Читать книгу В тени креста - Максим Греков - Страница 10

***

Государев думный дьяк Фёдор Васильевич Курицын был человеком прозорливым и вдумчивым, наверно потому и ведал всеми посольскими делами при государе Иоанне III Васильевиче. И хотя, по долгу службы, он ежедневно распутывал нескончаемый клубок государственных дел, суеты сей муж не любил. С тех пор как три года назад при посредничестве крымского хана и венгерского короля, он благополучно удрал из турецкого плена, в жизни его многое изменилось. Вне стен государевых палат он стал менее словоохотлив и почти перестал бывать на многочисленных боярских пирах, ближних друзей почитай всех растерял, и его редко можно было увидеть с кем-либо, кроме своего брата Ивана, прозванного в народе «Волк». Меж бояр ходили слухи, что он в быту превратился почти в монаха, вкушал пищу всё больше скоромную, мёда и вина вовсе не пил и с женой почти не встречался, при этом никакой женской ласки на стороне не искал. Время своё проводил или на службе при государе или за книгами. Но совсем иначе выглядел Фёдор Курицын в делах шпионских. Сей дьяк, широко раскинул сети заговоров и провокаций, а нити его связей уходили далеко на запад. Фёдор Васильевич не был мягок: всё планировал заранее, о победах своих не распространялся, а провалы переносил спокойно, без падения духом.

После вечерней зари, как это часто бывало, Фёдор Курицын вместе со своим братом Иваном, заперлись в покоях, что выходили окнами во двор его усадьбы. Запалив всего одну свечу, Фёдор Васильевич поставил её по центру широкого стола, заваленного бумагами и свитками, и на ходу повернувшись к брату, спросил:

– Не было ли сегодня гонца?

Не дожидаясь ответа сел, напротив, без умысла раздвинув несколько бумаг на столе. Посмотрел на отрицательно качнувшего гривой своих серо-пегих волос Волка.

– А про случай на беклемишевом подворье ты уже что-то ведаешь, брате?

Иван снова покачал головой. Фёдор чуть шевельнул бровью и продолжил:

– Что ж. Будем надеяться, что неудача в сыскных делах не приведёт молодого Беклемишева к разочарованию, и он останется прежним врагом тех, кто злоумышляет на государя. Теперя…, – размышлял вслух Фёдор Курицын, – …следует подумать о нашем на него воздействии.

Волк плотоядно ухмыльнулся и провёл пятернёй по своей густой пегой бороде:

– Прямо с языка снял, брате. Именно сейчас, когда всё так обернулось, он, пожалуй, будет охоч до нужного нам дела.

– Расскажи мне о нём.

– На службе государевой, как ты знаешь, он не давно, но рвение проявляет. На отца своего похож только внешне, но не характером, больно норовист и колок, почти как его дядя – воевода Семён. Как и все в их семье, Берсень строгих нравов, ни в каком разгульстве и мотовстве замечен не был. Пока холостой. Грамоту разумеет, в приказе служит исправно.

– Как воспринял свой отвод от дела?

– Что было у государя и о чём там говорили, то мои соглядатаи не узрели. А опосля, был сдержан ….

Фёдор Курицын удовлетворённо кивнул и сказал:

– Такой человек нам и надобен. Очевидно, что с потерей Бориса Лукомского некоторые наши дела замедлились. Пора их расшевелить…. Но покойник Борис, своей кончиной сослужил нам последнюю службу. Немалых трудов стоило мне убедить государя в том, что сыск, ведомый Гусевым и Беклемишевым всё пустое, и если бы не эта смерть, то так скоро не закрыть бы эту язву. Жаль княжича-молодца, но что было делать, коль споймали его? Вдруг заговорил бы? – по привычке в полголоса проговорил Фёдор Курицын. – Да, к слову, а что там с телом несчастного Бориса, где оно? Где-то схоронено? Али его забрал отец?

– Про похороны я ничего не ведаю. Однако, доподлинно, что старый князь Иван Лукомский ныне не на Москве, он токмо на день Апостола Иакова к Москве возвертаться с богомолья должо́н, об том у нас уговор был. Так что, мыслю он ещё ничего не знает.

– Значит… тело всё ещё на подворье Беклемишевых? Что говорит твой человек?

– Мой человек пропал, – Волк скривился, как от зубной боли. – И нутром чую – тут не обошлось без Ласкарей.

– Худо, – буркнул в ответ Фёдор Курицын. – Сие, очень худо, брате, снова эти клятые греки плюют в кашу, что мы заварили. Н-да… А как к Ласкарям относится Берсень?

– Да, без особой приязни.

– Это для нас хорошо, но тело Бориса надо сыскать. Для нас вообще лучше, если бы это тело больше никто и никогда не увидел, пусть он просто сгинет. Ну а с Берсенём, после….

– Есть у меня один человече…, – Волк хищно улыбнулся, – … он могёт.

– Это тот, о ком я думаю? Быть по сему, – не возражал Фёдор Васильевич. – Пусть займётся. Как там его кличут?

– Ныне он прозывается Тихон.

– Вот и добро. Пущай будет «Тихон», – согласился дьяк. – Итак, любезный брате, пока я буду весть догляд за Беклемишевым Ивашкой, ты – готовь послание к нашему другу, пусть ведает, что тут у нас. Он же уже в монастыре?

– По времени, должен там быть, но вестей пока не подавал. Видать затаился.

– Это меня и тревожит, но пока…, мы подождём, – Фёдор Курицын рукой накрыл и погасил свечу, давая понять, что разговор окончен.

Волк тяжело поднялся со своего места и вышел, оставив дверь открытой.