Читать книгу Искры хаоса с небес - Михаил Анисимов - Страница 12

Когда планировалась вся встреча и встал вопрос о возвращении селаринского корабля на родную планету, то большой астрономический коллектив учёных составил тщательный маршрут движения космического судна буквально посекундно. Его пришлось согласовывать с ксавиронцами. Потому что момент вылета и стыковки в заданной точке был проработан очень досконально. А вот о пути назад поначалу особо-то и не думали. И понято, почему представители Ксавирона к этому отнеслись несколько безучастно. Ведь им не нужно было двигаться обратно домой. Они должны были проследовать за селаринцами и остаться на их орбите. И, в общем-то, неважно сколько времени на это бы ушло. И не важен период вращения планеты вокруг своей оси. И многое другое – тоже неважно. Но не для селаринцев. Им нужно было учесть скорость корабля таким образом, чтобы он точно пришёл на светлую сторону их дома. А значит, все церемонии в космосе должны были пройти по заданному расписанию секунда в секунду. Иначе посадка могла не состояться там, где всё было подготовлено для неё. Ксавиронцы, любящие чёткость и последовательность действий, были согласны, что процедуры первого знакомства должны соответствовать предложенным пунктам. Они в них увидели что-то родное, что-то свойственное именно им. И в целом, им были понятны вычисления соседей и ясна прагматическая сторона вопроса.

Ах, как же хорошо, когда тебя понимают даже инопланетяне… Так, наверное, подумали все селаринцы, участвовавшие в проработке деталей встречи…

И вот пришла минута посадки. Латор стоял в окружении селаринских делегатов и наблюдал, как их корабль входит в атмосферу планеты. Прозрачные стены центрального зала, где они находились, словно растворились, открывая вид на Селарин, искрящийся своими хрустальными равнинами под лучами солнца. Корабль, изящный и текучий, будто сотканный из света, начал своё снижение, и первые языки пламени, порождённые трением об атмосферу, лизнули его корпус, окружив судно сияющим ореолом. Эти всполохи, мягкие, почти призрачные, отличались от яростных бурь, что сопровождали посадки ксавиронских машин – здесь всё было пропитано той же утончённой гармонией, что Латор уже замечал в селаринцах. Пол под ногами едва заметно дрожал, но вибрация была плавной, словно корабль не падал, а скользил по невидимым волнам. На экранах, окружавших зал, мелькали данные – кривые траекторий, показатели температуры, частоты реверберации, – но они казались скорее частью ритуала, чем необходимостью: селаринские технологии, похоже, сами знали, как возвращаться домой.

За иллюминаторами атмосфера Селарина расцветала красками: от бледно-голубого свечения стратосферы до перламутровых облаков, что расступались, открывая вид на поверхность. Хрустальные шпили, словно застывшие волны, тянулись к небу, а между ними простирались равнины, переливающиеся, будто усыпанные осколками звёзд. Латор, привыкший к багровым пустошам и металлическим хребтам Ксавирона, почувствовал, как его дыхание на миг замерло. Этот мир был слишком красив, слишком чужд, и эта красота, вместо того чтобы восхищать, пробуждала в нём тревогу, которую он старался скрыть. Его лицо, суровое, с нахмуренными бровями, оставалось неподвижным, но пальцы, скрещенные за спиной, выдавали внутреннее напряжение. Он был воином, командующим, избранным государем, но здесь, среди этой неизвестной гармонии, он ощущал себя пришельцем, чей экзокостюм, даже снятый, всё ещё тяготил его плечи.

В его груди боролись противоречия. С одной стороны, он чувствовал гордость за то, что стал первым ксавиронцем, ступившим на борт этого корабля, первым (надо подчеркнуть ещё раз – официально), кто увидит Селарин своими глазами. Но с другой – его терзали сомнения. Справится ли он с миссией? Сможет ли понять этот народ, чьи мысли, казалось, текли подобно их кораблю – плавно, без резких движений? Задание Верховного правителя, о встрече с агентом, лежало тяжёлым грузом на его сердце. Он не знал, что ждёт его на этой планете, и эта неизвестность, словно тень, сгущалась в его размышлениях. Латор старался держать голову высоко, но каждый раз, когда Вейл, стоявший рядом, бросал на него свой проницательный взгляд, он чувствовал, будто его неуверенность становится видимой, как трещина в броне. Он стиснул зубы, заставляя себя сосредоточиться на происходящем, но в глубине души боялся: а что, если его сила, его решимость окажутся бесполезными в этом мире, где всё дышит равновесием?..

Корабль тем временем завершал снижение. Пламя за иллюминаторами угасло, сменившись мягким сиянием, когда судно вошло в нижние слои атмосферы. Теперь равнины Селарина были так близко, что Латор мог различить тонкие нити растительности, колыхавшиеся на ветру, и отблески света, игравшие на хрустальных пиках. Корабль, управляемый невидимыми силами, замедлил ход, и лёгкий толчок, почти неощутимый, возвестил о посадке. Пол под ногами замер, а стены зала, словно в ответ, засияли ярче, отражая радость возвращения домой. Лица селаринцев, стоявших вокруг Латора, обычно спокойные, озарились едва заметными улыбками, и даже воздух, казалось, стал легче, наполнившись их безмолвным ликованием.

Латор, всё ещё неподвижный, смотрел на открывшийся пейзаж за иллюминатором. Его сердце билось быстрее, чем он хотел бы признать, и он усилием воли заставил себя выровнять дыхание. Он был здесь, на Селарине, в шаге от судьбоносной встречи, от задания, о котором знал так мало. Его сомнения, его страхи всё ещё шептались в дальних уголках мыслей, но он не мог позволить, чтобы эта неуверенность вышла и взяла верх. Не сейчас. Он выпрямился, готовясь шагнуть в новый мир, но в этот момент Вейл, стоявший рядом, повернулся к нему. Его глаза, глубокие и мудрые, словно видели сквозь маску Латора.

– Друг мой, вы здесь не один. Вы не одиноки во Вселенной. Мы идём вместе.

Эти слова, простые, но тёплые, как лучи их общего светила, на миг рассеяли тени в душе командующего. Он кивнул, не доверяя своему голосу, и шагнул вперёд, в неизвестность, что ждала его за шлюзом…

– Командующий, атмосферы наших планет практически идентичны, – проговорил один из членов делегации. – Вы можете не надевать своей брони. Вам ничего не угрожает…

Латор с подозрительностью посмотрел на селаринца и сказал:

– Я проинструктирован. И я не собирался надевать… своей брони.

– Мой коллега не хотел доставить вам неудобства, – вмешался Вейл. – Он просто так неловко предупреждает вас о том, что при вдыхании нашего воздуха, у вас могут возникнуть какие-то непривычные ощущения. Это нормальная реакция – вот что мы вам хотим сказать.

– Меня и об этом инструктировали, – ответил Латор, не меняя выражения лица.

Наконец-то двери корабля открылись – и все могли спуститься на поверхность планеты. Сначала яркий свет слегка ослепил глаза ксавиронца. Это, конечно же, с непривычки. При этом Латор почувствовал его мягкость. Это не тот свет, что печёт его родной мир. Это более благосклонный, более дружественный, более… Он не смог подобрать слов, чтобы описать его… Но ещё большее впечатление на него произвёл воздух Селарина.

Спускаясь по широкому трапу вниз, Латор вдруг сделал слишком глубокий вдох – и тут же покачнулся. Вейл с помощниками придержали его.

– Что с вами, друг мой? – забеспокоился техноархеолог.

– Ничего-ничего, всё хорошо, – уверил всех Латор.

Но так ли это было?..

Латор продолжил медленно спускаться. Его шаги отдавались глухим эхом в металлической тишине, пока он не замер на последней ступени, готовясь ступить на землю Селарина. Воздух этой планеты, свежий и прохладный, коснулся его лица, и он вновь сделал глубокий вдох…

Этот воздух был не похож на тот, что окружал его всю жизнь на Ксавироне – тяжёлый, пропитанный стальным привкусом, густой, как дыхание самой планеты, вырывающееся из её раскалённых недр. Здесь же воздух казался почти невесомым, слишком лёгким, чтобы наполнить грудь привычной тяжестью. В нём витал аромат – тонкий, ускользающий, нечто среднее между утренней росой, стекающей с листьев, и слабым электрическим шёпотом озона, который остаётся в небе после грозы.

Вдохнув снова, Латор ощутил, как его тело отозвалось на эту перемену. Голова слегка закружилась, будто командующий переступил грань привычной реальности, и он инстинктивно ухватился одной рукой за холодный поручень трапа, чтобы не потерять равновесие. Ведь во второй он держал ларец с дарами Ксавирона. И его никак нельзя было уронить…

Сердце Латора застучало быстрее, кровь запульсировала в висках, словно его организм пытался найти новый ритм в этом чужом мире. Воздух был слишком чистым, слишком прозрачным, и он, привыкший к плотной, насыщенной атмосфере своей планеты, почувствовал, как его лёгкие протестуют, требуя чего-то более осязаемого. Этот воздух не давал сопротивления, не цеплялся за горло – он скользил внутрь, оставляя после себя странное чувство пустоты. Его кожа, грубая и закалённая годами суровых условий, неожиданно отреагировала: по ней пробежала лёгкая дрожь, словно тысячи невидимых иголок коснулись её поверхности. Латор закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, но вместо привычной темноты за веками вспыхнули яркие переливающиеся искры – будто сам воздух проник в его сознание, играя с восприятием. Когда он вновь открыл глаза, мир вокруг стал ещё резче: хрустальные шпили вдали сияли ослепительно, отражая солнечный свет, а небо над головой, глубокое и синее, казалось почти живым, готовым обрушиться на него своей бесконечностью.

Сделав ещё один вдох, Латор уловил новый оттенок в этом воздухе – слабый, но отчётливый привкус соли, словно где-то неподалёку плескались волны, хотя он знал, что Селарин не имел океанов в привычном смысле. Этот вкус был мягким, едва заметным, но от него по языку пробежало еле заметное покалывание, как от слабого электрического разряда. Латор нахмурился, пытаясь осмыслить это ощущение, но оно ускользало, растворяясь в потоке новых впечатлений. Его тело, привыкшее к резким ветрам и жёсткой пыли Ксавирона, здесь ощущало себя почти невесомым – гравитация Селарина, чуть более слабая, чем он привык, делала каждый вдох странно свободным, почти пугающим…

Он шагнул вперёд, и его нога коснулась земли – мягкой, упругой, покрытой тонким слоем мха, который, казалось, излучал слабое свечение. Это движение только усилило головокружение: воздух, проникая в лёгкие, словно растворял его изнутри, заставляя чувствовать себя одновременно едва ощутимым и уязвимым. Латор напрягся, пытаясь вернуть себе контроль, но даже его дыхание, обычно ровное и уверенное, стало прерывистым, аритмичным. Этот воздух был опьяняющим – слишком чистым, слишком живым, и он не знал, как к нему относиться. В нём не было ни пыли, ни жара, ни тяжести – только эта бесконечная лёгкость, которая казалась одновременно благословением и угрозой.

Латор, воин и командующий, приученный к суровым условиям и чёткому порядку, вдруг почувствовал, как его разум затуманивается. Этот поток новых ощущений – аромат, привкус, лёгкость – был слишком силён, слишком чужд. Он сделал новый глубокий вдох, и на этот раз почувствовал, как воздух Селарина проникает глубже, наполняя не только его тело, но и мысли. В глубине души шевельнулась тревога: враждебность. Он вдруг подумал, что окутавшая его лёгкость – лишь иллюзия, скрывающая нечто более опасное…

Он выпрямился, стараясь скрыть слабость, и бросил взгляд вокруг. Воздух Селарина продолжал кружить голову, но Латор заставил себя сосредоточиться. Этот мир был новым, неизведанным, и его ощущения – лишь первый шаг на пути к пониманию. Но в тот момент, стоя на мягкой земле под сияющим небом, он был не воином, а путником, чьи силы испытывает сама природа этого странного, прекрасного места…

Членов делегации на поверхности встречала особая группа посланников, которая сдержанно и радостно приветствовала прибывших. Эти селаринцы уже готовы были чуть ли не обняться с Латором, но случилось кое-что не по протоколу…

Латор сделал шаг назад, стукнул по одному из значков на груди – и тут же облачился в экзокостюм…

– Что с вами? – испугался Вейл.

Командующий ничего не ответил – он потерял сознание…