Читать книгу Тайна «Лунной сонаты» - Любовь Сушко - Страница 20

Тут загадочный собеседник попрощался и куда-то исчез. Жаклин так и не увидела его больше в тот вечер. Но ее не волновало. Они остались одни. Она стояла на том самом месте, где недавно был Незнакомец. Девушка в белом, реальная или привидение остановилась около рояля, удивленно заглянув в глаза Пианиста.

Из-за того, что горела только одна свеча, трудно было разглядеть его лицо. Но ее поразило то, что при всем внешнем сходстве, он казался совсем другим. Ничего в нем не было от Старика Ра, с которым она говорила недавно и все время встречалась в замке.

Пианист вблизи казался даже значительно моложе. Как мог так измениться человек за несколько часов?

Они молчали несколько минут. Он – увлеченный своей игрой, она, пораженная эффектом, который эта игра производила на ее полумертвую душу. Во всем происходившем было что-то необъяснимое и невероятное. Наконец она решила подать голос:

– Дед, скажи, когда ты научился так играть? – спросила она, не скрывая своего удивления

– Тебя нравится, дитя мое? – он сделал вид, что удивился, – жизнь в одиночестве раскрывает разные наши таланты, о которых в суете мирской мы и не подозреваем, – усмехнулся он.

Жаклин не могла скрыть, насколько была поражена всем увиденным и услышанным.

– Я слышала замечательных Пианистов, которым рукоплескала вся Европа, но ни один из них никогда не сравнится с тобой, мне казалось, что человек не может так играть. Он не может за одну жизнь достичь такого совершенства.

Он ничего на это не ответил, а только усмехнулся, хотел отпустить какую-то шутку, но все-таки промолчал. Ему показалось, что она о чем-то догадывается. Что-то странное и непонятное подсказывало ей, что это не Старик Ра, не ее дедушка, а кто-то совсем другой. Наверное, так чувствовала себя несчастная, к которой врывался Зевс в облике ее мужа. И ясно, что это не он, но как оттолкнуть и отказать. И они были рады обманываться в объятьях страстного Громовержца…

Об этом думала не наша Жаклин, с немой усмешкой о вторжении Зевса размышлял Пианист, спрятавшись в тень, так, что она вообще не могла его рассмотреть.

Но и он не мог проникнуть в глубину ее сознания и просто молча играл какую-то печальную до боли знакомую мелодию.

№№№№№№

Жаклин слушала дивную музыку, размышляя о своем и предчувствуя какой-то озноб во всем теле. Она ощутила вдруг физическое недомогание, и поняла, что после всех душевных мук и страданий заболевает, и удивилась тому, как до сих пор еще держалась на ногах, а ведь давно предчувствовала подобный финал. Но стояла до того момента, пока свет не помутился в ее глазах. Жаклин начала бессильно валиться на бок. Она еще слышала, как неожиданно быстро оборвалась музыка, кто-то подхватил ее на руки, хотя никаких голосов она больше не слышала, и в той зале никого больше не было.

Все растворилось и исчезло. И свет свечи, мигнув, погас где-то близко, словно бы и жизнь сама оборвалась навсегда.

Она не могла вспомнить, как оказалась в своей мягкой постели, но еще несколько раз открывала глаза. Около постели сидела горничная, она что-то делала, говорила, что скоро приедет доктор, что за ним уже послали.

Но девушке все больше казалось, что это было в совсем другом мире и не имело никакого значения, приедет ли она или не приедет вовсе.

Потом, когда света уже не было видно, она слышала музыку где-то очень далеко – прекрасную, великолепную, совершенную музыку, и видела во мраке Пианиста. Только она уже не могла рассмотреть его лица.

– Дед, но это не ты, – произнесла она, не понимая, отчего говорит об этом, почему не узнает Старика.

Там на самом деле никого и ничего не было. И только музыка возникала ниоткуда. И было понятно, что ее не может воссоздать человек, она была нерукотворна, не подвластна разуму и мастерству смертного.

В какой-то момент Жаклин даже обрадовалась, когда почувствовала, что это конец. Она была уверенна, что через несколько дней или даже часов она встретится с Сержем. Тогда навсегда они будут неразлучны. Ее не интересовало даже где именно, в раю или в аду произойдет эта встреча. Если она снова будет с ним, то это не имеет никакого значения.

Но Жаклин прислушалась и поняла, что музыка не звучит больше. В доме было тихо, только слуги метались и не скрывали напряжения.

№№№№№№№№

Старик боялся, что она умрет, и знал, что не переживет и этой потери. Тогда его одиночество окажется полным, и он не дождется никогда ее прощения. А он уже успел привязаться к Жаклин, и верил в то, что умрет у нее на руках, а не наоборот. Она – единственная радость и надежда, все, что у него еще оставалось. И он готов был возроптать на Всевышнего.

В бреду она говорила о музыке, но не было Пианиста, никто не играл, а сам он не решился бы сесть за рояль, уж слишком тревожно было на душе. Даже жалкого подобия той музыки он воссоздать бы ни за что не смог. А пока готовый к бунту герцог Ра молился о том, чтобы Жаклин оставалась с ним, чтобы она не покидала его раньше срока.

– Ты забрал всех, кто был для меня любим и дорог. Она и без того принадлежит тебе, надо лишь немного подождать, но ты не можешь меня так обездолить, ты не сделаешь этого, – твердо говорил он.

И в просьбе его звучали какие-то странные нотки. В своем отчаянии он был мало похож на просителя, таким странным оказался его разговор с богом.

Мессир издалека за ним наблюдал. Больше всего ему хотелось убедиться в том, что Старик не так одинок и не так равнодушен ко всем людям, как могло показаться в самом начале. Так все это и было, как он успел заметить.

Старик тоже догадался о том, что Мессир его подвергает испытанию, но он понимал, что ничего от него требовать не может, и будет лучше если он подчинится и докажет, что каков бы не был итог, он не смеет роптать, хотя доказать это каждый раз было все труднее.