нас есть враги. У нас всегда были враги. И сейчас их больше, чем когда-либо. Мемнон всегда старался на шаг опережать их, но не думаю, что он предвидел такое.

Когда я заканчиваю натягивать сапоги, в стену возле задернутого портьерой дверного проема тихо стучат.

– Роксилана! – настойчиво шепчет мужской голос. Не сразу, но я узнаю Зосиниса, самого близкого и самого свирепого кровного брата Мемнона. Вновь раздается стук. – Роксилана! Проснись!

Пересекаю комнату и уже собираюсь отдернуть ткань, но тут Ферокс тихо рычит. Я замираю.

Медленно, очень медленно поворачиваюсь к пантере. Я почти ничего не вижу, кроме темного силуэта моего фамильяра, но понимаю, что взгляд Ферокса прикован к портьере.

Я тоже смотрю туда. Защитные чары, паутиной опутывающие полотно, слабо светятся в темноте. Они активированы. Зосинис, должно быть, пытался войти – и не смог. Мой порог защищен от злых умыслов.

Меня пробирает озноб.

Опять оглядываюсь на Ферокса, все еще скованная беспокойством.

– Роксилана! – вновь зовет меня Зосинис. Громче и настойчивее.

Фамильяр снова тихо рычит, потом бесшумно спрыгивает на пол и крадется вперед, припав к полу, словно нацелившись на добычу. Проскальзываю по нашей связи в голову Ферокса, любопытствуя, что же его так насторожило.

Не успеваю толком обустроиться в сознании пантеры, как чую кровь. Много крови. Ее едкий запах витает в воздухе и даже чувствуется на языке.

– Роксилана! – молит Зосинис. – На нас вот-вот нападут! Нужно вывести тебя отсюда!

Касаюсь задернутой портьеры, представляя себе стоящего по ту сторону высокого воина. Зосинис и Мемнон – закадычные друзья с самого детства. Они связаны кровной клятвой и многими, многими битвами. Мой супруг доверяет ему свою жизнь.

Но интуиция и наблюдательность говорят мне нечто совсем иное.

– Души, – шепчу я.

Я не вижу, как моя магия обвивает горло Зосиниса, но слышу его удивленное оханье, потом – грохот чего-то тяжелого, а потом – глухой стук упавшего на пол тела. И только тогда я осмеливаюсь отдернуть портьеру.

По ту сторону, на полу, вцепившись ногтями в горло, тщетно пытаясь отодрать мою силу, корчится Зосинис. Тому, кто не владеет магией, ее не остановить. Рядом с мужчиной валяется устрашающего вида кинжал, который он, должно быть, держал, когда звал меня.

Мысленно приказываю магии подтащить ко мне оружие. Клинок с лязгом ползет по полу, потом взмывает вверх и оказывается в моей руке.

Шагнув к Зосинису, я опускаюсь возле него на колени и неторопливо приставляю лезвие к его горлу.

Темные глаза останавливаются на мне.

– Что ты делаешь? – хрипит он.

Честно говоря, понятия не имею, но паника продолжает бурлить в крови, а интуиция еще никогда меня не подводила.

Приказываю своей силе держать пленника крепче. Меньше всего мне хочется, чтобы Зосинис сбежал сейчас, когда он в таком уязвимом положении.

– Где мой муж? – резко спрашиваю я.

Подходит Ферокс, не отрывая пристального взгляда от воина.

– Не… м-м-могу… дыша-а-ать. – Глаза Зосиниса выпучиваются.

Чуть ослабляю чары.

– Где?

Зосинис жадно глотает воздух.

– В безопасности, – шипит он. – А ты – нет. Дворец вот-вот захватят, моя царица. Времени мало. Нужно бежать.

Тревога заразна, с этим нельзя не согласиться.

Слабый запах крови щекочет ноздри, и я вспоминаю, что Ферокс еще в нашей комнате почуял ее медный привкус. Зосинис сказал, что дворец вот-вот захватят, но насилие уже проникло сюда.

Окидываю воина взглядом и замечаю на его одежде свежие пятна крови. Насилие, в котором он принимал участие.

Поднимаю глаза. Коридор зловеще тих, только факелы шипят на стенах. Вдалеке слышу какой-то шум. Голоса?

Сосредоточившись на Зосинисе, направляю магию ему в горло и приказываю:

– С губ твоих слетит только правда.

Зосинис дергается, ерзает, борясь с удерживающей его магией. Он достаточно часто видел мою силу, чтобы бояться ее.

– Что происходит? – спрашиваю я, убирая удушающие тиски.

Мужчина плотно сжимает губы.

– Говори, – магия обрушивается на него. – Немедля.

– Переворот, шлюха, – выплевывает он.

Кровь леденеет в жилах. Переворот.

– Где Мемнон?

Теперь, когда я знаю, какова ставка, вопрос стоит как никогда остро.

Зосинис смеется.

– Там, куда увезла его эта сумасшедшая сука Эй-слин.

Эйслин… увезла его? Во время переворота? Чтобы спрятать? Мемнон бы этого не позволил. Ведь во дворце, под ударом, остались его близкие, его друзья! Но, с другой стороны, я ведь не слышала его с тех пор, как проснулась.

– Он… жив?

Зосинис фыркает, и я сосредоточиваюсь на его реакции.

– Сомневаюсь, что надолго.

Не могу дышать. Тону в панике.

Позже. Страдания – позже. Сейчас Мемнон, по-видимому, все-таки жив. С Эйслин. Вероятно, в других землях, в других краях.

Пальцы слегка подергиваются – я борюсь с желанием отследить мою родственную душу.

– Зачем это все? – спрашиваю я.

– Римляне владели этой территорией целый век до того, как ее захватил Мемнон. Они хотят вернуть ее.

Что ж, информации достаточно.

– Кто заключил с ними сделку?

Кадык Зосиниса двигается: он сражается с рвущимися наружу словами. Извивается всем телом, тщетно стараясь избавиться от магических пут.

– Планы Мемнона погубили бы нас всех. Я хотел как лучше для нашего народа.

– Кому римляне сделали предложение? – давлю я. Кому-то же они что-то пообещали.

– Мне, – вырывается из его горла. – Они пришли ко мне. Эйслин выступила посредником.

Вот уж не думала, что все может оказаться хуже, чем уже есть, а нате-ка. Эйслин тоже предала Мемнона. Немыслимо. Я всегда полагала, что, в случае чего, она оторвется на мне.

Вдалеке слышатся еще голоса – они звучат громче, смелее. Крохи драгоценного времени утекают сквозь пальцы.

– Изложи мне весь план.

Зосинис слабо смеется.

– Даже не надейся переиграть нас.

Отвожу кинжал от его горла. В глазах Зосиниса мелькает любопытство, возможно, даже торжество, словно он только сейчас осознал всю безнадежность моего положения.

Пристально смотрю в его темные коварные глаза. Да, я не ошиблась – в них действительно мерцает ликование. К несчастью для него, он не видит обвивающих нас клубов моей магии.

Перехватив половчее кинжал, вонзаю лезвие в бок.

Он кричит, но что толку? Моя магия поглощает звук.

– Перестань куражиться и изложи мне весь план, – приказываю я, – и тогда я, возможно, заживлю рану.

Он задыхается, но в глазах пляшет нечестивое возбуждение.

– Ты заплатишь за это позже, моя царица, – клянется он, выплевывая титул, как проклятье.

Поворачиваю нож, и Зосинис мычит сквозь стиснутые зубы.

– Отвечай.

– В заговоре участвует половина лучших воинов Мемнона. Итаксис, Рака, Тасиос, Палакос, Тиабо, Дзу-рис и не только, – хрипит мужчина. – Вас обоих должны были отравить за ужином. Усыпить, одурманить. Потом Эйслин собиралась забрать Мемнона – у нее на него особые планы, – а ты отправилась бы со мной. Но ты слишком рано ушла с ужина, и вот результат.

Пятьсот римских солдат и наемников готовы штурмовать дворец – если уже не штурмуют. Еще тысяча наемников, в основном скифы, ждут – на случай, если что-то пойдет не так.

Судя по словам Зосиниса, ситуация безнадежна, но я пытаюсь не думать об этом. Мемнон единолично справлялся и с худшим. Еще не конец.

– Что еще?

На лбу Зосиниса выступает пот, дыхание становится прерывистым, поверхностным.

– Царская семья и все верные им должны были быть убиты. Нельзя допустить, чтобы кто-то мстил за павшего правителя или устраивал беспорядки.

Ужас накрывает меня. Тамара и Катиари, мать и сестра Мемнона, несомненно, первые в списке.

– Что получил бы ты лично?

Уголки губ Зосиниса подергиваются, словно он пытается сдержать злорадную ухмылку.

– Я стал бы царем.

Ах, вот оно что. Он продал лучшего друга ради власти.

Губы Зосиниса продолжают дрожать.

– Что-то еще? – уточняю.

И он выдавливает:

– Тебя. Я получил бы тебя в качестве военного трофея.

Чувствую, как мои брови ползут на лоб. Меня? Какая нелепая мысль.

– Зачем? – спрашиваю я наконец.

Взгляд его меняется, становясь… алчным? Да, лучшего слова и не подобрать. Я уже видела у него такой взгляд, просто раньше не заостряла внимания. У этого человека шесть жен – что он вообще делает с таким количеством женщин? И, если бы все получилось так, как он планировал, я стала бы седьмой.

Меня охватывает отвращение. Он явно никогда не задумывался о последствиях. Да я бы прокляла его насмерть раньше, чем он дотронулся бы до меня хотя бы пальцем.

Далекий шум становится громче. Кажется… Кажется, массивные дворцовые двери со стоном распахнулись. Вот дерьмо.

– Кроме тебя, – спрашиваю, – за мной придет еще кто-нибудь?

Зосинис смеется.

– Все придут за тобой. Мемнон и ваши сторонники мертвы. Те, кто последовал бы за вами, погибли. Некоторые еще сидят в обеденном зале, и трупы их разлагаются прямо за столом. Тела останутся непогребенными, они так и сгниют на своих стульях. Но если ты пойдешь со мной, я спасу тебя. И вновь сделаю тебя царицей.

Царицей? Так вот чего он добивается? Если бы не заклятье правды, я усомнилась бы в его словах, особенно теперь, когда в его бок вонзен кинжал.

Он хочет заполучить мою силу, мою власть. Наверное, думает, что я почувствую себя обязанной ему, великодушно избавившему меня от неминуемой смерти. Таковы обычаи сарматских воинов. Только это не мои обычаи.

– Это твой единственный шанс выжить, – добавляет Зосинис.

Его словам вторят далекие боевые кличи. Солдаты уже внутри дворца.

Смотрю ему в глаза.

– Думаешь, я боюсь римлян? Или смерти? Думаешь, я стала бы цепляться за трон, если рядом не сидит Мемнон? – Я качаю головой. – Я последую за ним хоть на край света. Последую за ним даже в смерть. Но, думаю, ты отправишься туда первым.

Повожу рукой, и сила, окружавшая нас, обрушивается на его голову.

Хруст.

Шея предателя ломается, и моя магия отпускает его. Обмякшее тело лежит на земле.

Вдалеке трещит ломающаяся мебель. Солдаты разносят нижний этаж дворца. Крики подступающего легиона все громче и громче.

Я выпрямляюсь. Мне нужно идти, если я рассчитываю остановить Эйслин, пока еще не слишком поздно, но сперва…

Смотрю в конец коридора, туда, где находится комната Тамары и Катиари. Занавеска на входе сорвана. Сердце заходится стуком. Времени нет, но мне нужно убедиться.

Ферокс подступает ко мне, бодает мою руку, так что ладонь ложится на его лоб.

Я здесь, с тобой, – как бы говорит он. Глубоко вдыхаю и иду к комнате женщин. И уже на полпути слышу, как там что-то медленно капает.

Я еще не дошла до входа, когда вижу тело Тамары – привалившееся к стене, с зияющей в груди раной. Кто-то пронзил мать Мемнона мечом.

Колени мои подгибаются. Спотыкаясь, я еле добираюсь до Тамары. Миную нетронутые защитные чары, падаю рядом с женщиной, обнимаю тело. Тяжелая голова, качнувшись, безжизненно утыкается мне в плечо, и, хотя вопли врагов приближаются, на миг я перестаю обращать на них внимание.

Это сарматская царица, женщина, которая вела в бой армии, которая много лет принимала жизненно важные решения за все свои кочевые народы, пока не передала власть Мемнону. Она заслужила лучшего, чем предательский удар в грудь.

Я прижимаю ее к себе, а по каменным ступеням уже стучат сапоги. Сжатая ужасом, обшариваю взглядом комнату, ища Катиари, младшую сестру Мемнона. Слишком темно; приходится зажечь магический свет.

В мягком оранжевом сиянии я вижу девушку. Она лежит на спине, в луже крови. Четыре стрелы торчат из груди. Она не дышит.

Осторожно отпускаю Тамару, переползаю к девушке, касаюсь ее кожи: уже начала остывать… Сарматская принцесса тоже мертва.

Судорожно вздыхаю. Не верю. Я потеряла родного человека – не только потому, что она была сестрой моего мужа. Я считала ее и своей сестрой – по любви, по выбору.

Проваливаюсь в прошлое. Солдаты вторглись в мой дом, убили мою семью: сдавленные всхлипы переходят в мучительный крик.

Это сделали римляне. Сторонники римлян. Рим снова отнял у меня все.

Слышу их в конце коридора. Слышу, как они опрокидывают жаровни, как срывают со стен гобелены.

Ядовитая ярость разливается по моим венам, поглощая горе, превращая его в нечто опасное, смертоносное.

Я вновь переживаю старую боль, но я больше не ребенок и могу себя защитить: теперь страдать будут эти люди.

Еще один крик вырывается из моего горла, но это свирепый, гневный крик.

Я встаю. Ферокс рядом. Кладу руку на голову пантеры.

И шепчу заклинание, направленное на фамильяра:

– Непробиваемая броня на тело твое.

Магия окутывает большого кота, укрывает его защитными чарами. У меня осталось всего несколько секунд, но я повторяю заклинание и для себя, готовясь к бою. Такие чары не вечны, долго они не продержатся, но пока что защитят нас.

Слышу топот по меньшей мере дюжины пар ног – солдаты бегут по коридору, привлеченные, должно быть, моим криком.

Быстро проклинаю тела свекрови и золовки:

– Кожа ваша – смерть; да растекутся жижей кишки любого, кто посмеет прикоснуться к этим телам.

На последних словах мой голос срывается. Разумом я понимаю, что женщины мертвы, а вот сердце не может этого принять.

Бросаю на них последний мрачный взгляд. Солдаты непременно попытаются осквернить останки. Злобно улыбаюсь при мысли о мучительной смерти, которая ждет этих дураков.

Сила собирается под кожей, чувствую, как мышцы и суставы пульсируют энергией, а гнев делает даже приятной эту боль.

Бросаю взгляд на своего фамильяра:

– Готовься, Ферокс. Все, кто за пределами этой комнаты, – враги. У бей кого сможешь.

И я шагаю навстречу первому из римских солдат. Он молод, кожа его золотистая, ноги стройные, длинные.

Глаза юноши расширяются, когда он видит меня, и он чуть замедляет бег. Позади него больше дюжины бойцов. Я вскидываю руку, собирая магию.

– Уничтожить.

БУМ!

Дворец содрогается, когда вырвавшаяся из меня сила разрывает стоящих передо мной солдат в клочья. Кровавые ошметки летят в тех, кто держался позади, оторванные конечности сбивают людей с ног.

От юноши с золотистой кожей осталось лишь бурое пятно на полу.

Иду навстречу новым солдатам, только что взбежавшим по лестнице.

Я ждала слишком долго и не успела покинуть дворец, но мне уже все равно. Гнев бурлит во мне, подстегивая магию.

Несусь по коридору. Ферокс раздирает горло солдату, пытающемуся спихнуть с себя изуродованный торс павшего соратника.

Зачерпываю еще магии.

– Уничтожить!

Новый взрыв. Новые изуродованные тела. Великолепные римские шлемы или слетают, или укатываются вместе с оторванными головами своих владельцев.

Вид разбросанных кровавых останков пробуждает во мне что-то первобытное. Я никогда не считала себя особенно злобной, но, очевидно, когда дело касается моей родственной души и семьи, я становлюсь такой. Безжалостной.

Сосредоточенная на бойне, я даже не замечаю первую летящую в меня стрелу. Она попадает в правое плечо, и, хотя даже не разрывает ткань зачарованной туники, сила толчка едва не сбивает меня с ног.

Лучники. Во дворце лучники! Встревоженная этой мыслью, я бросаю еще одно истребляющее заклинание. Тела разлетаются, с потолка сыплется пыль, стены трясутся. Мне все равно: пусть весь дворец рухнет нам на головы – лишь бы он забрал с собой как можно больше врагов.

Пытаюсь не думать о горе и скорби, терзающих меня, о том, что я потеряла сегодня – и что еще могу потерять.

Мне нужно добраться до Мемнона. Боги, мне нужно добраться до него. От него все еще ни звука. Связь безмолвствует, я почти ничего не чувствую.

Есть много мест, куда Эйслин могла утащить Мемнона, и большинство из них абсолютно недоступны. Но если она и моя половинка все еще здесь, в этой реальности, то я догадываюсь, куда бы она поволокла его в первую очередь.

Добравшись до лестницы, уничтожаю еще одну группу солдат, разнеся заодно целый пролет каменных ступеней.

Спускаюсь по тому, что осталось. Восстанавливаю наложенную на Ферокса защиту. Пантера не отстает от меня.

Дворцовый храм. Мне нужно туда.

На первом этаже вовсю гремят боевые кличи и мучительные вопли. Я вижу бой – и у меня перехватывает дыхание. Несколько верных сарматов дерутся с солдатами, но их слишком мало. Римляне безжалостно рубят ни в чем не повинных дворцовых слуг, не имеющих боевой подготовки, ломают мебель, выносят вещи, среди которых – древние реликвии правителей, обитавших здесь до нас.

Как только меня замечают, атмосфера меняется.

– Царица! – кричит кто-то.

Не узнаю голос, не могу даже сказать, принадлежит он врагу или другу. Но потом замечаю Ракаса, одного из тех, кого назвал Зосинис. Он указывает на меня мечом, выкрикивая приказы.

Весь свой гнев я обращаю в проклятье, направленное на этого предателя. Бледно-оранжевая магия, катящаяся к нему, пронизана маслянисто-черными нитями. Врезаясь в Ракаса, она подбрасывает его в воздух, оставляя за собой густые клубы оранжевого дыма. Никогда еще я не создавала заклятье такой силы, которое вознесло бы человека. Моя ярость, моя боль подпитывают чары.

Схватка замирает. Люди останавливаются, чтобы посмотреть, как Ракас корчится над их головами, бестолково размахивая мечом и пытаясь освободиться.

Магия продолжает клубиться вокруг него, льнет к коже, и только когда она проникает в его тело, я ясно вижу, как плоть начинает пузыриться, словно закипая, и внезапно Ракас взрывается, осыпая зал клочьями проклятого мяса. Те, на кого попали ошметки, визжат: проклятье обжигает и их.

Римские солдаты кричат, объятые ужасом. Они подписывались на войну, но угодить под колдовство? Некоторые бросаются бежать, но большинство сверлит меня смертоносными взглядами. Вот теперь начнется серьезная битва.

Отбрасываю тех, кто стоит ближе ко мне, потом швыряю еще два истребляющих заклинания. Куски тел летят во все стороны.

Охваченная страстью, я, однако, постепенно ощущаю, как иссякает моя магия. Она на исходе и рано или поздно закончится. Скорее рано, если я продолжу атаковать в том же духе. Но мне плевать, я не могу сдерживаться, когда щеки мои мокры от слез, а глубоко в душе прочно укоренилась скорбь.

Когда враги оправляются от паники, на меня и Ферокса сыпятся стрелы. Фамильяр взвизгивает: одна стрела попала ему в бок. Я взмахиваю рукой – и выкашиваю целый ряд ближайших ко мне солдат.

Храм, – напоминаю себе. Мне нужно попасть туда, если я еще надеюсь добраться до Мемнона.

Вскидываю руки:

– Испепелить.

С моих ладоней срывается ревущий огонь, мгновенно охватывая солдат. Дым и едкая вонь паленого мяса наполняют комнату.

Не могу думать о тех, кого оставляю позади. Во дворце идет кровавая бойня, люди Мемнона либо уже погибли, либо перешли на сторону врага. Надежда победить забрезжит лишь тогда, когда рядом со мной будет мой муж.

Руки трясутся: я прорубаю нам с Фероксом кровавый путь. Пантера бросается на каждого, кто подходит слишком близко, рвет глотки, полосует ноги. Впервые я чувствую такое перенапряжение. Со лба капает пот. Я…

Я ахаю, когда стрела, вонзившись мне в спину, толкает меня вперед. Еще одна впивается в подмышку: защитные чары, должно быть, развеялись.

На меня бросается солдат с мечом. Отпрыгиваю, но клинок чиркает по моему животу, я вскрикиваю и тут же выдыхаю:

– Непробиваемая броня для тела моего.

Чары возвращаются.

Только уже слишком поздно. Кровь сочится между пальцами, струится по спине, а ко мне подступает еще десяток врагов.

Храм, – напоминаю я себе. Мне просто нужно добраться до храма.

Закрываю глаза, впитывая свою боль, свою кровь, кровь тех, кто рядом. Черпаю силу в страданиях, чувствую, как она копится в моих жилах. Плохо соображая, выпускаю ее на волю – и почти не замечаю разорванных в клочья людей.

Храм. Храм. Храм, – повторяю я как молитву.

Ферокс держится рядом, я чувствую на себе его пытливый обеспокоенный взгляд, когда, миновав выбитые двери, покидаю дворец, отбрасывая магией попадающихся на пути врагов.

Еще несколько стрел попадают в меня. Но они хотя бы отскакивают от одежды и кожи, ударяясь о землю и не причиняя вреда – в отличие от двух первых, засевших в моем теле. Наверное, со стороны выглядит смешно, как те торчат из меня.

За пределами дворца мир пугающе спокоен, если не считать нескольких схваток да пары солдат, волокущих какой-то сундук. Но за мной уже вываливается несколько десятков бойцов. Я только и могу что колдовать, отбрасывая их самих и их оружие – назад, назад, назад, хотя бессловесные заклятья стремительно истощают мой резерв.

Слева маячит темный силуэт заброшенного храма. После того как мы въехали во дворец, жрецы покинули его, и никто, кроме разве что случайного слуги, не забредал туда с тех пор. Сарматские боги не обитают в храмах, а римские мне ни к чему.

Ковыляю туда так быстро, как только могу, оставляя за собой кровавый след. Мне нужно залечить раны, особенно ту, что в животе, но я не могу сосредоточиться на чем-то еще, кроме защиты спины, моей и Ферокса. Даже сейчас я чувствую, как бьются о возведенную мною невидимую стену солдаты. Их крики и топот звучат слишком близко.

Проходит, кажется, мучительная вечность, прежде чем я добираюсь до ступеней храма. Оказавшись внутри, я торопливо накладываю на порог чары против вторжения. Магические нити моих заклятий провисают, они натянуты слишком небрежно из-за трясущихся рук, из-за боли, которая отвлекает меня. Добавляю еще слой чар, блокирующих вход с оружием в помещение – мы забыли наложить их на комнату Тамары и Катиари, чем и воспользовались предатели.

Заканчиваю работу как раз вовремя. Не проходит и секунды, как на охранные заклятья натыкается первый солдат. Я невольно отшатываюсь. Ферокс прижимается ко мне, явно стараясь помочь сохранить равновесие.

– Спасибо, – тихо благодарю, запуская пальцы в густую шерсть, пока вторая рука все еще прижата к животу. – Исцели рану, затяни плоть, – шепчу я.

Густой сироп магии течет из-под ладони, впитывается в мое тело. Шиплю от неприятных ощущений, но боль уже стихает, края раны смыкаются. Из торса все еще торчат две стрелы, но ничего, потерплю.

– Свет, – приказываю я.

Свет получается тусклым, водянистым. Магия ослабла.

Бреду, спотыкаясь, в заднюю часть храма, к его святая святых, к лей-линии, линии энергии Земли.

Я вижу ее, и от облегчения у меня подгибаются колени. В полумраке едва различается странное искажение воздуха: это линия энергии преломляет свет.

Далеко, с другой стороны храма, кулаки и мечи колотят по моей защитной стене – и нити чар лопаются с протяжным звоном.

Кладу руку на макушку Ферокса.

– Шагаем на линию одновременно. Готов?

Пантера наклоняет голову – полагаю, так он кивает, соглашаясь. Позади топают солдаты, спеша к нам. Секунды. У нас есть считаные секунды.

С дружным глубоким вдохом мы с Фероксом ступаем на линию энергии.

И шум тут же стихает. То, что вокруг нас, – то немногое, что я могу различить в полумраке, – расплывается. Люди, не обладающие магией, не способны путешествовать по этим дорогам, по крайней мере без чужой помощи. А значит, пока что мы с Фероксом в безопасности.

Чего, однако, не скажешь о тех, кто остался преданным Мемнону. И мне. Они всё так же сражаются и умирают, зарубленные врагами, появления которых не ожидали.

Мне нужно добраться до Мемнона. Нужно спасти его от той участи, которую ему уготовила Эйслин. Нужно отомстить за наших людей.

Взгляд мой скользит по «стенам» линии энергии. Путь похож на туннель, хотя сейчас это и непонятно. Тьма скрывает все, кроме мутных пятен звездного света в необозримой выси.

Свободной рукой нашариваю засевшую в спине стрелу и, стиснув зубы, глотая крик, выдергиваю ее зазубренное острие из собственной плоти, раздирая мышцы. Окровавленный снаряд отшвыриваю к зыбкой стене туннеля.

– Предлагаю тебе свою кровь на оружии врага, – задыхаюсь, чувствуя, что рана кровоточит не на шутку, – в обмен на безопасный проход для меня и моего фамильяра к дворцу на реке Хуно.

Стены – ну, то немногое, что я вижу, – идут рябью, потом разглаживаются.

Чтоб тебя! Не сработало.

Без помощи самой лей-линии я не сумею отыскать путь в нужное место. И тогда, безнадежно заблудившись, мы с Фероксом будем бродить вдоль нее, пока я не найду выход – или пока мы не погибнем.

Вцепившись в загривок Ферокса, я с криком выдираю из тела вторую стрелу и ее тоже бросаю в стену, повторяя:

– Предлагаю тебе свою кровь на оружии врага в обмен на безопасный проход для меня и моего фамильяра к дворцу на реке Хуно.

На этот раз стена даже не колеблется.

– Предлагаю тебе свою память, – с нарастающим отчаянием обращаюсь к магии фей, – в обмен на безопасный проход для меня и моего фамильяра к дворцу на реке Хуно.

Стены туннеля вибрируют, не давая рассмотреть, что там, за ними.

Делаю несколько шагов вперед, таща за собой Ферокса, но вскоре опять все разглаживается, отказывая мне в проходе.

– Ради богов, чего ты хочешь? – кричу я, не сдерживаясь. – Слез? – Свободной рукой размазываю влагу по щекам. – Бери!

Странная, чуждая магия лей-линии касается моего лица, забирая предложенное.

Но стена не открывается. Мне хочется выть.

– У тебя уже есть моя кровь и мои слезы. Чего тебе еще надо? – спрашиваю я тьму. Понимаю, что магия на исходе, кровь течет по моей спине, и я едва держусь на ногах от изнеможения. Мне нечего больше отдать.

Почему я не научилась передвигаться по этим дорогам, не торгуя частицами себя? Как же это дорого теперь мне обходится.

Тут в голову мне приходит одна мысль, и я быстро прижимаю дрожащую руку к животу. Сглатываю. Есть еще одно…

– Ладно, открою тебе одну тайну. Мне кажется, я беременна.