Читать книгу Тайна «Лунной сонаты» - Любовь Сушко - Страница 4

Часть 1 Незванный гость
Глава 1 Старый замок

Замок, окруженный тенистым парком, был великолепен. Мало у кого сердца не наполнялись восторгом или черной завистью, когда люди видели это сооружение.

Ослепительно белый, на фоне яркой зелени, причудливый по форме, даже среди старинных собратьев своих, он отличался таким изяществом, которое на первый взгляд было малозаметно, но стоило присмотреться внимательнее, и оно поражало воображение.

Так, кто видел его только снаружи, могли себе представить, как хорош он был изнутри, каким великолепием должно блистать его убранство, не просто радуя, но и восхищая самый привередливый взор.

Но это были только плоды воображения, не многим, даже самым настойчивым чужакам, случайным гостям, удавалось даже по обширному и роскошному парку прогуляться, а не только заглянуть в залы его, – они были окутаны невиданной тайной.

Наверное, потому он еще больше манил и пленял воображение наивных романтиков и мечтателей. Но любопытство даже соседей, живших поблизости с обитателями замка, так и не было удовлетворено – им не удавалось проникнуть туда, как не старались.

В прежние времена хозяин его почти не бывал здесь, а потом, когда неожиданно вернулся и поселился, то вел затворнический образ жизни, почти никого не принимал, и не выезжал сам, вызывая массу нареканий со стороны знакомых. Сколько было пересудов и обид, немало его не волновавших.

Соседи отстали от него, когда убедились, что старому герцогу нет до них никакого дела. С годами ничего не изменилось, и он в их воображении стал скорее похож на одно из привидений, которых в подобных замках должно было водиться немало.

Но если бы им удалось познакомиться с ним поближе, они бы смогли убедиться в том, насколько он странный и непонятный человек.

Владелец прекрасного замка, таинственный герцог Ральф де Мессерер в то время был уже почти стариком, сохранившим в когда-то прекрасных чертах величественность и следы былой воли и не дюжей силы.

Прошло столько лет, со времен его молодости, но все еще о нем ходили невероятные слухи и сплетни, одни опровергавшие другие, невероятные и таинственные легенды, которым позавидовал бы сам граф Дракула. Они порой доползали даже до королевского двора.

И только единственный человек, которого они, казалось бы, никак не касались, и был сам герцог. Может быть, он и на самом деле забыл о существовании мира, так хорошо его помнившего и так живо им интересовавшегося.

№№№№№№№№№

Слуг в таинственном замке было немало, но они оставались, безмолвны и безучастны к расспросам чудаков, ничего нельзя было у них выведать. Все тайны вскоре должны были быть навсегда похоронены в роскошном семейном склепе. Вот это и раздражало многих современников графа Ральфа.

Правда, до ушей любопытных дошли какие – то вести о привидениях, обитавших в отдельных комнатах, куда вечером не решались зайти даже самые отважные слуги. И даже утром, проходя мимо, не только девицы, но и парни крестились и бледнели, и сами становились больше похожи на те приведения, о которых предпочитали молчать, чтобы не будить лихо, пока оно спит.

Но порою, когда приведения действовали особенно активно, люди готовы были лишиться рассудка, тогда хотелось хоть кому-то поведать о том, что происходило.

В такие дни на исповеди в старом храме священнику приходилось выслушивать сбивчивые рассказы, в которых даже мудрому человеку так трудно было отличить правду от выдумок. Но он слушал исповеди терпеливо и молча, а что еще ему оставалось?

Потом все стихало на какое-то время. Но священник заметил, что ни один из перепуганных насмерть людей герцога замка так и не покинул, все они там умирали в свой срок и оставались частью единого целого.

№№№№№

Хозяин замка вовсе не был злым и раздражительным ворчуном, как могло показаться малознакомым людям. Наоборот, если бы они узнали его поближе, то поняли бы, что он любит шутки, и сам часто смеялся и разыгрывал тех, кто был с ним рядом. Но герцог не любил тех людей, которые жили с ним по соседству, готовых бесцеремонно судить и рядить обо всем, что их не касалось и касаться не могло. Он свято охранял тайны личной жизни, никого не подпуская к ним на расстояние пушечного выстрела…

Потом, ничего не зная, не ведая на каждом балу, близкие и страшно далекие знакомые его, готовы были давать советы, словно их кто- то о том просил, выражать сочувствие, будто он в нем нуждался.

Герцог не любил многих, и по пальцам можно было сосчитать тех, к которым он проявлял хоть какую- то благосклонность, а уж тех, чье общество мог терпеть хотя бы несколько часов и вовсе днем с огнем не отыщешь.

Одиночество не только не угнетало Старика Ра (так, помня о боге солнца его порой называли на что-то обиженные шутники), а доставляло такую радость и такое наслаждение, что он чувствовал себя совершенно счастливым только когда оставался совершенно один.

Уединение было самым желанным из всех его сокровищ. Конечно, если бы ему пришлось доживать последние дни в лачуге бедняка, среди нищеты и убожества, может быть, он иначе бы ко всему относился, но его замок был великолепен. Он включал в себя целый мир, за пределы которого выходить ему не хотелось. И покидал герцог его в те редкие дни, когда в том была особая необходимость.

Правда, иногда вечером у камина он жалел о том, что рядом нет какой-нибудь юной внучки, хорошенькой и веселой, с которой он мог бы посостязаться в остроумии, просто поболтать обо всем на свете. Но такие крамольные мысли быстро улетучивались.

Старик Ра в такие минуты думал о том, что юное создание могло бы нарушить навсегда спокойный ход его жизни, заставить его решать какие- то проблемы, общаться с людьми, которых он и на порог бы не пустил в другом случае. Ради нескольких веселых вечеров жертвовать привычками и маленькими радостями ему совсем не хотелось.

А потом появятся не прошеные гости, молодые люди, которые будут просить ее руки, и тогда вообще ничего не останется от мира и тишины, к которым он так успел привыкнуть. Не бывать этому – твердо решил старик и верил, что Бог, до сих пор к нему благосклонно относившийся, избавит его от всего этого. Он не допустит такие бесчинства.

№№№№№

Это был по всем приметам странный день.

Старик, впервые за много дней, проснулся с ощущением причастности к чему – то большому и очень важному. Не часто в сознании его возникало такое чувство. В такие минуты он ощущал небывалый подъем сил, особое вдохновение, которое делало его поэтом. Давно уже смолкшая в его душе музыка звучала с новой силой и была прекрасна, да что там, просто пленительна.

После завтрака, спустившись в библиотеку, он, почти не раздумывая, снял с полки старинный том Данте, сначала в английском переводе, но, подумав немного, поставил его на место. Нашел оригинал на итальянском и безошибочно раскрыл сразу третью часть – описание рая. Сколько раз за всю жизнь пришлось ему перечитывать этот шедевр…

Он начал читать, больше ничего не замечая вокруг. Старинное кресло казалось мягким и удобным, сколько вечеров провел он в нем с любимой книгой в руках, и это было истинным наслаждением.

Господи, как же давно он не брал в руки Данте, особенно этот том, на итальянском. Как давно не погружался в этот ни с чем несравнимый мир откровений, страстей, воспоминаний, страшных пророчеств, и света бессмертной любви, которая «движет солнце и светила».

Как давно он не перечитывал любимейших строк. Но почему это случилось? Боялся ли он чего-то, уцепился ли в свой излюбленный покой, от которого было так трудно отказаться даже на короткий срок, еще страшнее потерять его навсегда.

Холя и лелея его, Старик Ра вдруг понял: что-то большое и важное стремительно уходит от него навсегда. И это что-то было конечно неумолимое время.

Возможно, у него именно времени совсем не осталось. Умирали и более молодые его современники и бывшие приятели, он и без того задержался на этом свете.

Но о чем еще можно было мечтать? Его жизнь – он ясно осознал это, – могла оборваться в любой день и час. И тогда ничего уже не исправишь, придется ответить за все совершенное, и то, что он хотел сделать, да не смог.

Нет, все обман, он вовсе не собирался успокаиваться, пока был жив. Теперь, когда Данте снова был в его руках, когда герцог оказался в раю, а не в аду, как обычно случалось прежде. Как правило, он задерживался именно на первой части комедии, теперь он это понял особенно ясно. И хорошо, что понял вовремя. Какой- то, пусть и не очень большой срок ему все-таки еще оставался, он смел, надеяться на это. Конечно «блажен, кто верует, легко ему на свете»…

Он еще мог вместе с гением отрешиться от мелкой и пошлой реальности, и на какой – то миг подняться на ту невероятную высоту, увидеть все, задохнуться от счастья и только после этого умереть. И самое главное, он знал, что сможет это сделать, вопреки всему. И сможет в последний раз взглянуть в лицо Беатриче.

«О Господи! Дай мне сил еще раз пережить и изведать это, позволь мне пройти этот путь снова в последний раз», – взмолился он, хотя кажется, никого и ни о чем не просил давным-давно.

В доме не было окон, а двери так плотно закрыты,

Что какие-то птицы разбились, просясь на постой.

Никого не впускал в этот мир, о, чудак деловитый,

А меня вдруг окликнул с порога так странно: – Постой.

И ему подчинилась, сама я себе подивилась.

Ведь никто в этом мире не смог бы меня укротить.

И морская волна возле ног обреченно забилась.

И меня он позвал, чтобы чаем в саду угостить.

А потом он роман свой читал и в порыве экстаза

То взлетал к облакам, то валился на землю, шутя.

Что там было – не помню. Тонула и слово, и фраза

В этой водной пучине. Кто был он? Старик и дитя.

Впрочем, это со всеми мужами однажды случится,

И затворники снова врезаются горестно в мир.

И закат там алел, и кружилась растерянно птица.

И какая-то тень все витала спокойно над ним.

Что там было еще? Ничего из того, что смущало

И тревожило нервы усталых и желтых писак.

Только птица вдали, обреченно и дико кричала.

Он смотрел в эту даль, и я видела, как он устал.

Дар общения нам, как богатство и слава дается.

Мы бежим от него и в писании скрыться вольны.

Только призрак прекрасный над гением снова смеется,

– Кто она? – я спросила, – Душа убиенной жены.

– Как могли вы? – Я мог, – повторил он, как горное эхо,

И расплакался вдруг, как ребенок, почуяв беду,

И я к морю бежала, и помнила снова про это.

Ночь прекрасной была, но я знала к нему не приду.

И сидел он один, и в саду, где усталые птицы,

Все взирали угрюмо, хранили покой свысока,

Будет долго потом, мне старик этот призрачный сниться

И свечу погасила прекрасная в кольцах рука.

– Навести его, детка, – мне она, наклонившись, сказала, —

– Я сама умерла, он невинен, он просто Старик

И погасши давно, та звезда мне во мраке мигала

И забылся опять, он в романах прекрасных своих.