Читать книгу Идущие навстречу. На пути друг к другу. Между двух огней - Мария Борисовна Хайкина - Страница 12

Тоненькие веточки Хорвин установил шалашиком, под них уложил сухой мох, в середине которого расположил трут. Поднеся к нему зажатый в одной руке кремень, он резко ударил по нему кресалом. Блеснули искры, несколько ворсинок налились красным, сразу нагнувшись, Хорвин стал раздувать притаившийся огонь. И вот появились крохотные язычки пламени, вот они побежали по мху, вот, становясь выше и крепче, охватили веточки, и скоро костер уже весело потрескивал. Пламя прихотливо извивалось, обнимая сложенные горкой сучья, и легкий, прозрачный дымок убегал к небу.

Ровину внезапно охватила радость. Дома, для того, чтобы получить огонь, достаточно было дать указание кому-нибудь из слуг принести его, заботы по его разведению никогда ее не касались (придется пояснить, что в описываемый мною период спички еще не получили распространение). И сейчас решение этой ежедневной задачи ощущалось как важная победа, а проделавший все с ловкостью фокусника Хорвин казался волшебником.

Устроившись на притащенном Хорвином обломке ствола, спутники смотрели, как огонь вырисовывает свои причудливые извивы в сероватых сумерках. Наступил второй вечер пути. Полянка, на которой они расположились, казалась близнецом той, что принимала их в первую ночь, те же ровные стволы вокруг, тот же опутывающий их кустарник, такой же травяной ковер под ногами.

Другой стала атмосфера. Они уже не были противниками. За день в душе Ровины пустило робкие ростки доверие к похитителю. Она ощутила, что он не стремится ее погубить, она смогла увидеть в нем человека, так же, как и она, заблудившегося. И выбираться из ямы, в которую завели ее малодушие и его злопамятность им предстояло вместе.

В этот вечер Хорвин не стал сразу связывать свою пленницу. Пока он готовил все к ночлегу, она ходила за ним хвостиком. Она могла бы просто ждать на поляне, но рядом с Хорвином Ровина чувствовала себя спокойнее.

Она не осознавала этого, но высказанное ею доверие зажигало в нем ответное желание заботиться о ней. Все наши чувства находят свое отражение в чувствах других: неприятие, страх, обида, ненависть порождают то же неприятие, в то время, как доброта, сочувствие, благодарность и в ответ вызывают такие же чувства. Доверие Ровины начало растапливать тот лед тоски и отчаяния, в котором застыла душа Хорвина.

Не только Ровина вступала в разговор без страха, но и Хорвин стал отвечать ей более свободно, ему тоже нужно было выговориться, ему также необходимо было ощущать себя не одиноким в своем непростом пути.

– Как ты думаешь, за нами идет погоня? – вопрос этот давно интересовал девушку.

– Если б нас преследовали, то нагнали бы. Движемся мы небыстро, – отозвался ее спутник.

Поднявшись, он направился к своему мешку. Вернулся с хлебом в руках. На этот раз Ровина без возражений приняла свой кусок.

Усевшись, Хорвин продолжил говорить:

– Но, надеюсь, погони не будет. Еще вначале я дважды проводил нас по воде, чтобы сбить со следа собак. И потом, я постарался представить все так, будто ты убита.

– Так для этого ты пачкал одежду кровью? – догадалась Ровина.

Забыв об ужине, она во все глаза смотрела на рассказчика.

– Для этого.

– Господи, а я-то ничего не понимала. Как я тогда испугалась!

– Я это увидел, – коротко заметил Хорвин.

Он глядел перед собой знакомым остановившимся взглядом.

«Ну вот, опять весь напрягся. И что же все его мучает?» – пронеслось в голове его спутницы.

– Хорвин, а если все-таки догонят, что будет тогда? – вернула она его к прежней теме.

– Что тогда? – проговорил он медленно, выходя из оцепенения. – Тогда ты пойдешь домой, а я – в тюрьму.

Ровина поразилась спокойствию, с которым были произнесены эти слова.

– И ты не боишься?

– Тюрьмы? Нет, – ответил он. – То, что внутри – страшнее, а заключение можно пережить. Да оно меня, скорее всего, и не минует.

Равнодушие его тона резануло девушку по сердцу.

– Хорвин, скажи, – тихо спросила она, – ты ведь добился, чего хотел. Я в твоей власти, я несу наказание. Тебе стало легче?

– Легче? – он как-то странно усмехнулся. – Легче… Когда-нибудь, надеюсь, мне станет легче. А сейчас? Мы ведь еще не закончили путь.

Девушка смотрела на него, не отрываясь, хлеб чуть дрожал в напряженно стиснутых руках.

– И потом, Ровина, – продолжал говорить Хорвин, глядя перед собой, – я ведь не только тебя виню. Я виноват не меньше в том, что между нами произошло. Вся твоя игра была очевидна. Эти будто бы случайные встречи. Якобы поврежденная нога, таинственный преследователь. Твое настойчивое желание развивать знакомство. Обычные женские уловки! Как я на них купился! Возомнил себе бог знает что… Да мне просто хотелось быть обманутым! – Невеселая усмешка скользнула по его глазам. Он провел рукой по лицу. – Так что, когда я создавал свой замысел, я создавал его для двоих.

Ровина вздохнула. Что бы там Хорвин ни думал об ее уловках, в то время она была и искренна в своем стремлении сблизиться с ним. Но как сказать ему об этом теперь? Она низко опустила голову и, вспомнив о хлебе, занялась им.

Хорвин смотрел на огонь. Девушка не поднимала глаз, она чувствовала, что сейчас его лучше не трогать. Пусть придет в себя.

Наконец он чуть слышно вздохнул и начал есть свой кусок. Тогда только девушка заговорила. Теперь она предпочла сменить тему.

– А как тебе удалось все это организовать?

На этот вопрос он ответил уже спокойно:

– Сперва познакомился с одной служанкой из вашего дома. От нее узнал подробности о твоей поездке.

– И кто же это был? – захотела выяснить хозяйка.

– А вот этого я не скажу, – отрезал Хорвин. – К моему преступлению она не имеет никакого отношения, и я не хочу, чтобы у кого-то были неприятности из-за меня. Так вот, потом, через одного приятеля, я вышел на труппу безработных актеров. Они согласились за плату разыграть ограбление.

– А где же ты взял деньги?

– Отдал все, что удалось накопить к тому времени.

– Ты потратил все, что у тебя было, на месть? – удивилась Ровина.

Он усмехнулся.

– Тебе это странно? А вот я – такой… Если что-нибудь задумываю, то выкладываю все.

– И тебе не жалко?

– Чего, денег? Какая ерунда! Я жизнь свою пустил под откос.

И тут она представила, что сделал его замысел с его жизнью. Все достигнутое перечеркнуто. Скитания. Ожидающее его заключение.

– А жизни тебе не жалко? – тихо спросила девушка.

– А жизни у меня, Ровина, уже не было… – ответил он просто.

Прозвучавшая в его голосе тоска холодом отдалась у нее в груди.

Оба замолчали, думая, каждый, о своем.

Девушка стала глядеть на костер. Красноватое пламя ласково обнимало сучья, исходившее от него тепло отогревало и гнало мрачные мысли прочь. Огонь притягивал к себе взгляд, хотелось окунуться взором в его живую прозрачную глубину, смотреть и смотреть на его пляску, любоваться прихотливыми извивами и слушать незатейливое пение. И тяжелое впечатление от слов Хорвина стало растворяться, улетать со стремящимися вверх искрами, и становилось легче, и черная тоска, камнем лежащая на душе, постепенно обращалась в светлую печаль.

Ровина прервала молчание первая, ей все же хотелось узнать до конца историю своего похищения.

– Расскажи, как все происходило?

Хорвин тряхнул головой, отгоняя тяжкие мысли, и продолжил свой рассказ:

– Мнимые разбойники напали, удалили слуг, взяли, что хотели, оставив мне лошадь и тебя. Я заплатил им обещанные деньги, и мы расстались.

– А что стало со слугами?

– Надеюсь, ничего страшного. Иметь на своей совести еще и их было бы слишком тяжело. По договоренности их должны были связать с расчетом, чтобы через час – два они смогли сами освободиться. Мне нужно было время, чтобы отойти с тобой подальше.

Молодой человек встал, вытащил из заготовленной кучи несколько сучьев, подкинул их в костер.

– Но вообще-то я рисковал, – заговорил он снова. – Ведь мои разбойники могли воспользоваться моей же наводкой в своих целях. Но честность можно встретить не там, где ее ожидаешь. Эти мошенники оказались честными людьми. В отличие…

Он замолчал.

– Договаривай, – отозвалась Ровина. – В отличие от меня? Ты это хотел сказать?

– Да, – подтвердил он. – Я это хотел сказать.

…

Опять повисло молчание. Тихо потрескивал костер, его искры прозрачными сверкающими капельками убегали вверх, к темнеющему небу. Спускалась ночь. Поляну стал окутывать полумрак, на огромном небесном куполе проступали звезды. Любопытными глазами смотрели они на землю.

Пора было устраиваться на ночлег. Настал момент, который Хорвин всячески старался оттянуть. С неслышным вздохом молодой человек поднялся.

– Пойдем, я привяжу тебя.

Но на этот раз Ровина взбунтовалась. Он больше не вызывал у нее страха, и впервые она осмелилась на открытый протест.

– Опять? Я не выдержу!

– Сегодня в последний раз, – сказал он успокаивающе. – Потерпи, прошу тебя.

– Не надо! Ну пожалуйста, не надо! – взмолилась его пленница. – Мне опять будет плохо!

– Ровина, пойми, я не могу рисковать, – теперь он начал ее уговаривать. – Бог знает что придет тебе в голову. Я должен быть уверен, что ты не попытаешься исчезнуть.

– Я обещаю тебе!

– Поверь обещаниям женщины!

Ровина опустила голову. Да, о каких обещаниях она могла говорить, когда с самого начала обманывала его.

Хорвин присел рядом, заглянул ей в глаза. Взгляд его был просящим. Ничто сейчас не напоминало в нем того сурового мстителя, которой так безжалостно обращался с ней вчера.

– Понимаешь, – непривычным был и его тон, – если ты будешь свободна, мне придется, следя за тобой, не спать всю ночь. Днем ты едешь, а я иду. Да еще мне надо не сбиться с пути. Мне необходимо отдохнуть, Ну давай, я постараюсь не слишком сдавливать тебя.

Сопротивляться этому новому мягкому Хорвину она не могла.

И вот он снова старательно опутывает ее веревками, и вскоре она уже лишена возможности двигаться. Спиной она ощущает жесткий ствол дерева, руки притиснуты к туловищу, веревочные петли лежат на теле тяжелыми кольцами. Молча следит она, как ее спутник готовится ко сну.

Однако отвлечься от мыслей о своем неудобном положении у нее никак не получается, все беспокоит ее. Локон, выбившийся из-под платка, щекочет лоб, и Ровина тщетно пытается убрать его. Кто-то ползет по шее, перебирается на щеку, а она ничего не может сделать.

Но тут заметивший ее ерзания Хорвин опускается рядом на корточки.

– Ну, что с тобой?

– На лице… Посмотри, что там.

– Это – муравей, – легким щелчком он смахивает тревожащее ее насекомое. – Ну, вот и все.

– Поправь мне, пожалуйста, волосы.

Хорвин заправляет ей прядь под платок, на секунду он задерживает руку. Лицо его внезапно становится бесстрастным.

– Послушай, если станет невмоготу, буди меня, – говорит он ровным голосом и отходит прочь.

Ночь опускается на землю. Ее они встречают каждый на своем месте: Хорвин – на лежанке, Ровина – у дерева. Девушке слышно его неровное дыхание, видно, как он ворочается, словно и во сне не может обрести покоя.

Подрагивает костер, ее единственный товарищ в этом огромном лесу. Он то выхватывает из мрака темную голову со слегка вьющимися прядями, то скрывает. Временами доносится постукивание копыт преступающей лошади.

«И лошадку бедную затащил неведомо куда. Ей-то за что достается? Стояла бы сейчас в конюшне, жевала свой овес и не знала печали.

А дома, что там дома? С ума, конечно, сходят. А если они поверили, что я умерла? Бедные, бедные! И они должны страдать. Господи, да за что же! Об этом он подумал, когда лелеял свои планы?

О чем он вообще думает? О своей обиде или… Не знаю… Не могу понять. Его все время что-то гложет, и конца нет этим терзаниям. Хоть бы он наконец успокоился!»

Между тем костер медленно догорел, и поляна погрузилась во тьму. Теперь она с трудом различала очертания предметов во мраке. Ровине стало страшно. В первую ночь она была едва жива от усталости, тогда она заснула бы, даже привяжи ее вверх ногами. Менее тяжелые испытания этого дня не смогли так ее обессилить, и сегодня сон к ней не шел. Терзавший девушку страх был беспричинным, она боялась не своего непонятного спутника и даже не таящего неизвестные опасности леса, она просто боялась.

«Как я устала от вечного страха, как хочется домой, к людям, в комфорт и безопасность. Попаду ли я туда когда-нибудь? Ох, Хорвин, Хорвин, что ты со мной сделал!»

В довершение всех бед от неподвижности стало ломить мышцы. Скоро все у нее гудело, а если, пытаясь хоть чуть переменить положение, она начинала ерзать, веревки тут же впивались в измученное тело. Мысли крутились по одному и тому же кругу.

«И что я сижу? Он же сказал будить себя. Разбудить? Пусть он не спит!

Ну почему я терплю, почему стерегу его сон? Потому что он тоже устал? Потому что его ноша не легче моей?

Да он сам все это затеял!

А ведь, не согласись я на ту жестокую игру, ничего бы и не было. И мы до сих пор бы встречались!

Господи, ну почему я не захотела сберечь наши отношения? Почему? Вот и сижу здесь, не могу пошевелиться, и все тело болит до невозможности».

Ровина пыталась отвлечься, считала видневшиеся между деревьями звезды, вспоминала все известные ей стихи, шевелила ногами, крутила головой. Ничего не помогало.

Она не знала, сколько времени миновало, когда, не выдержав, она позвала своего спутника.

– Хорвин, пожалуйста! Я больше не могу!

Почти сразу она услышала, как он завозился в темноте. Снова начал разгораться костер, и при его свете Хорвин стал распутывать веревки. В полумраке она не видела его лица, но чувствовала, как его руки осторожно, стараясь не причинить лишних страданий, касаются ее. Затем он помог девушке добраться до лежанки, и она повалилась без сил.

– Ложись, поспи.

– А ты?

– А я посижу. – Он подкинул хвороста в костер. Пламя взметнулось и осветило лицо с усталыми тревожными глазами. – Спи.

Ровина поерзала на своем новом ложе. Конечно, его было не сравнить с уютной домашней постелью, но блаженством была возможность просто вытянуться и расслабиться. Очень скоро она провалилась в сон. Последнее, что видела девушка, это задумчивое лицо ее спутника, на котором плясали отсветы костра.