Читать книгу Тезей в лабиринте страстей. Античные хроники - Любовь Сушко - Страница 33

Творец хотел в творенья раствориться,

Стремился к совершенству в грозный час.

Он только в Музу юную влюбился,

И где-то затерялся среди нас.

Она была капризна и крылата,

Она любила вольность, а не плен,

И все стремилась упорхнуть куда-то

В преддверии страстей и перемен.

Он ждал, скучал, всех женщин, отвергая,

Они ж смеялись звонко над творцом,

– Вот пусть тебя та статуя ласкает,

И с ней живи, впустив скульптуру в дом.

А нам нужны не скульпторы, мужчины.

Жизнь коротка, на что нам камень тот.

И он ушел от них и мир покинул,

Ушел и от семьи и от забот.

2

Он думал лишь о творчестве и неге,

И камень оживал в его руках,

И любовался радостно и немо,

Он верил в чудо и не ведал страх.

– Я сотворю ее, мне все по силам,

Забыв о мире, радостно шептал,

Конечно же, она была красивой,

И совершенство бросилось в глаза.

Девицы тут и вовсе отступили,

И о Нарциссе вспомнив, замерла

Богиня, ну откуда там такие

Берутся Мастера? Она пришла

Без спроса в мастерскую и застыла

Пред статуей не в силах устоять.

– О, Мастер мой, она же так красива,

Но как такую красоту обнять.

3

Молчал Пигмалион устало хмурясь,

И не хватило духу попросить,

Чтоб ожила девица, в шуме улиц

Она осталась, с ним смогла бы жить.

Ушла богиня, он смотрел немея,

На совершенство, плакал и мечтал,

Что жизнь разделит навсегда он с нею,

Что для себя жену он изваял.

Она ему как будто улыбнулась,

И он торжествовал в тот звёздный миг,

– Я знал, я верил, ты ко мне вернулась,

И лишь для нас открылся этот мир.

Я все смогу, я упрошу богиню.

Она не сможет отказать, мой друг,

И пусть потом завидуют другие,

Для нас замкнется вмиг тот грозный круг

4.

Но Галатея все еще молчала,

Она не понимала тех речей,

Она нагая перед ним стояла,

И страшно зябла в сумраке ночей.

Он этого как будто не заметил,

Он видел только злую красоту,

И северный и злой холодный ветер

Ее терзал, и словно бы в лесу

Она среди зверья тогда осталась,

Художники беспечны так порой,

И лишь Эрида над творцом смеялась:

– Она ж замёрзла, ты ее прикрой.

Он отмахнулся, не простит Эрида

Такого непочтения к себе,

За окнами как будто панихида,

Печаль и боль в его лихой судьбе.

Он с каждым днем любил ее сильнее,

Она же каменела на ветру,

И больше звать богиню в дом не смея,

Шептал он: – Вот уйдет и я умру.

На полотне на ней была одежда,

Она была и ближе и нижней,

Казалась, даже жизнь текла как прежде,

Пока не прикоснулся снова к ней.

Ему казалось, иль она рыдала?

Тогда он поспешил в забытый храм.

– Я все смогу, я все начну сначала,

Но дай лишь шанс, моя богиня, нам.

Зачем же одному мне оставаться,

Ты убедишься в том, что не Нарцисс,

А страстный Мастер пред тобой остался,

Ну отчего же даже ты молчишь

6.

– Я сделаю все то, чего ты просишь,

Спеши домой, она теперь жива,

И пусть весною снова станет осень,

И не забудь все нежные слова,

Но пред тобою женщина, не камень,

Не будет просто с нею, ты поверь,

В душе его горел так ярко пламень.

И он стремился всей душою к ней.

Ему ль бояться всех ее капризов,

Он сам и для себя ее слепил,

И миру снова дерзко бросил вызов,

И о других он для нее забыл,

А разве верность в мире стоит мало?

Он улыбаться мог одним лишь ртом,

Она пред ним печальная стояла,

Когда вошел творец в любимый дом.

7

– Скажи мне, Галатея, что печалит,

И что тебе покоя не дает?

С тобою буду днем я и ночами,

Пусть солнце светит или дождь идет.

Я буду рядом, ничего не бойся,

И никому тебя я не отдам,

Я за одеждой, ты же успокойся.

И он пошел в тревоге на базар.

Теперь покой Пигмалиону снился,

Потом он вовсе сниться перестал.

Когда в слезах те длинные ресницы,

Когда она терялась средь зеркал.

Ей жизнь была постыла и опасна,

Она его боялась, как огня,

И только повторяла ежечасно:

– Скажи, зачем ты оживил меня?

8

Тебя ни разу я не попросила,

Мне было в камне дивно хорошо.

Я неподвижной быть тогда любила,

Но ты испортил все, скажи, за что?

– Я для себя творил такое чудо,

Я так хотел всегда с тобою жить.

– Ты очень мил, я то скрывать не буду,

Но ты забыл о том меня спросить.

А мне теперь так грустно оставаться,

И знать, что мать со мною не была.

Да что там, даже не было зачатья,

Афина там счастливее была,

– Откуда знать, что ведала Афина?

– Она ко мне являлась часто в снах

И говорила, что отец покинул,

А мне, что горевать мне об отцах.

Я сирота, да, я твое творенье,

И оттого мне пусто и темно,

Но мне Амур читал стихотворенье,

Хоть для Психеи главное оно.

Я слушала поэта и рыдала,

Чужая всем, зачем мне оживать?

– Не говори, ведь мы начнем сначала

– Мне и детей с тобою не рожать.

– Да вот беда, когда искусство рядом,

Там будет все, но только ты не плачь,

Ведь ты моя надежда и отрада,

– А ты палач, мой Мастер, ты палач.

И слышать Галатея не хотела,

Всего, что он упрямо говорил,

И платья в гневе дева не надела,

Пришел Гефест, и сразу полюбил.

10.

Они не врут, о, как же ты прекрасна!

Пошли со мной, что делать тут, скажи.

– А как же Афродита, это ясно,

Что ты ей муж, и не позволит жить,

Хотя уйти с ним так она хотела,

И так рвалась неведомо куда,

Такой казалась в те минуты смелой,

Совсем как в небе яркая звезда.

– Не покидай меня, я умоляю, —

Просил ее Пигмалион опять,

Он чувствовал, что снова шел по краю.

И что теперь ему не устоять.

– Он лишь кузнец, а я творец, ты знаешь,

Ты не посмеешь даже нас сравнить.

– Ты новую к рассвету изваяешь,

Послушною и с нею будешь жить

11.

Но только ты спроси ее сначала,

Захочет ли она женою стать,

Жить в мастерской, желать так странно мало,

А мне поможет он до звезд достать.

– Я помогу, и звезд там будет много,

Ты позабудешь этот скучный дом,

И будешь под крылом всегда у бога,

С тобой мы славно, друг мой, заживем.

И платье прихватив, ушла куда-то,

Хромой кузнец повсюду рядом был.

Но это Афродита виновата

Ведь никогда ее он не любил.

Да и она нашла ему замену,

В объятиях Ареса в грозный час,

И оттого, так пел самозабвенно

Над Галатею кузнец склоняясь.

12

А за окном богиня хохотала,

– Ты не умеешь так, как он любить,

Вот потому с тобой я не оставлю

Красавицу, и лучше позабыть.

– Я не смогу забыть, – он повторяет,

В нее я душу навсегда вложил,

Все женщины легко так изменяют,

Но он же хром и вовсе не красив.

– А что есть красота, душа пустая,

Стремленье все забрать и подчинить,

Гефест, не умоляет, отпускает,

Он может мир подлунный изменить,

А ты твори, но оживлять не стану,

Мы оба знаем грустный тот финал,

И Мастер так трудился неустанно,

Он позабыв про все ваял, ваял.

На звезды не смотрел, боялся встретить

Там Галатею, шел усталый спать,

Нет повести печальнее на свете,

Свои творенья людям отдавать.